– Что?
– А почему вы… именно меня?
– Тогда в Дорогомилове ты показался мне приличным человеком. Не из таких, что грабят нагих. Так ведь?
– Ну… совесть не пропил. Но ежели вы думаете, что Ванька Пан станет вам за это плесом бить [31], лучше сразу верните меня обратно.
– Мне нужен денщик, а не доносчик.
Збайков снова оглянулся на тюрьму, и лицо его дрогнуло.
– Раз так, спасибо вам, Алексей Николаич! Уж по гроб жизни… чем хошь отработаю… Худо здесь. Очень худо.
От пролетки раздался голос Таскина:
– Скоро вы там?
Каторжный кое-как разместился на облучке возле Буянова. Алексей сел, задернул полость. Лошади рванули, будто наперегонки. Обратная дорога при свете дня показалась не такой мрачной, как в темноте. То и дело мелькали селения: Красный Яр, Бутаково, Ново-Михайловское. В последнем, самом большом, сделали остановку. Таскин повел Лыкова в добротный, крытый железом пятистенок. На огромном дворе ревела скотина, при доме оказалась лавочка. В ней и обнаружился хозяин, поселенец Потемкин, самый богатый на Сахалине человек. Хитрый, фальшиво-благообразный старик угостил начальство пивом. Он не понравился Лыкову, и сыщик с облегчением вернулся в коляску.
В Александровске коллежский и надворный советники расстались. Договорились встретиться в канцелярии округа в шесть пополудни – ожидались новости из Рыковского. Если в Дуэ открыли двух беглых, сколько их там, за горами?
Алексей повел Ваньку Пана на квартиру и первым делом велел «казнить вшей». Денщик подполковника как раз топил для начальства баню. Каторжного продрали со щелоком и переодели в солдатское белье. Уже чистого накормили и напоили настоящим чаем, из лыковских запасов. Арестантское платье прокалили, а потом еще прогладили утюгом.
Збайков, умиротворенный и сытый, смотрел вокруг и терялся… Чудеса продолжились. Явился ротный парикмахер, остриг парню голову на солдатский же манер и подровнял бороду. Потом вдвоем с Лыковым они поехали в Александровку. Там в магазине известного Ландсберга купили готовую пару порядочного сукна, картуз, сапоги, две рубахи, тиковый жилет, две пары белья и даже часы из томпака. Иван переоделся, взглянул на себя в зеркало и расправил плечи. И стал наконец немного походить на того маза дергачей, которого слушалось все Дорогомилово… Правда, едва они вышли из лавки, как им встретился смотритель центральных складов. Каторжному пришлось торопливо сдергивать только что обретенный картуз. С чиновником в лавку проследовала смазливая разбитная поселка – видать, тоже за обновками. «Сам» был в шелковой жакетке и цветном галстуке; не иначе, любовь…
Когда они вернулись на квартиру, Лыков вручил денщику «синенькую». И объяснил, что это подъемные. Он будет платить Ивану по десятке в месяц, с хозяйскими харчами. На пятерку же хорошо бы угостить денщиков и ординарцев батальонного командира, чтобы наладить отношения. А то они оба живут тут на всем готовом…
Вздремнув полчаса, Лыков направился в канцелярию Александровского округа. Сперва он убедился, что Збайкова действительно перевели в разряд исправляющихся. Еще сыщик забрал аттестат на вещевое довольствие. Провиантский не взял – как-нибудь они вдвоем прокормятся, а вот полушубок и шапка с наушниками Ивану зимой понадобятся. Лыкова к этому времени на Сахалине уже не будет, пусть хоть бумаги все останутся выправленными.
Таскина в канцелярии не оказалось, и Алексей вернулся на квартиру. Пора было обедать. Он вызвал повара, заказал «мяса побольше» для нового денщика и пошел его искать. Ванька Пан обнаружился в спальне. Он разложил содержимое мешка и перебирал его. Сыщик разглядел запасные подкандальники, взял их и молча выбросил в помойное ведро.
– Эх!
– Они тебе больше не нужны.
– Алексей Николаич, новые почти были! За такие двоегривенный дают!
– Обойдешься. Скажи, пива солдатам купил?
– А то! Две дюжины. И колбасы целый круг. Вечером, как вы с их подполковником покушаете, мы и угостимся.
Таубе пришел в восьмом часу довольный – местная военная команда стояла высоко. Четыре роты батальона расположились в главных пунктах острова: Александровске, Дуэ, Рыковском и Корсаковске. Также примерно в тридцати местах имелись посты – главным образом по берегу Татарского пролива, где всегда бегают. Узнав, что Алексей собирается в Тымовский округ, барон объявил, что едет с ним. Проинспектировать тамошнюю команду, а заодно потолковать с офицерами о сахалинской «цепочке» – что они об этом думают. Все равно Буффаленку вместе с остальными еще неделю сидеть в карантине.
Алексей познакомил друга со своим новым денщиком. Сказал коротко:
– Он налетчик, но из порядочных. Будет помогать мне вести хозяйство.
Таубе принял «порядочного налетчика» добродушно – почему бы и не быть таким? Ванька Пан прислуживал им за столом. Сначала он путал солонку с перечницей, но потом освоился. Работа оказалась много легче, чем в Дуйских угольных копях… Сыщик и разведчик подбирались уже к десерту – пышкам с маком, как вдруг в комнату ворвался Таскин.
– Прошу меня извинить, господа, но срочная депеша от Ливина! Это смотритель Рыковской тюрьмы.
– Ах да, помню. И что в ней?
– Поверка не состоялась.
– Почему? – встал из-за стола Алексей. – Ливина опередили?
– Да. Ночью бежали пятеро, самые опасные. Генерал уже объявил тревогу, как полагается в подобных случаях.
– Тревогу? – удивился сыщик. – Здесь, в Александровском посту?
– А чему вы удивляетесь? – в свою очередь изумился коллежский советник.
– Из Рыковского ближе к берегу Охотского моря!
– Далось вам это Охотское море! – застонал в раздражении Таскин. – Не дураки бежали! Все бессрочные, им терять нечего. От них до нас напрямую всего сорок верст. Послезавтра будут здесь. И вопрос только один: в какой точке Татарского пролива эти негодяи решат переправляться.
– Ну, вот вы тут их и ловите, – заявил Лыков. – А я поеду в Рыковское. Иван! Пирушка отменяется. Собирай вещи!
Глава 7
В Тымовском округе
Выехали ночью на двух экипажах. Лыков и Таубе устроились в старом уютном тарантасе. Им правил кучер подполковника Евлампий Дуров. Сзади в старенькой пролетке трясся Ванька Пан. Он ехал один, в окружении господских вещей. На козлах был денщик батальонного командира Коврайский.
Паромщик по прозвищу Красивый (тоже из каторжных) переправил их через Малую Дуйку. Предстояло подняться на перевал, пересечь Камышовый хребет и спуститься в долину Тыми. Ехали медленно, вглядываясь в темноту. Два масляных фонаря едва освещали путь, и Дуров опасался разгоняться.
Сначала дорога вела на север. Слева слышался шум моря, справа тянуло гарью. Где-то в глубине Сахалина горели леса. Экипажи добрались до русла высохшей реки Аркай и здесь повернули на восток. Проехали Первое Арково, длинное селение в одну улицу. В домах не светилось ни единого огонька… Вскоре показалось Второе Арково, несколько покороче, но тоже унылое. По обеим сторонам пути угадывались заросшие тайгой горы. Осилив еще верст десять, прибыли в Арковский станок, где полагалось менять лошадей. Смотритель начал упрашивать их не ехать дальше, а заночевать здесь. При станке был дом, по сути постоялый двор. Кровати с бельем, натопленная печь, самовар на столе… А в горах горит лес, и, возможно, по дороге на запад пробираются пять отчаянных людей. Сыщик и разведчик решили поостеречься и согласились на ночлег.
Лыкову, однако, было невтерпеж. Почему-то он верил, что рыковские беглецы подтвердят его догадку и пойдут на восток, к Ныйскому заливу, или на юго-восток, к заливу Терпения. А если нет? Знаток Сахалина Таскин ждет их у себя в округе уже через день. И категорически отметает Охотское море.
Пять человек… У них есть винтовка (взяли у убитого часового), топоры и ножи. Во главе шайки легендарный негодяй Шурка Аспид. Бывший либавский матрос, бежавший из дисциплинарной роты и ставший душителем. Крови у него на руках столько, что почти не с кем и сравнить. Патологический тип, крайне жестокий. И хитрый. Такому на ночной дороге лучше не попадаться. Если Таскин прав, каторжные попробуют захватить лошадей и быстро достичь берега Татарского пролива. Надо пересидеть в домике и не забыть выставить часового.
Их высокоблагородия съели суп из утки. Подполковник разрешил подчиненным соорудить с Ванькой питру на троих – для закрепления отношений. На Сахалине солдаты сплошь и рядом сидят за одним столом с каторжными. Некоторых гордецов это оскорбляет, но большинство привыкли. Жизнь у «кислой шерсти» тяжелая и мало чем отличается от тюремной… Дуров с Коврайским ломаться не стали и пиво истребили. Уже засыпая, Алексей подслушал разговор кучера со своим денщиком.
