— Колесо или ось, какая разница! Это великое умение — оказаться в нужное время в нужном месте.
И он с такой силой швырнул перо на стол, что от него во все стороны полетели тучи мелких брызг.
— Всего лишь дело случая.
— Надо признать, похоже, вы, действительно, правы. Итак, королеву волнуют ее долги?
Николя постарался сосредоточить взгляд на чернильнице, окантованной позолоченным серебром, сверкавшим отраженным пламенем свечей.
— Полно, ваше молчание лишь подтверждает мои догадки. От меня ничего не ускользает, и уж кому, как не вам, это знать…
Смотря по обстоятельствам, подумал Николя. Сведения, получаемые министром, зачастую бывали точны в целом, но он не всегда располагал знанием деталей, а значит, не всегда мог их проверить.
— …Неужели вы считаете, что я не знаю, что она позволила себе завести дурные знакомства, а теперь избрала вас своим советчиком и защитником? Я всегда одобрял вашу преданность и скромность, однако подобного рода знаки внимания коронованной особы нисколько не облегчат вам путь к счастливой развязке. А так как я желаю вам добра…
Добро от Сартина не всегда можно считать благом, усмехнулся про себя Николя.
— Я намерен сообщить вам сведения, из которых вы, мне думается, сумеете извлечь пользу. Есть некая особа, которая считает, что сезон охоты открыт, а двор — место, где раздолье браконьерам. Эта ненасытная дама намерена просить помощи от имени королевы. Представляете себе эту картину! Ее величество не получает ни крошки, а та, другая, продолжает беззастенчиво грабить, извлекая прибыль из интриг, плетущихся в коридорах между антресолями и передними. Королева — предлог, подпись, простодушный ключ, открывающий все двери… и сундуки. Обратите взор на тех, у кого имеются солидные средства: они наверняка станут жертвами этой особы.
Умолкнув, он некоторое время ласково поглаживал свой парик.
— Я благодарен вам, сударь, за эти сведения. Не прилагается ли к ним, случайно, какое-нибудь имя?
— Ох, вот уж, поистине, святое любопытство! Узнаю свою гончую! Разумеется. Постарайтесь сблизиться с господином Луазо де Беранже, генеральным откупщиком. Ваш друг Лаборд познакомит вас с ним. Немного сноровки, и вы узнаете немало интересного об этой интриге.
Он взял перо и, обмакнув его в чернильницу, принялся писать, перестав обращать внимание на посетителя. Николя не шелохнулся.
— Идите. Не теряйте времени.
— Один вопрос, сударь. И вы, и я — мы знаем эту женщину уже давно. Почему бы не арестовать ее немедленно?
— Неужели вы не понимаете, что нельзя компрометировать королеву? Если начнется открытый процесс, об этом сразу станет известно всем, и бурные гнойные волны мерзких памфлетов, песенок, листовок и афишек выплеснутся на улицу. Отродье, против которых вы и я боремся много лет, гидра, о которой с гневом говорила добрая дама из Шуази, тотчас поднимет голову. Но королева — не Помпадур, королеву недолюбливают, поэтому ее ни в коем случае нельзя отдавать на растерзание волкам: своими острыми зубами они мгновенно раздерут ее. Тут надо умело сочетать силу и осмотрительность и не поднимать бурю в стакане воды. Впрочем, в этом вы преуспели.
Последнее высказывание подкрепил мощный удар кулаком по столу. Сартин успел погрузиться в свои бумаги, когда вошел лакей и что-то сказал ему на ухо. Министр с раздраженным видом вскинул голову.
— Николя, — произнес он с одной из своих узких, вымученных по случаю улыбок, — у меня посетитель… желающий сохранить инкогнито.
Он встал и открыл дверь, оборудованную в книжном шкафу с нарисованными переплетами. Подталкиваемый торопливою рукой, Николя очутился в мрачном коридоре, в конце которого маячил свет. Коридор вывел его непосредственно в прихожую министра, где сидел изнывавший от безделья лакей. Внезапно Николя захотелось разузнать о посетителе Сартина. С присущим ему вниманием он окинул взором лакея. В этом мире мелкие подручные власти напоминали монетки: тех, кто ценился на вес золота, было мало, большинство гроша медного не стоило. Субъект, изнывавший в прихожей, явно принадлежал к последней категории. Конечно, может статься, порядочность возьмет в нем верх, но… Николя решил попробовать.
— Друг мой, похоже, вы занимаете прекрасное место; давно ли вы тут служите?
— С того самого времени, как господин стал морским министром, — ответил лакей, слегка озадаченный подобным началом беседы.
— У вас наверняка имеются трудности, но, полагаю, преимуществ все же больше?
— Смотря с какого конца посмотреть.
Николя вынул из кармана табакерку и предложил лакею взять понюшку, что тот и проделал с поразительной скоростью. Некоторое время они чихали вместе.
— Много ли вы зарабатываете на огарках?
Слуги из знатных домов, а тем более из дворца, неплохо наживались на незаконной продаже огарков свечей. При виде озадаченной рожи лакея, Николя, продолжая хранить суровый вид, с трудом удержался от смеха. Все, противника застали врасплох, пора наносить решающий удар. И он начал вкрадчиво:
— Вы знаете, кто сейчас прошел к министру?..
Лакей не усмотрел в его вопросе злого умысла.
— …сам адмирал д’Арране, не так ли? — уточнил Николя.
— Он самый, — кивнул лакей.
— Запомните: с ним надобно обходиться с особым почтением. Полагаю, я вас не удивлю, если скажу, что он давний друг министра.
И, откланявшись, он собрался уходить; неожиданно он обернулся и сказал:
— Когда станете собирать огарки, помните, друг мой: не берите лишнего, жадность никогда не идет на пользу. Как вас зовут?
— Перигор, — ответил ошеломленный лакей.
— Хорошенькое имя. Для тех, кто понимает.
Потеря времени приводила его в бешенство. Снова пошел снег, и он не рискнул взять лошадь. На Оружейной площади ему удалось отыскать свободный экипаж, возвращавшийся в Париж. Устроившись, по привычке, в углу, он смотрел, как за окном тянулись унылые пейзажи: землю окутывал грязный серый покров тающего снега. Его так и подмывало начать сортировать полученные за день впечатления. Внезапно на него снизошло вдохновение, и он приказал кучеру везти его в особняк д’Арране, расположенный на авеню де Пари, иначе говоря, на большой торной дороге в Париж. Этот дом стал его вторым домом; там ему отвели отдельные апартаменты, где он хранил охотничий костюм, ружья, книги и предметы туалета. Он останавливался в нем, когда приходилось оставаться в Версале. Как обычно, его приветствовал дворецкий по имени Триборт, которого Семакгюс некогда спас от ужасной раны, полученной в морском сражении.
— Мерзкая погода, господин маркиз, самое время раскурить трубочку! От сырости ноют кости и скрипят суставы. Надо бы раздобыть бобрового жира для своих старых болячек.
— Триборт, друг мой, дома ли адмирал?
Дворецкий уставился на него своим единственным глазом. Выражение выжидательности на его изборожденном шрамами лице сменилось выражением сожаления.
— То-то и оно, что сейчас на баке никого.
— Значит, я подожду его.
Он не мог понять, почему он упорствовал. Неужели интуиция? В ответе старого матроса прозвучало некое колебание.
— Он уехал с попутным ветром. И пробудет в Бресте несколько дней.
— Спасибо. А мадемуазель? Она тоже уехала с ним?
Триборт расслабился.
— Нет, она на борту. Я сейчас передам.
— Отлично! А я подожду в гостиной.
Хотя все в доме знали его привычки и его особое положение, уважение к благопристойности вменяло соблюдение правил. Рельефный план битвы при мысе Финистерре по-прежнему занимал середину гостиной. Преследуемый взглядом адмирала, сурово взиравшего на него с портрета в полный рост, Николя в задумчивости оглядывал комнату, с которой его связывало столько счастливых воспоминаний. Легкое шуршание тканей вывело его из состояния задумчивости; он обернулся. Эме, в домашнем платье, с непроницаемым лицом стояла на пороге гостиной. При ее появлении его сердце учащенно забилось.
Воззрившись на нее, сама Любовь решила,
Что мать прекрасную свою она узрела
Муслиновая косынка прикрывала вырез декольте. Непричесанные волосы, подобранные лентами, двумя прядями ниспадали на плечи. В серых, с синими крапинками глазах плескался гнев.
— Опять вы, сударь?
— Что вы говорите? Снова я! Так-то вы меня встречаете…
Он подошел, намереваясь обнять ее. Но едва он заключил ее в объятия, как она скользящим движением высвободилась и оттолкнула его.
— Довольно, сударь! Вы забываетесь! Кто дал вам право так обращаться со мной?
— Но, послушайте, Эме, откуда эта злость? Какие у вас есть причины столь сурово обходиться со мной? Сейчас, когда я веду важное расследование и выкроил время, чтобы заехать к вам…
В его словах содержалась только часть правды, и он тотчас отругал себя за это.
