– Я думаю, – подхватила Эльза, – он просто испугался. Знаете, первый необдуманный порыв: скрыться, бежать! А вот он немного придет в себя, все обдумает и сам явится в полицию.
– Ганс отличный парень! – воскликнул Эрих. – Я его хорошо знаю, просто так он на человека руку не поднимет! И вообще он очень сдержанный… Но когда твою девушку душит негодяй!.. Тут любой не выдержит!
– Может быть, он даже и не хотел убивать, – рассудительно сказала норвежка, Инга Эверланн. – Мог просто не рассчитать силу удара. Ты помнишь, – она повернулась к мужу, – этого молодого человека? Он приходил к служанке, мы видели… У него широкие плечи, мощные руки.
Гертруда фон Кассель коротко, с ноткою презрения, хмыкнула:
– Бешенство – болезнь неизлечимая. Бешеных животных безжалостно отстреливают, даже если животное было ручным и его любили… А этот человек, он был совершенно отвратителен, хуже бешеного!
Она бросила взгляд на Эриха, и он взял ее за руку, чуть заметно кивнув. Викентий Павлович тоже переглянулся с женой, чуть улыбнувшись ей и покачав головой. Они хорошо поняли друг друга: все вокруг сразу и безоговорочно приняли на веру то, что именно Ганс Лешке убил Лапидарова. Между тем это пока что была лишь версия. Да, в ее пользу говорили некоторые факты, но доказана она не была. А для Петрусенко оставалось еще много неясных моментов.
– Дорогой господин Петрусенко, – обратился к нему фон Кассель. – Простите, но ваше инкогнито раскрыто! Мы уже знаем, что вы служите в России по полицейской части, расследуете самые сложные дела…
– И я без труда угадываю, что в такие подробности вас посвятил мой друг и бесстрашный пилот!
Ермошин засмеялся:
– Когда вы сами свой секрет раскрыли, мне ничего не оставалось, как поднять ваш профессиональный авторитет на высоту!
– Поднимать на высоту ты, дорогой, умеешь! Но я не возражаю… Да, я невольно подключился к разгадке происходящего, хотя собирался здесь отдыхать от всех дел, лечиться. Но, видно, преступления ходят за мной по пятам! Но я им не сдамся! Немецкая полиция дальше всем займется сама, комиссар Эккель свое дело знает.
– Значит, вы устранитесь? – с нотками сожаления в голосе спросила Анастасия Алексеевна.
– Не то чтобы совсем устранюсь, но постараюсь как можно меньше вмешиваться. Но если будут какие-то мысли, догадки – конечно же, подскажу.
Легко решить: «Пусть этим занимается немецкая полиция, а я продолжу отдыхать». Но от себя никуда не уйдешь: так уж устроен мозг сыщика – в любую минуту, от самого маленького толчка мысль возвращается к неразгаданным загадкам… Во второй половине дня Петрусенко всей семьей собрались в город – на всенощную. Ведь это был день накануне великого христианского праздника – Усекновения главы святого Иоанна Крестителя.
В какой-то момент вдруг зазвонили одновременно колокола. Викентий Павлович, Люся и Катюша невольно остановились, заслушавшись и крестясь, – красивый и торжественный перезвон лился, казалось, прямо из безоблачной синевы! И не только они – многие вокруг остановились и осеняли себя крестами. Черногорский князь в своем шикарном плаще, сняв с головы шапочку с пером, неистово крестился. Крестились господин и дама в остановившемся открытом экипаже, знакомый адвокат, вскинув глаза вверх, размашисто осенял себя, перекрестилась беременная англичанка в неизменном кресле… Катюша потеребила отца за рукав и, когда он наклонился, тихонько шепнула:
– Папа, я уже эту тетю не боюсь. Она, наверное, хорошая!
Именно во время всенощной Викентию Павловичу пришла в голову одна интересная мысль: да, даже в храме он не мог отрешиться от происшествия. Потому, когда они вновь вышли на улицу, он сказал жене:
– Завернем-ка, Люсенька, на эту улицу – к полицейскому управлению. Хочу кое-что подсказать комиссару Эккелю.
– Что-то связанное с Лапидаровым? Знаешь, какой он был неприятный человек, а все же… Хотя, честно говоря, я очень рада за Лютцев. Они теперь вздохнут свободно и будут жить, как жили. Это же надо было так мерзко шантажировать людей!
– Да, ты тоже обратила внимание? – подхватил Викентий. – Несмотря на все перипетии вокруг пансионата, сегодня у Людвига Августовича впервые за все время распрямились плечи. А то он все горбился… И хозяйка наша словно помолодела…
Людмила, конечно, имела в виду трагическую историю жизни и преступления сестры Людвига Августовича – Эльзы. Викентий рассказал ей, как всегда все рассказывал. Он знал, что его жена умеет хранить тайны.
Они подошли к полицейскому управлению и как раз наткнулись на выходящего оттуда комиссара. Петрусенко отвел Эккеля в сторону просто для того, чтоб комиссара не смущало обсуждение дел в присутствии женщины.
– Господин Эккель, я вот что подумал: нужно связаться с родителями Виктоˆра Замятина в России. Через ваш полицейский департамент обратиться в российский департамент – там их разыщут.
– Мне казалось, это пока преждевременно, – засомневался Эккель. – Он еще не найден – ни живым, ни мертвым. Что мы им сообщим?
– Сообщите, что он пропал, его разыскивают. Родители могут что-нибудь сообщить… интересное, полезное. Что-то такое, что даст новый толчок и нам. Никогда не знаешь, откуда ждать помощи.
– Хорошо, – согласился Эккель. – Мы пошлем депешу в Россию, вашим коллегам, телеграфом. Так будет быстрее.
До конца этого дня и весь следующий баденская полиция и бригада жандармерии продолжали поиски Замятина – вернее, его тела, поскольку почти никто не чаял увидеть его живым. Искать в самом городе было бесполезно: парки и скверы здесь ежедневно и тщательно убирались, заброшенных построек практически не было. Внимательно осматривались пригородные предгорья, овраги, рощи. Хотя эта часть ландшафта была тоже довольно цивилизованной, но все-таки безлюдной.
Эрих и Труди упросили комиссара Эккеля разрешить им присоединиться к поисковым группам. Комиссар, недолго думая, позволил: парень и девушка были молоды, спортивны, а главное, знали в лицо пропавшего Замятина и могли, в случае обнаружения, сразу его опознать. Для Эриха и Труди это было, с одной стороны, таинственно-романтическим развлечением. Но не только – Эрих все-таки дружил с Виктоˆром, и Гертруда жалела молодого русского аристократа, который был ей симпатичен. Они с удовольствием и без устали лазили по лесистым горным отрогам, забираясь даже выше жандармов, заглядывали в расщелины, в ямы от вывороченных с корнями деревьев, в большие дупла… Жаль только, что все оказывалось бесполезным!
Вечером второго дня в пансионат вновь пожаловал комиссар Эккель. Викентий Павлович как раз принял порцию вечерних получасовых термальных вод, чувствовал себя весело и бодро. Он, всего лишь слегка прихрамывая, вместе с Катюшей гонял по травяному газону около своего коттеджа большой разноцветный мяч.
– Мы с папой играем в английскую игру «футбол», – объяснила раскрасневшаяся девочка.
Викентий Павлович подбросил дочку в воздух, поймал и, зажав ее, визжащую от восторга, под мышкой, сделал галантный жест в сторону веранды:
– Прошу!
Они поднялись на веранду, где сидели, разговаривая, Людмила, Ермошин и Лиза. Катя тут же забралась Сергею на руки, а Петрусенко предложил комиссару:
– Мы можем уединиться в комнате…
Эккель покачал головой:
– Это не обязательно, у меня нет никаких секретных сведений. Просто я получил ответ из России от родителей господина Замятина.
– А-а! Интересно!
– Он короткий и несколько странный. Но, несомненно, мы можем узнать гораздо больше… Сейчас, прочту вам…
Эккель достал из кармана сложенный лист телеграфного бланка:
– Вот!.. «Очень рады, что наш сын обнаружился! Надеемся, он найдется и на этот раз. Подробности может рассказать его дядя, князь Томин, который сейчас находится в Карлсруэ, проживает в отеле «Европа»…» Что это означает?
Викентий Павлович перечитал телеграфное сообщение.
– Возможно, Виктоˆр Замятин уже однажды исчезал, – предположил он. – Впрочем, зачем гадать! Нужно ехать в Карлсруэ, к князю Томину, – это просто удача, что он здесь, так рядом… Похоже, Замятин об этом не знал!
– Вы составите мне компанию? – спросил комиссар. – Я очень надеюсь! Говорить с русским князем не всегда просто.
– Обязательно поеду, – согласился Петрусенко, а Ермошин радостно хлопнул себя по колену:
– Вот так удача! Мы с Лизой именно завтра тоже собрались в Карлсруэ – проведать мой «Ершик»!
Викентий Павлович понял, что Сергей так называет свой аэроплан «ЕР». Авиатор уже два дня ходил не хромая, говорил, что совсем не чувствует боли и что надо съездить, посмотреть – как там поживает его летательный аппарат. Для машины Ермошина на том летном поле соорудили легкий временный ангар, поставили охрану, но Сергей все же переживал. Да и, догадывался Викентий Павлович, уже рвался в небо…
– Мы с комиссаром отправимся завтра с утра пораньше, – сказал Петрусенко. – Если вас это устраивает, составите нам компанию.
