— Значит, никаких родственников, — заключил Жосс.
Ненадолго воцарилось молчание. Потом аббатиса спросила:
— Его тоже убили Лесные люди?
— Нет, — без раздумий ответил рыцарь.
— Почему вы так уверены в этом?
— Потому что… ну… Мне не хотелось бы пускаться в объяснения. Понимаете…
— Но…
Жосс продолжил, сделав вид, что не заметил попытки Элевайз перебить его:
— Понимаете, аббатиса, все это время я думал, что наиболее вероятный убийца — Сиф. На первый взгляд, он единственный человек, который выигрывает что-то от смерти Юэна.
— Вы имеете в виду, он теперь получит большую часть того, что они нашли в лесу?
— Да. Раз оба, и Хамм, и Юэн, мертвы, Сиф, по сути, может присвоить себе все. Вот только…
— Только что?
Напряженно думая, Жосс нахмурился.
— Только в действительности все это не так.
— Что вы имеете в виду?
Жосс поднял голову и, встретив ее взгляд, произнес:
— Вам это покажется невероятным, аббатиса, но прошлой ночью в лесу явно был кто-то еще. Кто-то третий. Я имею в виду, кроме браконьеров и Эсиллт. Ну хорошо, четвертый, если посчитать и меня. А поскольку ни Лесной народ, ни Сиф, ни я не убивали Юэна — и мы, разумеется, должны согласиться, что Эсиллт тоже не делала этого, — значит, нам остается лишь заключить, что это преступление совершил таинственный четвертый.
Как заметила Элевайз, шериф Гарри Пелем собирался произвести на Жосса такое же благоприятное впечатление, какое произвел когда-то на нее.
Едва служака вошел в комнату, Жосс уступил ему свое место. На первый взгляд это казалось любезностью, но аббатиса поняла — а до нее это конечно же сообразил и Жосс, — что шерифу придется опуститься на низкий и шаткий стульчик, в то время как рыцарь будет возвышаться над ним, небрежно опершись о стену. Пелем явно оказался в невыгодном положении.
— Это опять те проклятые безбожники, Лесной народ, помяните мое слово, — говорил Гарри Пелем, тыча по своей привычке пальцем в Жосса. — Сначала одно убийство, потом другое, и оба — ночью, при полной луне! Я спрашиваю вас, какие еще доказательства вам нужны?
— Хм-м… — отозвался Жосс.
Он бросил взгляд на Элевайз, и аббатиса подумала, что Жосс, похоже, тоже заинтересовался, сам ли шериф Пелем пришел к мысли о луне, или об этом факте — полнолунии прошлой ночью — ему доложили.
«Скорее всего, последнее», — решила она.
— Видите ли, — заявил Гарри Пелем, — они совершают всякие такие дела, когда луна полная.
— Совершают всякие такие дела, — бесстрастно повторил Жосс. — Какие же это «всякие дела», шериф?
— Ну, вы сами знаете. Обряды и прочее.
— А, понимаю. Ты очень понятно объяснил, шериф.
«Ну уж сейчас-то Гарри Пелем точно должен понять, что над ним насмехаются», — подумала Элевайз.
Однако этого не случилось. Шериф невозмутимо продолжал:
— Видите ли, это древнее… м-м-м.„племя, если вам так больше нравится, сэр Жосс… Они живут странной жизнью под открытым небом, по своим собственным законам. Всякие штуки вроде луны и тому подобного имеют для них важное значение. И, как я уже сказал доброй сестре, когда в такую же пору месяц назад был убит этот… как его там…
— Хамм Робинсон, — подсказала Элевайз.
— Спасибо, сестра.
— Аббатиса, — холодно поправил Жосс.
Гарри Пелем взглянул на него.
— Кто-кто?
— Здесь всем руководит аббатиса Элевайз, — объяснил Жосс.
В его тоне Элевайз отметила восхитительное отсутствие того, что можно было бы истолковать как снисходительное высокомерие.
— Мы должны быть более почтительны, шериф. К аббатисе следует обращаться правильно, в соответствии с ее саном.
— О… Гм…
Гарри Пелем перевел взгляд с Жосса на Элевайз, потом обратно, и на какой-то миг гнев и возмущение исказили его лицо.
— О чем я говорил? — раздраженно спросил он. — Вы вмешались, сэр Жосс, и я потерял нить.
— Боже мой! — отозвался рыцарь.
— Вы рассказывали о Лесном народе, — мягко напомнила Элевайз, сжалившись над шерифом. — Объясняли, что они живут под открытым небом, и их жизнь включает элементы поклонения явлениям природы, например, почитание луны и ее циклов.
У Гарри Пелема был такой вид, словно он не мог поверить, что сказал все это.
— Правда? — Быстро придя в себя, он продолжил: — Ну да, так оно и есть. Я уже говорил, что они, эти Лесные люди, не любят видеть чужаков на своей земле. Особенно в полнолуние. Это разозлило их, вот что! И, скорее всего, они свирепо обошлись с незваными гостями.
Он сложил на груди руки и мрачно ухмыльнулся, будто заявив: «Вот вам! Дело раскрыто!»
— Понимаю, — задумчиво проговорил Жосс. — Значит, ты утверждаешь, шериф, что есть точные описания, в которых обряды этих людей связываются с культом почитания луны, и, как следует из этих описаний, обряды настолько секретны, что чужака, который станет их свидетелем, ждет неминуемая смерть?
— Э… — Гарри Пелем почесал затылок. — Да, — сказал он решительно. — Да, так и есть.
— Что же это за обряды? — Жосс наклонился, приблизив свое лицо к лицу шерифа. — Ты можешь рассказать о них?
— Я… ну, не совсем… я…
Шериф на какое-то время умолк, ему надо было подумать.
— Разумеется, я не могу знать подробностей, — наконец ответил он, одарив Жосса торжествующей улыбкой. — Обряды держатся в тайне.
— Ах, как ты проницателен, — кротко сказал Жосс.
Гарри Пелем уже начал выпячивать грудь от распиравшей его гордости, но тут легкий сарказм Жосса все-таки пробил брешь в его самоуверенности.
— Проницателен я или нет, но я раскрыл это ваше убийство, — отрезал шериф.
— Мое убийство? — едва слышно отозвался Жосс.
— Убили наверняка они, эти подлые негодяи. — Пелем кивнул в сторону леса. — Теперь у нас уже два мертвеца, и я считаю, что мог бы просто пойти туда и сцапать большинство этих типов. Нескольких повесить, а остальным преподать хороший урок.
— Будь я на твоем месте, я не стал бы так поступать, — молвил Жосс.
— Почему же?
«Он держится так самонадеянно, — подумала Элевайз, наблюдая за шерифом. — Почти жаль, что этот бедолага вот-вот будет побежден!»
— Потому что… — Жосс бросил на нее быстрый взгляд, а затем снова повернулся к Пелему: — Потому что, даже если Лесные люди и убили Хамма Робинсона — хотя до сих пор я не услышал ничего, что хотя бы отдаленно походило на доказательства, без которых ты вряд ли сможешь кого-нибудь повесить, тем более целое племя, — я знаю наверняка, что Лесной народ не убивал Юэна Ашера.
С уст шерифа сорвалась брань, которую Элевайз не слышала уже много лет. Обычно люди не используют подобные выражения внутри монастырских стен.
— Вы болтаете вздор! — заорал он, вскочив на ноги и подавшись к Жоссу. — Как вы можете знать наверняка? — Шериф повторил это слово, явно передразнивая Жосса.
— Юэн был заколот кинжалом. И это говорит о том, что его убил совершенно другой человек, иного склада ума, в отличие от того, кто сразил Хамма Робинсона, — невозмутимо ответил Жосс. — Убийство Хамма, кто бы его ни совершил, было быстрым и четким. Со знанием дела, если можно так выразиться. Дротик бросила ловкая и опытная рука, явно привыкшая к такому оружию. Острие, как я понял, пронзило сердце?
— Ну да, — признал шериф. — И что?
— Мужчина, убивший Юэна, — а я убежден, что преступник именно мужчина, если судить по силе, с которой были нанесены некоторые раны, — пребывал в панике. Вероятно, он тоже пытался умертвить свою жертву быстро и чисто, но его первые удары оказались слабыми и недостаточно глубокими, чтобы орудие пронзило жизненно важные органы. Пока Юэн вопил и извивался у его ног, убийца, возможно, поддался ужасу и стал наносить удары снова и снова, по шее, груди, лицу, пока наконец не осознал, что несчастный уже мертв. Лишь тогда он остановился.
Шериф уставился на Жосса с открытым ртом.
— И откуда вы все это взяли? — спросил он. В его голосе послышались насмешливые нотки.
— Во-первых, раны говорят сами за себя, — ответил Жосс. — А во-вторых…
— Ну?
Жосс взглянул на аббатису.
— Нет, ничего.
Казалось, шериф собирался надавить на него, но, очевидно, передумал.
— Ладно, если это были не Лесные люди, значит, убил второй браконьер. Тот самый тип, который обычно шлялся повсюду с Хаммом Робинсоном. Его двоюродный брат.
— Сиф? — подсказал Жосс.
— Да. Сиф Миллер.
— Я не верю, что Сиф убил их обоих, — возразил Жосс. — Хотя должен признать: у него был мотив.
— Да? Не просветите ли вы нас, почему же это не Сиф? — теперь уже шериф вооружился сарказмом. — Может быть, он человек не того сорта, чтобы паниковать? Или слаб на руку, чтобы нанести такие удары?
