— Да нет, обычный застольный разговор и шуточки. А кроме этого… — Он грустно покачал головой.
— Я что-то сболтнул о нашем походе в заброшенный храм, — добавил Ма Жун. — Но ведь вы сами при всем народе объявили на суде, что собираетесь взять А Квана, вот я и решил, что не будет особого вреда, ежели я скажу им, что на А Квана мы набрели именно там.
— А насчет старых посохов тоже говорили? — спросил старшина Хун.
— Точно! Было такое, — ответил Ма Жун. — Ким Сон еще пошутил по этому поводу.
Судья грохнул кулаком по столу.
— Вот! Должно быть, это оно и есть! — воскликнул он. — Почему-то эти посохи их очень интересуют!
Достав веер из рукава, он принялся им обмахиваться. Затем молвил, обратившись к Ма Жуну и Цзяо Даю:
— Послушайте, разве нельзя было обойтись как-нибудь помягче с этими негодяями? От А Квана, прежде чем он умер, мы услышали то, что нам нужно было знать; корейские лодочники, скорее всего, только исполнили приказ Ким Сона, так что это не имеет значения; но если бы вы привели Ким Сона живым, мы, вероятно, получили бы ответы на все наши вопросы!
Цзяо Дай почесал в затылке.
— Да, — вздохнул он, — если подумать, оно, конечно, было б лучше взять его живым. Да только времени нам подумать не было, вот в чем штука. Как говорится: и оглянуться не успел, как все уже кончилось!
— Считайте, что я ничего такого не говорил, — улыбнулся судья Ди. — Я поторопился. Однако жаль, что По Кай подглядывал за вами и слышал то, что Ким Сон сказал перед смертью. Теперь этот мерзавец точно понимает, что именно мы знаем. Не будь его там, он сейчас до смерти хотел бы выяснить, выдал ли Ким Сон весь их заговор или нет. А когда преступник встревожен, он может наделать глупостей и таким образом выдать себя.
— Но почему бы не взять судовладельцев Ку и Е и не допросить их с пристрастием? — предложил Ма Жун. — В конце концов, это их управляющие пытались убить меня с Цзяо Даем!
— У нас нет ни единой улики ни против Ку, ни против Е, — сказал судья. — Единственное, что нам известно, так это то, что корейцы играют немалую роль в шайке преступников, которая, как мы только сейчас поняли, занимается контрабандой золота в Корею. Судья Ван совершил большую ошибку, когда отдал свои документы на хранение кореянке. Очевидно, что она показала пакет своему дружку Ким Сону, и тот изъял опасные для них записки из шкатулки. Выкрасть саму шкатулку они поостереглись, предполагая, что судья Ван мог оставить где-нибудь в своих бумагах запись о том, что отдал шкатулку девушке, и если она не сможет вернуть пакет, когда он потребует, ее привлекут к суду по подозрению в краже. Очень может быть, что по той же причине бумаги убитого судьи были выкрадены из архива Столичного Суда. У преступников, должно быть, и вправду обширная сеть, если даже в столице у них имеются свои люди! Во всяком случае, они как-то должны быть замешаны в исчезновении женщины на подворье Фана и как-то связаны с этим напыщенным дураком, магистром Цао. Итак, мы имеем множество разрозненных фактов, но ключа, который позволил бы понять всю эту путаницу предположений, у нас нет. А одних предположений недостаточно!
Судья Ди глубоко вздохнул.
— Что ж, полночь давно миновала. Вам троим лучше пойти и хорошенько отдохнуть. А по пути, старшина, разбуди-ка трех-четырех писцов да вели им написать объявленья о розыске По Кая, обвиняемого в покушении на жизнь. Пусть приложат полный перечень его примет. Стражникам же вели сейчас же, ночью, развесить эти объявления на воротах управы и на видных местах по всему городу, так чтобы народ поутру первым делом увидел их. Если удастся схватить этого неуловимого негодяя, для нас многое в этом деле прояснится.
На следующее утро, в то самое время, когда судья был занят завтраком, поданным старшиной Хуном, в кабинет вошел старший пристав и сообщил, что судовладельцы Ку и Е желают немедля переговорить с судьей.
— Велите им, — отчеканил судья, — явиться на утреннее заседание суда. Все, что им нужно, они могут сказать и на людях.
Затем явились Ма Жун и Цзяо Дай, а с ними Тан. Последний выглядел еще хуже, чем вчера: лицо его совсем посерело, и он с трудом удерживал дрожь в руках.
— Э… э… это ужасно, — запинаясь лепетал он. — Никогда, за всю мою жизнь, в нашем уезде не случалось подобного невероятного преступления! Покуситься на двух чиновников суда… я… э…
— Не беспокойтесь, — прервал его лепет судья Ди. — Мои помощники умеют постоять за себя.
Эти слова пришлись друзьям по душе. Рука Ма Жуна уже не висела на перевязи, и синяк под глазом у Цзяо Дая выглядел несколько лучше, хотя и переливался всеми цветами радуги.
Судья утер лицо свежим полотенцем; прозвучал гонг. Хун помог судье переодеться, и все направились в зал суда.
Несмотря на ранний час, зал был переполнен. Те, кто жил около восточных ворот, уже разнесли по всему городу новость о схватке на корейской джонке, и все горожане своими глазами видели объявленья о розыске По Кая. Делая перекличку, судья Ди заметил стоящих в первом ряду магистра Цао, Е Пена и Ку Мен-пина.
Едва прозвучал молоточек судьи, как вперед выступил магистр Цао; борода его сотрясалась от гнева. Став на колени, он заговорил с явным волнением:
— Ваша честь, вчера у нас произошло нечто ужасное! Поздней ночью мой бедный сын Цао Минь был разбужен ржанием лошадей в нашей конюшне, что стоит возле сторожки. Он пошел туда и увидел, что лошади чем-то очень встревожены. Тогда он разбудил привратника, затем взял меч и пошел вокруг дома, предполагая, что среди деревьев прячется вор. И вдруг он почувствовал, как что-то тяжелое обрушилось ему на спину, а в плечи вонзились когти. Он упал на землю головой вперед и в последний момент услышал, как у него над ухом лязгнули зубы. И тут же потерял сознание, потому что ударился головой об острый камень. По счастью, туда подоспел привратник с факелом; он заметил, как что-то темное исчезло среди деревьев. Мы уложили нашего сына в постель и перевязали раны. Царапины на плечах оказались не слишком серьезны, но лоб разбит до крови. Сегодня утром на какое-то время он пришел в сознание, а затем у него начался бред. Доктор Шен прибыл к нам на рассвете и объявил, что сын мой находится в тяжелом состоянии.
Магистр сделал паузу, затем продолжил:
— Ваш покорный слуга, ваша честь, настаивает на том, чтобы суд предпринял соответствующие меры против оного тигра-людоеда, который бродит по нашему уезду и который должен быть выслежен и убит немедля!
Зал ответил гулом одобрения.
— Сегодня же утром, — сказал судья Ди, — управа направит охотников, чтобы выследить зверя.
Магистр Цао вернулся на свое место в переднем ряду. Ему на смену вышел Е Пен и преклонил колени перед судейским столом. Объявив по всей форме свое имя и род занятий, он начал:
— Ваш покорный слуга нынче утром прочел объявление о розыске По Кая, состоящего у вашего покорного слуги в должности управляющего. Разнесся слух о том, что упомянутый По Кай причастен к ссоре на корейской джонке. Я желаю заявить, что упомянутый По Кай — человек беспорядочного образа жизни и неподобающего поведения и что я не могу нести ответственность за то, что он совершил в нерабочее время.
— Когда и при каких обстоятельствах вы наняли названного По Кая на службу? — спросил судья Ди.
— Он прибыл ко мне около десяти дней назад, ваша честь, — отвечал Е Пен, — с рекомендательным письмом от известного в столице ученого Цао Фэ, двоюродного брата моего хорошего друга магистра Цао Хо-сьяня. По Кай заявил, что он развелся с женой и хотел бы некоторое время пожить вдали от столицы, где семейство его бывшей жены причиняет ему всяческие неприятности. Он оказался беспутным пьяницей, но в делах необыкновенно способным. Прочитав объявленье, я вызвал моего домоправителя, чтобы узнать, когда тот в последний раз видел По Кая. Домоправитель сообщил, что названный человек вчера вернулся домой очень поздно, зашел в свою комнату, расположенную в четвертом внутреннем дворе моего дома, и очень скоро ушел с плоской коробкой в руках. Поскольку домоправитель свыкся с беспорядочной жизнью По Кая, он не обратил на все это особого внимания, но только отметил, что тот как будто очень спешил. Перед тем, как идти сюда, в суд, я обыскал его комнату и убедился, что из нее ничего не исчезло, кроме кожаной шкатулки, в которой он обычно держал свои бумаги. Вся его одежда и личная утварь остались на месте. — Е Пен сделал паузу, затем заключил: — Я просил бы вашу честь, чтобы заявление о моей полной непричастности к неправомочным действиям По Кая было закреплено записью в отчете о данном заседании суда!
— Оно непременно будет записано, — холодно ответил судья Ди, — но вместе с моим дополнением, которое вы сейчас услышите. Я не принимаю ваше утверждение и при этом объявляю, что полагаю вас полностью ответственным за все, что совершил или не совершил ваш управляющий. Он был вашим служащим и жил под вашим кровом. Он причастен к тщательно подготовленной попытке убить двух моих помощников. И вам придется доказать, что вы никоим образом не были заинтересованы в этом деле.
