я все проиграл, – с горечью закончил Ковальский.
Нестор Васильевич улыбнулся. Ничего страшного, он даст Ковальскому сто франков и тот сможет при необходимости вернуть аванс, и не участвовать в побоище. Главное тут, что они узнали о самих боях.
– И вот еще что они сказали, – вспомнил Ковальский. – До завтрашнего вечера я могу ходить всюду свободно, но после первого боя должен будут остаться в казарме гладиаторов как минимум на неделю.
Загорский заинтересовался: а что за казарма? Марек пожал плечами – судя по всему, это место, где живут все гладиаторы между боями. Что-то вроде общежития.
– А зачем же им жить между боями в какой-то казарме? – удивился Нестор Васильевич.
– Вероятно, все дело в том, что подписывая договор, гладиатор обязуется провести по меньшей мере три боя, – отвечал Марек. – И устроители просто не хотят, чтобы он сбежал с первой же порцией денег.
– А паспорт? Вы ведь отдали в залог паспорт?
– Паспорт и новый выправить можно. Пришел в консульство, объявил, что его украли или просто потерял – и дело решено.
– Что ж, это разумно, – согласился Загорский. – Но, надеюсь, вам не понадобится участвовать даже в первом бою. Все, что нам нужно, мы выясним сегодня вечером. Вам же я советую запереться в номере и до завтра никуда оттуда не выходить.
Ковальский кивнул, но было видно, что он чем-то озабочен.
– В чем дело? – осведомился Нестор Васильевич.
Не может ли многоуважаемый пан Загорский в счет будущих гонораров дать ему хотя бы двести франков?
– Нет, – отрезал Загорский. – В противном случае вы отправитесь играть, проиграетесь, и попадете в очередные неприятности. Потерпите до завтрашнего вечера.
Сказав так, действительный статский советник отправил пана Ковальского в гостиницу, а сам вместе с Ганцзалином, взяв пролетку, отправился в Симье. Дорога им предстояла достаточно долгая, но они никуда не торопились – по словам Марека, представление начиналось только в десять вечера.
Путь до Симье оказался не только долгим, но и весьма извилистым. В этом не было ничего удивительного – в подобных местах, где возвышенности смыкаются с морем, дороги проходят не там, где хочется, а там, где их можно проложить.
Пока они ехали, солнце опустилось за горизонт, на небе высыпали звезды, стало прохладнее. Выпала вечерняя роса, от придорожной травы пошел благоуханный свежий аромат. Впряженная в пролетку лошадь неторопливо цокала по дороге копытами, возница нахохлился и со спины казался не человеком, а каким-то сказочным существом.
– Природа, – проговорил Ганцзалин, созерцая темную таинственную поверхность моря. – Скоро человек победит ее и поставит себе на службу. Из молний станут добывать электричество, реки потекут не под уклон, а куда им укажут, рыбы будут сами выпрыгивать из моря и ложиться на сковородку.
– Надеюсь, мы с тобой не доживем до этих страшных времен, – отвечал Нестор Васильевич. – Потому что это будет означать конец природе, а, значит, и человечеству.
Некоторое время ехали молча. Потом помощник спросил Загорского, слышал ли тот что-нибудь про древний цирк в Симье? Загорский отвечал, что это весьма известное место. В первом веке нашего тысячелетия древние римляне возвели на холме Симье город Цемене́лум. Говорят, случилось это еще при императоре Октавиане Августе. Шли столетия, Рим пал, город тоже был разрушен. Однако римляне возводили свои здания на славу, особенно те, которые были предназначены для развлечений и богослужений. Таким образом, кроме храмов, испытание временем выдержали еще и цирки, где люди сражались друг с другом и с дикими животными. Милый этот обычай, очевидно, решили возродить в двадцатом веке. Плебс, как обычно, требует хлеба и зрелищ – вне зависимости от того, что это за плебс: бедняки или миллионеры. Но есть зрелища благородные, вроде театра, а есть – варварские. Бои на потеху публике – зрелище дикарское, но, судя по тому, что человечество дичает все больше, за ними, очевидно, будущее. Состязательный инстинкт у человека в крови. Однако далеко не все готовы рисковать своим здоровьем и жизнью. А вот посмотреть, как это делают другие – такое развлечение всегда найдет своего зрителя.
Когда они подъехали к цирку, рядом с ним уже начала собираться нетерпеливая публика. Сама арена была овальной, точнее, представляла собой что-то вроде продолговатого треугольника и в темноте, слабо освещенная ацетиленовыми фонарями, казалась больше, чем была на самом деле. В длину цирк насчитывал футов пятьсот, в ширину – меньше четырехсот. Неплохо сохранившиеся трибуны вполне могли вместить несколько тысяч человек, однако нынче тут едва ли собиралось больше нескольких сотен.
Все входы в цирк сейчас были закрыты большими щитами, кроме одного, возле которого стояла охрана численностью около десяти человек.
– Однако тут все устроено с размахом, – заметил Нестор Васильевич и нельзя было понять, как он это сказал: с одобрением или с осуждением.
Они отпустили извозчика, который, узнав, что обратно они поедут в Монако, сказал, что будет ждать их до самого конца представления.
Загорский только кивнул в ответ: они были выгодными клиентами, потому что большинство зрителей сюда приехали из Ниццы, которая находилась совсем недалеко. За поездку же из Симье в Монако можно было запросить приличные деньги.
Ганцзалин куда-то исчез, и через пару минут вернулся обратно.
– Развлечение не из дешевых, – заметил он негромко, – входной билет стоит сто франков.
– Низменные страсти всегда обходились человеку дорого, – отвечал Загорский. – К счастью, мы можем себе позволить это диковинное развлечение. Тем более, что мы и не развлекаться сюда пришли, а по делу.
Зрителей с каждой минутой становилось все больше и, наконец, по невидимому сигналу распорядителей, их стали пускать внутрь. С деньгами люди тут расставались на удивление легко – сказывалась ли привычка к большим проигрышам или публика, действительно, была настолько состоятельна, что лишние сто франков не играли никакой роли, однако вскорости ближние к арене ряды на северной стороне были заняты.
Вдоль рядов ходили разносчики вина и закусок. Публика охотно раскупала их товар.
– Не следует нам выделяться из общей массы, уподобимся древним римлянам окончательно, – решил Загорский и купил пару бутылок вина и фунт нарезанного сыра. Однако велел Ганцзалину не слишком налегать на вино: неизвестно, как развернутся события дальше. Им вполне может потребоваться бодрый ум и быстрая реакция.
– Видимо, гладиаторов будут выпускать оттуда, – заметил помощник, который, несмотря на предостережения хозяина, тут же открыл свою бутылку и отпил оттуда изрядный глоток.
Загорский глянул на круглый низкий выход из подземелья, куда показывал Ганцзалин, и покачал головой: оттуда, скорее всего, выпускали зверей, а люди выходили с противоположной стороны. Сам помост, где предстояло сражаться будущим гладиаторам, был окружен чем-то вроде редкого частокола.
– Зачем это? – недоумевал Ганцзалин. –
