Николя молчал; он мысленно любовался королевой, выходившей из сломавшейся на скользкой Версальской дороге кареты.
— Надо оградить ее величество от необдуманного поступка, — продолжал Лаборд. — Зло таится среди ее окружения. Не секрет, она делит свою привязанность между принцессой де Ламбаль, управляющей ее двором, и графиней де Полиньяк. Графиня входит в партию принцессы де Гемене. Там гудит целый рой молодых людей, обладающих слишком вольными, на мой старческий взгляд, манерами. Они высмеивают все, что заслуживает уважения, исподтишка вредят тем, в ком видят угрозу для себя. Неразборчивая клика обожает интриги, а графиня Полиньяк, мечтая уничтожить свою соперницу и выставить напоказ собственные заслуги, постоянно наушничает Морепа[20], впитывающему в себя как губка все самые мелкие подробности того, что думает и что делает королева.
— Ее величество всегда умела внушить своему окружению уважение и остудить горячие головы.
— Вы истинный златоуст и верный слуга. Остается оборотная сторона медали. Если потребуется, принцесса де Ламбаль возьмет свое. Она нисколько не хуже и не лучше, а среди ее окружения можно встретить даже простолюдинов. Ее кружок усиленно посещают герцог Шартрский и все, кто поддерживает дом Орлеанов. Королева ничего не выигрывает, сменив одну привязанность на другую. Вдобавок в этом кружке замечен граф д’Артуа. Прошлой осенью во время последней поездки в Фонтенбло королева начала крупно проигрывать. Впрочем, сначала ей сообщили об этом те, кто желает ей добра…
Николя предположил, что речь идет о господине Мерси-Аржанто, австрийском посланнике, или об аббате Вермоне, чтеце королевы, чья преданность дочери Марии-Терезии не подвергалась сомнению.
— Подобные вечера опасны также своими последствиями. В угоду развлечениям Мария-Антуанетта оставляет короля в одиночестве, окончательно отбивая у него желание проводить ночь в ее покоях, так что отныне они спят в разных спальнях. Среди молодых женщин нынче это модно… А ведь Франция ждет наследника трона!
Николя подозревал, что наследника с нетерпением ждал и сам Лаборд. Его молодая жена уже несколько лет страдала от приступов меланхолии, и медицина в лице медиков Сорбонны никак не могла ее вылечить.
— Но если бы речь шла только о картах! Игра в бильярд, столы для которого установлены в комнатах королевы, притягивает к себе молодых вертопрахов. Теперь они делают погоду при дворе! В наше время, дорогой Николя, нравы были иные, хотя, признаю, образцовыми я бы их не назвал. Не желая брать на себя роль цензора, я тем не менее утверждаю, что бал правили пристойность и мера, и ничего не просачивалось за пределы дворца.
Наконец коротенькая записочка к Луазо де Беранже была написана, запечатана и вручена Николя. Прежде чем попрощаться с комиссаром, Лаборд пожелал показать ему свое последнее приобретение — китайскую картину на шелке, изображавшую двух ланей, щипавших травку под соснами.
— Полюбуйтесь на изысканную красоту этого простенького пейзажа: едва намеченный задний план, деликатность штриха, застывшее движение настороженных животных… Автор ее, художник Ми Фу, жил в XII столетии при династии Сун. Созерцание сей картины утешает меня во многих горестях.
Вновь сев в карету, Николя подумал, как несправедливо молва отнеслась к его другу Лаборду, создав ему скандальную репутацию либертена. Меж тем Лаборд любил и ценил искусства, а трогательная забота, которой он окружил свою вечно страждущую жену, искупала все его отступления от праведного пути. Беспримерная же верность Людовику XV, по его мнению, заслуживала безоговорочного отпущения.
О, факелы, о, мрачные огни, что освещают мертвых, но не согревают.
Колардо
Николя решил успеть на улицу Нев-де-Люксамбур. Выехав на улицу Сент-Оноре, возле церкви Вознесения экипаж свернул направо, в улочку напротив. Маленький особнячок господина Луазо де Беранже соседствовал с монастырем Зачатия. Лакей в ливрее с серебряными галунами провел его в кабинет с громоздкой мебелью. Кричащая роскошь обивки, гобелены, сияющие свежестью красок, сверкающие бронзовые накладки выдавали стремление хозяина похвастаться своим богатством. Сам откупщик, с набеленным лицом и напомаженными щеками, окутанный пеной дорогих кружев и вышивок, являл собой олицетворение царившей в доме безвкусицы. На плече у Беранже сидела маленькая упитанная макака в красновато-коричневом, с золотистым отливом фраке и пудреном парике. С изумленным видом, но вполне любезно откупщик спросил, что привело сюда посетителя.
— Сударь, прошу меня извинить за столь позднее вторжение. Я позволил его себе лишь потому, что у нас имеются общие знакомые. Господин де Лаборд просил меня передать вам вот это.
И он протянул запечатанную записку. Послание было распечатано, быстро прочитано, а затем брошено в огонь, гудевший в камине. Некое сомнение закралось в душу Николя. Не был ли Лаборд, как и Сартин, членом одной из тех масонских лож, что столь активно множились в Париже? Полиция насчитывала их более четырех сотен. В той, где администратором являлся герцог Монморанси-Люксамбур, председательствовал герцог Шартрский. Говорили, что среди членов этой ложи числились графы Прованский и Артуа, братья короля. У Николя пока не было своего мнения о масонских кружках. Привыкнув судить о людях по их достоинствам, он знал, что там, как и всюду в обществе, дурное в равных пропорциях соседствует с хорошим, а добро — с злом. Ложи успели снискать как дурную, так и добрую славу, а среди их членов числились как философы, так и записные распутники.
— Господин маркиз, я вас слушаю. Я немного знаком с вашим другом… и ко всему, что исходит от него, отношусь с величайшим вниманием.
Трудность заключалась в том, что Николя предстояло добраться до цели не прямыми, а окольными путями.
— Сударь, прежде всего я попросил бы вас сохранить в тайне все, что я вам сейчас скажу.
В знак согласия Беранже кивнул; его спокойствие подтверждало догадки Николя.
— Сударь, сегодня утром я был у королевы. Она рассказала мне о вашем деле.
Откупщик, до сих пор прекрасно справлявшийся со своими чувствами, внезапно покраснел: упоминание его персоны рядом с именем королевы явно ему льстило.
— Ах, значит, меня не обманули, все правда. Я очень рад, сударь, очень. Меня не обманули.
Следовало развить успех.
— Вы ведь договаривались именно с Каюэ де Вилле, с ней вели переговоры?
— Вижу, вам известен предмет переговоров. Что вы хотите! Сумма не маленькая, даже для такого человека как я…
Он откашлялся.
— …поэтому мне надо заручиться гарантиями, установить учетную ставку, подписать соглашения и обменяться векселями. Весьма сложный механизм, колеса которого…
Николя с изумлением отметил все возраставшее возбуждение Беранже: откупщик ерзал на месте, размахивал руками, корчил гримасы и, словно опьяненный золотом, хватал руками воображаемые документы.
— В какой стадии сейчас переговоры, сударь?
— О! Господин де Лаборд уполномочил меня ничего от вас не скрывать. Я вручил очаровательной посреднице небольшую сумму.
— Вы сохранили расписки, переданные госпожой Каюэ де Вилле?
Собеседник смешно дернул головой, видимо, пытаясь изобразить праведный гнев.
— Сударь! Как вы могли подумать! Требовать расписок от королевы! Мне посулили почести, достойные наших блистательных придворных!
Услышав слово «блистательные», Николя улыбнулся. Оно очень точно отражало чувства самого Луазо: он напоминал жаворонка, ослепленного собственным отражением.
— Мне показали апостили королевы, — понизив голос почти до шепота, произнес он.
— Из этого я делаю вывод, что вы расстались с кругленькой суммой!
— Расстался! Однако вы слишком торопитесь! Черт возьми! С кошельком так просто не расстаются!
— Вас обещали представить ко двору. Насколько я понимаю, вся сумма еще не выплачена?
— Вы совершенно правы. Ибо у меня также есть обязательства по отношению к тем, кто идет со мной в одной упряжке. Я обещал им гарантии, а потому мне также приходится требовать подтверждения, гарантий, достоверности, словом…
Казалось, он собирался открыть какую-то тайну.
— …Полагаю, вам известно, сударь, что наличные деньги стали редкостью, ибо займы населения поглощают находящиеся в коммерческом обороте средства. Приходится прибегать к так называемым черным векселям, имеющимся в ходу среди финансистов, чтобы облегчить… гм… текущие сделки. В этих случаях гарантом оплаты сделки выступает только подпись, причем обеих сторон.
Он сделал хитрое лицо.
— Такого рода соглашения не требуют огласки, однако существуют жесткие правила, которые их регулируют. Да что я говорю! Это настоящие цепи, вроде тех, которыми сковывают каторжников.
