Он безучастно смотрел в окно. Когда мы вошли, он удостоил нас лишь мимолетного взгляда, как будто по-прежнему видел нас каждый день, как будто он никогда не покидал Неаполь под покровом ночи.
— Ну? — властным тоном поинтересовался он. А после паузы, когда все мы, даже вспыльчивый Федерико, продолжали безмолвствовать, он раздраженно топнул ногой. — Нечего торчать тут, разинув рот! Поклонитесь и обратитесь ко мне, как подобает!
Глаза Федерико вспыхнули гневом. Проигнорировав предостерегающий взгляд Трузии, он шагнул вперед.
— Я не стану кланяться. Но я обращусь к тебе, как подобает, ваше высочество. Ибо именно этим ты и являешься: ты принц, отказавшийся от права быть королем.
Отец побагровел от ярости. Он устремил обвиняющий перст в сторону своего брата и обратился к остальным:
— Схватите этого человека и накажите за дерзость! На миг снова воцарилась тишина. Федерико с холодной усмешкой смотрел на отца.
— Твои приказы здесь не имеют силы, Альфонсо. Ты что, забыл? Ты отказался от трона. Ты бросил нас самих разбираться с французами и уплыл с Трузией сюда. Ты потерял право на корону, когда бежал, как трус, и украл деньги, которые нужны были Феррандино на содержание армии.
Отец вскочил, сверкая глазами.
— Я — король обеих Сицилии, и ты будешь обращаться ко мне с должным уважением!
— Хватит корчить из себя сумасшедшего! Неаполь и Сицилия уже несколько поколений как разные королевства! — с пылом возразил Федерико. — Теперь король — твой сын, и тебе следует на коленях просить его о милосердии, потому что ты совершил не что иное, как предательство!
Лицо отца исказилось от гнева.
— Лжец! — закричал он. — Стража!.. Он с негодованием повернулся к Трузии.
— Где стражники? Пусть они схватят этого человека!
— Все стражники ушли, — тихо ответила Трузия.
— Слушай меня внимательно, — сказал Федерико. — У тебя есть всего один способ спасти свою жизнь. Скажи нам, где находятся сокровища короны, и мы оставим тебя в покое.
— Ты не только лжец, но еще и вор, — глумливо произнес отец. — Ты хочешь украсть мою корону. Мой меч! Трузия, принеси мне меч!
Охваченный возбуждением, он отошел от кресла и замахнулся на Федерико. Тот уклонился от удара, но терпение его лопнуло. Братья сцепились и принялись бороться, испепеляя друг друга взглядами; оба тяжело дышали, пытаясь вырваться из хватки друг друга.
— Ты такой же сумасшедший, как отец! — крикнул Федерико. — Даже хуже!
— Я сам тебя убью! — пронзительно выкрикнул мой отец. Тут вмешался Альфонсо и с помощью Франческо разнял драчунов.
— Уберите его с глаз моих! — крикнул отец и вернулся на свой воображаемый трон.
Мадонна Трузия поспешно бросилась к нему и принялась что-то шептать ему на ухо. Потом она отошла туда, где Альфонсо и Франческо все еще пытались успокоить Федерико.
— Он сейчас слишком возбужден, — сказала она. — Придется попробовать по-другому.
Она жестом попросила нас удалиться, потом вернулась к отцу и принялась успокаивающе поглаживать его по руке.
Федерико, ворча, позволил вывести себя за дверь. Там мы принялись размышлять, что же нам делать дальше.
— Логика здесь не поможет, — сказал Альфонсо. — Его невозможно убедить разумными доводами. Нам придется играть с ним по его правилам, чтобы получить то, что мы хотим.
— Он слаб, — возразил Федерико. — Обвиним его в измене, покажем ему веревку, и он сломается.
Альфонсо покачал головой.
— Вы же видели его. Вы только подеретесь снова. Надо попробовать зайти с другой стороны.
— Это верно, Федерико, — подал голос Франческо, возражая старшему брату, что случалось с ним нечасто. — Притворство тут ни при чем. Он и вправду сумасшедший.
Тут из комнаты вышла мадонна Трузия и тихо затворила дверь за собой.
— Дон Франческо прав. Мне удалось его успокоить, но разумнее будет, если вы, его братья, побудете снаружи. — Она взглянула на нас с братом. — Альфонсо, Санча… Если вы пойдете к отцу и скажете ему, что сокровища нужны, чтобы спасти королевство — которым, как он думает, он и поныне правит, — возможно, он отдаст их вам. Он вам доверяет.
Я покачала головой.
— Пусть идет Альфонсо. Ему отец и вправду доверяет, но он не послушает ни единого моего слова. Меня он презирает.
Трузия едва заметно дернулась, как будто мои слова были пощечиной, и взглянула на меня с недоверием, не уступающим моему собственному.
— Твой отец всегда восхищался тобой. Он всегда говорил мне, что если бы ты родилась мужчиной, то это был бы тот самый мужчина, которым он сам мечтал бы стать.
Меня захлестнула волна гнева. «Тогда почему он никогда не говорил мне об этом? Почему всегда обращался со мной с полнейшим презрением? Почему ему нравилось причинять мне боль? »
Должно быть, борьба чувств отразилась на моем лице, поскольку мать шагнула ко мне и нежно взяла меня за руку.
— Пойдем, — сказала она голосом, одновременно успокаивающим и пробуждающим мужество. — Я проведу вас с Альфонсо внутрь. Предоставь брату вести разговор, и все будет хорошо.
Мы втроем вернулись в комнату.
— Ваше величество, — сказала мать, не обращая внимания на явную неловкость, которую вызывал у меня этот титул. — Взгляните, ваши дети пришли навестить вас.
Когда мы вошли сюда в первый раз, бывший король Альфонсо II выглядел царственно и держал себя в руках. Но сейчас, когда он сидел на своем призрачном троне и смотрел на гавань Мессины, его спина, некогда столь прямая, сгорбилась, а взгляд был пугающе отсутствующим.
— Везувий, — сказал он, хмуро глядя вдаль. — Из этого окна отвратительный вид: мне не виден Везувий. Надо будет нанять архитектора и исправить это.
— Конечно, — согласилась мадонна Трузия. — Ваше величество, дон Альфонсо и донна Санча пришли повидаться с вами.
Она отступила на шаг, кивнув моему брату.
— Ваше величество, — громко и отчетливо произнес Альфонсо. — Я должен поговорить с вами о неотложном деле огромной важности.
Отец недовольно заворчал, но наконец-то оторвал взгляд от окна и повернулся к младшему из своих детей.
— Альфонсо. Ты, похоже, становишься мужчиной.
— Да, сир.
— Ты еще не женился?
— Нет. — Брат секунду помолчал. — В Неаполе большие неприятности, отец. Бароны взбунтовались, и к нам вторглись французы. Нашим войскам очень нужны деньги. Мы вынуждены позаимствовать их из сокровищ короны. Это единственный способ уберечь трон.
Взгляд отца скользнул по мне:
— И ты, Санча. Ты вышла за этого маленького папского ублюдка. Скажи-ка, у него еще не выросла борода?
Во мне вспыхнул гнев, но я успела прикусить язык. Мне тоже печально было видеть, во что превратился этот человек. Холодная, непреклонная жестокость отца уничтожила его королевство и разлучила его с собственной семьей и собственным рассудком. Лишь наша мать сохранила ему верность.
— Он стал старше, — негромко ответила я.
Отец кивнул, потом снова устремил взгляд в окно, на чужеземный берег.
— Сколько нужно? — внезапно спросил он.
— Много, — ответил мой брат. — Но я возьму ровно столько, сколько необходимо.
— Там требуется ключ…— пробормотал отец.
Он жестом подозвал Альфонсо к себе, потом заметил, что мы с матерью стоим поблизости.
— Пусть женщины уйдут, — велел он.
Мать поклонилась, я последовала ее примеру, потом вышла следом за ней. Братья-принцы, полные нетерпения, ожидали нас в коридоре.
— Он доверяет Альфонсо, — сказала Трузия. — Думаю, сын добьется успеха.
Предчувствие ее не подвело. Мгновение спустя мой брат, сияя, вышел из комнаты. В руке у него был позолоченный ключ.
Это оказался ключ от стенного шкафа, в котором отец спрятал сокровища, и я задумалась над тем, что мягкость и терпение моих брата и матери привели нас к спасению там, где гнев и напор потерпели неудачу. И снова я решила, что надо быть менее своевольной, а больше походить на моего доброго брата.
Феррандино и дядя Федерико поспорили, следует ли оставить достаточно средств, чтобы отец мог с удобствами пребывать в своем безумии. Федерико ничего не хотел оставлять, но в конце концов желание короля было исполнено. Феррандино передал разумную сумму моей матери, посоветовав расходовать деньги экономно.
Мы провели в Мессине всего несколько беспокойных недель. За это время испанский посол принес нам три поразительные новости. Первой была та, которой мы и ждали, и страшились: наши обессиленные войска в Кастель дель Ово в конце концов сдались французам.
Второе откровение принесло Джофре огромное облегчение и привело нас в хорошее расположение духа. Я так и не простила Папе того, что он так легко сдался королю Карлу да еще и отправил собственного сына, Чезаре, к французам в качестве заложника. Однако же и Александр, и Чезаре отличались коварством. Еще до того, как французская армия вступила в Неаполь, однажды ночью Чезаре бежал, прихватив с собой столько награбленных французами ценностей, сколько сумел. Именно при их помощи он подкупил нескольких солдат Карла, и те помогли ему.
