Коул озадаченно смотрит вниз. Я слабо улыбаюсь в ответ и прячу глаза. Не сомневаюсь: вина крупными буквами написана на моем лице. Совсем забыла, что сосед может прочитать меня так же, как я читаю других.
«Чайлдс» встречает нас жизнерадостным синим козырьком и вафельницей на окне, но мне так не терпится начать разговор, что я едва ли обращаю на все это внимание. Прикусив язык, жду, когда Коул заговорит, но он, кажется, не торопится. Я наблюдаю, как он намазывает вафли джемом да еще и поливает сверху сиропом. Затем начинает с аппетитом есть, а я все не решаюсь приступить к своей порции. Пахнет вкусно, но мой желудок слишком сжимается от волнения.
– Ты не любишь вафли?
И снова этот проклятый официальный тон. Глубоко вздохнув, кладу вилку и просто смотрю на Коула. Он глядит на меня в ответ:
– Жаль… – И замолкает; рот сжимается в прямую линию.
Я подаюсь вперед, сердце мое раздувается.
– О чем ты жалеешь?
Он чуть кривит губы:
– Жаль, что мы не встретились при других обстоятельствах. Тогда бы мне не пришлось объяснять. – И качает головой, словно сам собой недоволен.
– Но ты и не объяснил еще ничего!
– Знаю. У меня это плохо выходит. Никогда не думал, что это будешь ты…
Он все ходит вокруг да около и выглядит так, будто жаждет, чтобы под ногами разверзлась дыра и поглотила его.
– Не понимаю…
– Мне хотелось бы просто позавтракать вместе с тобой, – порывисто говорит Коул. – Без всего остального.
Я изумленно открываю рот и тут же выпрямляюсь:
– Ты стесняешься!
Коул отводит взгляд:
– Наверное. Немного. По крайней мере, в женском обществе. Могу оправдаться тем, что ходил в интернат только для мальчиков.
Это кое-что проясняет. Излишний официоз и то, что Коулу неуютно рядом с моей матерью. Грудь сжимается, а сердце переполняется сочувствием к нему. А затем я вспоминаю, зачем сюда пришла.
За ответами.
– Я догадываюсь, что ты хочешь сказать, – начинаю осторожно, словно крадусь по осколкам стекла. – Но мне правда нужно знать, что происходит. Тебе обязательно надо объяснить мне все остальное.
Коул смотрит вниз на свои руки. Сильные руки с красивыми пальцами и короткими ногтями. Я помню, как эти пальцы прикасались к моим губам…
– Я знаю, кто ты. – Я резко поднимаю глаза к его лицу. – По крайней мере, подозреваю.
Я закусываю губу и опускаю взгляд:
– Кто же? Девушка? Иллюзионист? – Я нарочно не говорю «мошенница», но слово висит между нами, яркое и смертельно опасное.
– Нет, экстрасенс.
И «мошенница» с хлюпом падает прямо в сироп.
– Кто?
– Экстрасенс. Тот, кто обладает сверхъестественными способностями.
Я все кусаю губу и отвожу глаза, опасаясь того, что Коул может в них увидеть.
– В самом деле? – произношу тихо. – И какие же, по-твоему, у меня способности?
– Я знаю, что ты чувствуешь чужие эмоции. А еще можешь говорить с мертвыми. Правда не уверен, это твоя личная способность или срабатывает только при взаимодействии со мной. Ты говорила, что раньше такого не случалось?
Я качаю головой, и только тогда до меня доходит:
– Постой-ка. В смысле, при взаимодействии с тобой?
Коул отводит взгляд:
– Я тоже экстрасенс. Ну… не совсем. Скорее, проводник. Мои способности усиливают твои. Я даже могу их имитировать, пока ты находишься рядом.
Мысли путаются, сердце болезненно ухает в груди. Мир вокруг кренится и качается, и я цепляюсь за край стола.
– Итак. Это объясняет появление Уолтера.
Коул кивает, глядя на свои руки:
– Я не знаю, произошло бы это в любом случае, или мое присутствие усилило твои способности. Потому и хотел поговорить с тобой вчера. Прости, что тянул так долго.
Я на мгновение прикрываю глаза. Ощущение того, как Уолтер захватывал мое тело, настолько сильное, что меня почти тошнит.
– Анна, я все понимаю. И не хотел этого. Я остановил его, как только понял…
– Когда схватил меня за руку?
Коул кивает:
– Я могу блокировать – или отключать – чужой дар. Помнишь в кинотеатре? Когда тебя захлестнули эмоции той бедной женщины? Как только я понял, что происходит, то оборвал контакт, но потом увлекся фильмом и пропустил момент, когда все снова началось.
Значит, я не ошиблась. Это присутствие Коула меняет мои способности. Желудок сжимается, и я отпиваю горячего кофе, чтобы расслабиться. Кружка большая и удобная. Я обхватываю ее руками и делаю еще один глоток. Мир вокруг нас заполнен гулом разговоров, но ничто не может заглушить гул беспокойства и надежды, звучащий в моих ушах.
– Ты можешь, м-м-м, управлять этим?
– Да, но это требует времени. Учатся все по-разному: кто-то быстрее, кто-то медленнее.
Мое сердце замирает. Какое-то мгновение я не могу ни двигаться, ни дышать. Наконец смотрю в глаза Коула, наполненные беспокойством и чем-то еще, что я никак не могу разобрать.
– Есть и другие? – спрашиваю шепотом.
Он отводит взгляд:
– Да.
Я не одинока.
Меня накрывает облегчение, сладкое, со вкусом свободы, и я откидываюсь на спинку стула. Когда-то я считала себя безумной, которой мерещится всякое. А оказывается, все это время существовали и другие. Не то чтобы я не догадывалась. Написано слишком много книг о психических явлениях, чтобы это было простым совпадением, но убедиться лично…
– Кто? – спрашивает мое потерянное и одинокое «я» из самой глубины души.
Коул протягивает мне платок.
– Не могу сказать, – отвечает тихо.
Я перестаю вытирать глаза:
– Почему?
– Я вообще больше ничего не могу тебе сказать. Не сейчас. – И хотя его тон полон сожаления, я знаю, что он говорит серьезно.
– А когда сможешь?
Коул поджимает губы и пожимает плечами. Острая боль, смешанная с отчаянием, прорывается из моей груди. Я хватаю его за руку, пытаясь сосредоточиться и прочитать… Но он закрылся.
Понятия не имею, почему вдруг чувствую себя обманутой и преданной. Я ведь едва знаю Коула. Я просто… Внезапно меня осеняет:
– Когда я спросила, зачем ты приехал в Америку, ты сказал, будто искал меня. Что это значит?
– На этот вопрос я могу ответить. Я приехал в поисках других экстрасенсов. Ты первый настоящий, кого я обнаружил. – Потемневшими от беспокойства глазами он вглядывается в мое лицо.
Голова кружится от попыток соединить все воедино.
– Этим ты и занимаешься? Потому отсутствуешь дома весь день? Ищешь экстрасенсов?
Коул кивает.
– И поэтому ты был в трущобах в тот вечер, когда я потерялась?
Еще один кивок:
– Хожу к гадалкам, медиумам и прочим. В этом деле много шарлатанов, так что никогда не знаешь наверняка.
– Вот для чего ты познакомился с Жаком – чтобы получить приглашение на наш сеанс.
– После того, как я встретил тебя в передней, я уже знал.
Сердце сжимается от разочарования. Только я решила, что Коул хотел познакомиться со мной… но ему интересны лишь мои способности.
– Зачем ты ищешь таких, как я?
Он на мгновение закрывает глаза и качает головой:
– Слушай, это правда не моя тайна. Есть люди…
Я в отчаянии стискиваю руки:
– К чему вообще этот разговор, если ты не можешь ничего объяснить?
– Я предупреждал их, что только все запутаю.
– Предупреждал кого? – Взглянув на лицо Коула, я встаю: – Нет, молчи. Знаю, ты не можешь сказать.
Я разворачиваюсь и ухожу.
– Анна, постой! Прошу, ты должна мне поверить. – В его голосе слышится мольба, но мне нечего ответить. Я просто хочу уйти от него так далеко, как только возможно.
Коул встает, чтобы направиться следом, но я вскидываю руку:
– Не. Сейчас.
Мгновение он смотрит на меня и наконец согласно отступает.
Стиснув зубы, я выхожу наружу, в холодное утро, не в силах разобраться, какая из бурлящих внутри эмоций сильней: гнев, разочарование или боль от разбитого сердца.
Согреваясь бурлящим внутри гневом, я миную остановку поезда и иду вниз по улице.
Ну как можно было рассказать мне то, что я так давно жаждала узнать о самой себе, а потом отказаться поведать подробности? Он же просто оставил меня в подвешенном состоянии, вручив эти крохи и ничего больше!
– Поверь мне, – передразниваю я, уворачиваясь от прохожих на оживленном тротуаре. Как я могу? Я ведь никому не доверяю.
Вдруг замираю.
Возможно, я похожа на мать гораздо больше, чем думала.
Иду дальше, пытаясь разобраться в суматошных мыслях, кружащихся в голове, точно конфетти, подхваченное ураганом. Есть и другие люди, похожие на меня. И они умеют управлять своими способностями. И… отключать их? Жить нормальной жизнью? Я так этого хочу! Избавиться от дара и быть как все.
