На лице Уолтера играет улыбка:
– Я ведь всегда могу поговорить с твоей матерью.
Я вскакиваю, сжимая кулаки.
Миссис Линдсей движется к мадам Ван Хаусен, однако Коул удерживает ее, взяв за руку. Он бросает на меня предостерегающий взгляд, но у меня нет времени разбираться, что это значит. Я все еще пытаюсь сосредоточиться на Уолтере, который уже легонько касается пальцами маминого плеча.
– Go sabhala Dia muid ar fad! – снова кричу я, топая сильнее, отрывисто, посылая четкие звуковые сигналы.
Уолтер мешкает. Коул стискивает руку миссис Линдсей, которая продолжает напевать что-то странное и невнятное. Ее дочь, вцепившись в другую ее ладонь, яростно шепчет матери на ухо. Оуэн, должно быть, улавливает мое отчаяние, потому что тоже встает. Вдруг я слышу снизу тихий шум машины и едва не лишаюсь чувств. Должно получиться. В неразберихе, которая обязательно возникнет из-за летающих часов, мама успеет вернуться в кабинет.
Если Уолтер ее отпустит.
Женщина из Венгрии издает душераздирающий крик, указывая на часы, зависшие прямо над каминной полкой. Синтия цепляется за мужа и, замерев, смотрит туда же. Семейство Линдсей поворачивается к часам, и я вижу, как женщины задирают головы вверх, словно ожидают обнаружить нити.
Вдруг часы стремительно несутся через комнату и врезаются в нашу прекрасную хрустальную лампу. Венгерка истерично вопит, и даже соперница-медиум бледнеет в свете свечей.
Мама исчезает. И, к моему ужасу, Уолтер тоже.
Он пошел за ней? Прямо сейчас он вселяется в ее тело?
Я колочу в дверь кабинета:
– Мама! Ты в порядке?
Тишина.
– Уолтер! – выкрикиваю и тут же захлопываю рот рукой. Никто, кроме меня, даже не знает, что он здесь.
– Рядом, – раздается шепот откуда-то слева.
Тяжело дыша, я оглядываюсь. Многого в темноте не разглядеть, но очертания я вижу. И, дрожа всем телом, вновь отворачиваюсь.
– Прости за это дурачество. У меня не так много времени. Но ты помогла мне, теперь я могу помочь тебе.
Я хочу задать ему миллион вопросов, но замираю. Замираю, потому что говорю с мертвецом, и, боюсь, другие поймут, что я говорю с мертвецом. Я неотрывно пялюсь на двери в кабинет.
– Ты не хочешь, чтобы они знали, что я здесь, да? – В голосе Уолтера звучит разочарование.
Я едва заметно качаю головой. Сейчас я слышу Синтию, что склоняется над все еще стонущей венгеркой, и миссис Линдсей, которая что-то сердито шепчет дочери.
– Я здесь, чтобы предупредить тебя, Анна. Ты помогла моей бедной милой матушке, и я хочу помочь тебе. Вокруг тебя и твоей мамы сгущается опасность.
Я оборачиваюсь. И плевать, что другие решат, будто я сумасшедшая.
– Что за опасность? – спрашиваю шепотом.
Уолтер качает головой:
– Не знаю. Но здесь есть люди, которые желают причинить тебе боль. Будь осторожна.
Его образ в темноте начинает мерцать.
– Подожди!
Но Уолтер исчезает.
Я поворачиваюсь к кабинету. Неужели дух все-таки вселился в мамино тело?
– Мама!
Несколько мгновений проходит в напряженной тишине, а затем мама начинает рыдать – то есть действует по плану.
Мои колени подгибаются.
Коул молниеносно оказывается рядом, помогая устоять.
Все собираются возле дверей, чтобы увидеть мадам Ван Хаусен.
– Отойдите, – приказываю я.
С одной стороны я и сама беспокоюсь и желаю убедиться, что с ней все в порядке, но с другой… нужно дать маме время. Множество вещей может пойти не так при «появлении призрака», и мадам должна выглядеть точно так же, как тогда, когда мы видели ее в последний раз.
Пожалуйста, Господи, пусть она останется прежней и не будет одержима мертвым парнем…
– Необходимо убедиться, что духи ушли. – Я долго вожусь с замком и, задержав дыхание, наконец приоткрываю дверь.
Увидев маму, сидящую именно так, как задумано, я вздыхаю с облегчением. Несмотря ни на что, нас не поймали, и мама в безопасности.
Пока что.
Сейчас же я просто хочу, чтобы эти женщины покинули наш дом. Если нам грозит опасность, как сказал Уолтер, то вероятный источник – именно они.
– Что это было? – Синтия теребит бусы; ее голубые глаза широко распахнуты.
– Думаю, дорогая, мы удостоились визита из преисподней, – протяжно отвечает мистер Гейлорд, и я впервые вижу оживление на его лице.
Я освобождаю маму от наручников и провожаю к столу. Она все еще тихо плачет – по щекам текут самые настоящие слезы. Реши она продолжить карьеру актрисы, без сомнения стала бы лучшей.
– Она всегда так реагирует на общение с духом, – уверяю остальных. – Это тяжелое испытание. Пожалуйста, присаживайтесь. Скоро она придет в себя.
Садятся все, кроме Коула, который спрашивает, не хочу ли я, чтобы он убрал осколки.
Успокаивая маму, я киваю:
– Веник в кладовке.
Мадам Ван Хаусен делает глубокий дрожащий вдох и оглядывается, будто только что вышла из транса.
– Что произошло? – спрашивает голосом маленькой девочки, но, когда ее глаза останавливаются на мне, я слышу другое: «Что, черт возьми, произошло?!»
Синтия и венгерка подскакивают и начинают суетиться вокруг мадам, а я включаю свет. Затем быстрым взглядом окидываю комнату, желая убедиться, что все на месте. Все, как и должно быть.
– Это нечто невероятное! – восклицает венгр. – Никогда прежде не видел такого талантливого медиума. Надеюсь, вы не возражаете, если мы расскажем о вашей матери своим друзьям?
– Конечно, нет, – отвечаю устало.
Ведь этого мне и хочется. Да?
– Думаю, пора расходиться, – повышаю я голос. – Маме нужно отдохнуть.
Мадам Ван Хаусен изображает на лице жалостливую гримасу, но меня не обманешь. Уверена, она взвинчена из-за своего представления и готова учинить мне допрос с пристрастием по поводу разбитой лампы. Венгерская пара тут же нас покидает, но Синтия хватает меня за руку и тянет за собой к двери:
– Я говорила с доктором Беннетом. Завтра он устраивает первую встречу американского отделения Общества психических исследований и очень просил, чтобы мы пришли.
В волнении она хлопает в ладоши. И пусть я нервничаю из-за сеанса, все равно не могу удержаться от улыбки, глядя на Синтию. Ее энтузиазм заразителен.
– Завтра вечером у нас выступление.
– Я сказала ему, что и сама собираюсь присутствовать на вашем шоу, а после мы сможем прийти. Доктор будет нас ждать.
Несмотря на нервное трепыхание бабочек в животе, я с улыбкой соглашаюсь. Как бы ни пугало меня разоблачение, гораздо сильнее я беспокоюсь о маминой безопасности. Что там сказал Уолтер? Угроза исходила от кого-то из присутствующих на сеансе. Я поворачиваюсь к гостиной. Готова поспорить, что речь о миссис Линдсей. Но хотелось бы знать наверняка. А еще хотелось бы найти ответы на некоторые важные вопросы, и если доктор Беннет способен их дать, то неважно, насколько я ему не доверяю, – я должна воспользоваться шансом.
Гейлорды и пара из Венгрии уже ушли, но семейство Линдсей почему-то задерживается. Миссис Линдсей подходит к моей матери, и я напряженно застываю.
– Это на самом деле было весьма впечатляюще. – Соперница шныряет глазами по комнате в поисках признаков обмана. – Вы должны показать мне, как такое можно провернуть.
Мадам Ван Хаусен вскидывает брови и тут же устало опускается на ближайший стул:
– Мир духов – тайна, даже для меня.
– О, прекратите, – презрительно выплевывает Линдсей. – Мы с вами обе знаем, что это какая-то иллюзия. Точно. Никто не способен на то, что я…
– Мама! – Бледная кожа ее дочери заливается краской, и несчастная хватается за плечо матери.
Я быстро перевожу взгляд на собственную родительницу, которая тут же вытягивается в струнку:
– Уверяю вас, миссис Линдсей, это никакая не иллюзия. Пути духов…
– …неисповедимы, – заканчивает миссис Линдсей со скупой улыбкой. – Это ваши слова. Идем, Лизетт. Думаю, здесь нам больше делать нечего.
Как только женщины уходят, Оуэн приподнимает брови:
– Да уж, а вы знаете толк в веселье.
Мама фыркает и скрывается в кухне – уверена, чтобы налить себе чего-нибудь покрепче. Я слышу голоса и понимаю: она говорит с Коулом, который как раз выбрасывал последние осколки стекла. Я беру Оуэна за руку и провожаю к двери:
– Огромное спасибо, что пришел.
Он смеется:
– Намек понял, но ты ведь в курсе, что на самом деле я здесь не ради спиритического сеанса? Я пришел спросить, не хотела бы ты составить мне компанию в пятницу вечером, после выступления? Мы с друзьями собираемся в какое-нибудь местечко в Гарлеме, где промышляют алкоголем. Думаю, тебе понравится.
Разговор на кухне внезапно стихает, и мое сердце ухает вниз.