Из глубоких раздумий его вывел вернувшийся Данстабл. Хозяин гостиницы вручил ему кожаный саквояж с инициалами Д. К. и строго-настрого наказал передать его поверенному Хору, проследив за тем, чтобы с вещами не вышло никакой путаницы. Слава богу, при тусклом свете не было заметно, как покраснел Джошуа, заверивший Данстабла, что не станет рыться в чужих вещах и честью клянется, что при первой же возможности доставит саквояж по назначению. Потом в шутку Джошуа добавил, что помешать ему может только одно — если он вдруг встретит на дороге разбойника.
Данстабл помрачнел:
— На здешних дорогах небезопасно, разбойников немало. Да поможет вам Бог, мужчина вы крепкий, да и оружие при себе имеете.
И вот, допив пиво и призвав на помощь все свое мужество, Джошуа приподнял шляпу, прощаясь с Данстаблом, и отправился в Астли. Вечер был теплый, ясный; дорога освещалась неясным лунным светом. Правда, идти быстро Джошуа не мог: его шаг сдерживал пухлый саквояж Кобба, который оказался тяжелее, чем он ожидал. Очень скоро руки у него заныли, будто их вывернули из суставов. Джошуа проклинал свое любопытство, жалея, что не оставил саквояж в гостинице. За ним он мог бы приехать в экипаже в любой другой день. Хоть бы карета какая проехала или телега, он попросил бы подвезти, уныло думал Джошуа. И он действительно увидел одинокого возчика, только тот двигался в противоположном направлении.
Через четверть мили Джошуа достиг Маршгейта. Город теперь остался у него за спиной. Он миновал ворота, ведущие к особняку сэра Чарлза Литлтона, и вскоре оказался в чистом поле. Теперь он шел по равнине вдоль зловещей серебристой ленты Темзы. Любое обширное водное пространство, особенно река, вызывало у Джошуа гадкое чувство тревоги, но портер помогал подавить страх. Он старался не замечать реку, как не замечают незваного гостя на семейном торжестве, и вздохнул с облегчением, когда она осталась в стороне. Теперь по обеим обочинам дороги тянулись заросли кустарников.
Когда Джошуа достиг места, которое обступала особенно густая растительность, из темноты, словно призрак, выступил какой-то человек. Джошуа едва не подпрыгнул на месте при его внезапном появлении. Человек стоял буквально в десяти шагах перед ним. Его лицо частично находилось в тени, но Джошуа четко видел долговязую фигуру и безумный взгляд. Вид у него был всклокоченный, неопрятный.
— Остановитесь, сэр, прошу вас, — обратился к нему незнакомец, сделав шаг навстречу, потом остановился, словно хотел посмотреть, что произойдет.
Тон у него был вежливый, что тоже стало неожиданностью для Джошуа, хотя в голосе явно слышалась угроза.
Джошуа заметил, что, направляясь к нему, незнакомец волочит за собой ногу и шаг у него неровный. Он предположил, что этот мужчина, возможно, наблюдал за ним, когда он сидел у окна при свете свечи в гостинице «Звезда и подвязка». Не исключено, что незнакомец видел, как Данстабл передал Джошуа саквояж, и затем последовал за ним, чтобы где-нибудь в пустынном месте напасть и ограбить. Вероятно, он не догадывается, что Джошуа вооружен (шпагу скрывал плащ). Ничего, скоро он поймет свою ошибку.
— Что вам нужно? — решительно спросил Джошуа.
Он чувствовал, что сердце в груди мечется, будто птица, рвущаяся на свободу, но внешне сохранял ледяное спокойствие, незаметно взявшись за шпагу.
— То, что мне полагается.
В голосе незнакомца не слышалось ни намека на нервозность. Его нахальство привело Джошуа в ярость.
— Тебе, разбойнику, полагается только одно — виселица.
— Я не разбойник. Мне нужен саквояж, что у вас в руке. Он принадлежит мне. Пожалуйста, поставьте его на землю, сэр, и идите своей дорогой. Даю вам честное слово, если сделаете, как говорю, я не причиню вам вреда.
— И не подумаю. Предупреждаю, если приблизишься ко мне, я буду защищаться.
Не обратив внимания на предупреждение Джошуа, незнакомец подошел к нему и остановился так близко, что Джошуа ощущал запах джина, исходивший у того изо рта, и видел блеск его глаз. Мужчина покачивался — несильно, но заметно. Наверняка пьян, рассудил Джошуа, потому и не выказывает страха, а с пьяным ему справиться проще простого. Вдохновленный этим наблюдением, Джошуа одним быстрым движением вытащил из ножен шпагу и приставил острием к тощей шее незнакомца.
— Вряд ли это твой саквояж, — сказал Джошуа. — Еще раз спрашиваю: кто ты, если не разбойник?
Мужчина издал лающий смешок и тут же зашелся кашлем так, что от напряжения даже согнулся. Джошуа был вынужден чуть отвести шпагу, чтобы не проткнуть бедняге горло. Он уже не испытывал страха — только отвращение. Наконец незнакомцу удалось подавить приступ кашля. Он выпрямился, сплюнул на землю мокроту и посмотрел Джошуа прямо в глаза.
— Меня зовут Джон Кобб, — ответил он.
Сделав это ошеломляющее заявление, незнакомец тут же попытался схватить саквояж, стоявший у ног Джошуа. Последний был настолько поражен его словами, что на мгновение попросту оцепенел. Кобб мертв. Этот человек мошенник, жалкий лгун. Встрепенувшись, Джошуа схватил наглеца за запястье и одновременно поднял шпагу, приказывая ему подчиниться. Мужчина попытался выдернуть руку, но Джошуа держал крепко. Все еще корчась и извиваясь, незнакомец проревел:
— Вы не оставляете мне выбора. — С этими словами, искривившись, он рванул плененную руку, а свободной вытащил из кармана пистолет, взвел курок и направил дуло прямо в глаз Джошуа. — Отпустите меня, сэр. Я же сказал: это мой саквояж. Я пришел за ним в гостиницу и только собрался поговорить с хозяином, как увидел, что вы уходите с моими вещами.
Джошуа ничего не оставалось, как признать свое поражение. Он опустил шпагу и отдал саквояж незнакомцу.
— Ты наглый бандит и самозванец, — выпалил он, взбешенный тем, что его вынудили сдаться, хотя преимущество было на его стороне. — Не знаю, почему тебе вздумалось назваться Джоном Коббом. Возможно, ты слышал, как я упоминал это имя в разговоре с хозяином гостиницы. Но раз уж ты такой смельчак, вот что я тебе скажу: Джон Кобб мертв, погиб пять дней назад.
Незнакомец впился в него взглядом. В темноте Джошуа не мог различить выражения его лица, но по блеску дула определил, что он чуть опустил пистолет.
— Мертв, говорите? Вы уверены? — спросил незнакомец.
— Абсолютно, как если бы видел труп собственными глазами, — ответил Джошуа.
Воспользовавшись минутным замешательством своего противника, он стремительно вытащил шпагу, размахнулся и полоснул незнакомца по руке, в которой тот держал пистолет.
Мужчина взвизгнул от неожиданности, выпустил из рук оружие и саквояж и схватился за рану, пытаясь остановить кровотечение. Ударившись о землю, пистолет выстрелил; пуля едва не задела Джошуа.
— И вы еще смеете называть меня негодяем?! Это вы вор! — крикнул незнакомец и нырнул в темноту.
На протяжении нескольких минут после его бегства до Джошуа из темноты доносились шорохи и сдавленный кашель. Он знал, что напавший на него человек ранен и плохо себя чувствует, сам же он находился в полном здравии. Он мог бы задержать разбойника. Но отвага, внезапно вселившаяся в него некоторое время назад, так же внезапно и исчезла. Столкновение с незнакомцем, мысль о том, что он, возможно, был на волосок от смерти, и брошенная на прощание гневная фраза его обидчика вывели Джошуа из равновесия. А вдруг у этого человека еще один пистолет и он поджидает его, притаившись где-нибудь в кустах? И вообще, почему он назвал Джошуа вором? Ему известно об исчезновении ожерелья? Или он имел в виду саквояж, который нес Джошуа? Пережитое потрясение в сочетании с выпитым чуть раньше пивом мешали ему мыслить ясно. Он решил, что не стоит рисковать жизнью, преследуя разбойника, тем более что ему хотелось одного: вернуться целым и невредимым в Астли, где для него было относительно безопасно, и исследовать содержимое саквояжа Кобба.
Придя к такому заключению, Джошуа не стал гнаться за незнакомцем и даже не задал ему вдогонку вопроса, который помог бы понять, что тот хотел сказать своей странной фразой. (И очень скоро пожалел о своем малодушии.) Джошуа бросил взгляд в сторону, где скрылся незнакомец, и, моля Бога о том, чтобы ни этот его обидчик, ни другие разбойники не попались на его пути, поспешил в Астли, позволив истекающему кровью хромому незнакомцу исчезнуть в ночи.
До Астли Джошуа добрался почти в полночь. Дом был заперт, все слуги легли спать. Ему пришлось постучать в окно экономки и поднять ее с постели. Та, разумеется, была не в восторге, что кто-то потревожил ее сон. Когда она, заспанная, открыла ему дверь, он извинился, взял свечу, которую она ворчливо протянула ему, поблагодарил и, не дожидаясь упреков, поспешил подняться в свою комнату. Затворив дверь, он сразу же занялся саквояжем Кобба.
Застежка не была заперта на ключ и легко открылась. Внутри он обнаружил небольшой кожаный футляр с кисточками, расческами, кремом для волос и бритвой, под которым лежали темно-синяя шерстяная куртка — чистая, но простая, среднего качества, двубортный шерстяной сюртук в сине-коричневую полоску, две пары бриджей — черные и желтовато-коричневые, две льняные сорочки — обе поношенные, но на вид вполне приличные, пара чулок, муслиновый шейный платок, три пары льняного белья и мужская ночная сорочка. На самом дне в еще одном кожаном футляре находилась разобранная на три части трость с резным набалдашником в форме ананаса. Чудеса, подумал Джошуа, всюду одни ананасы.
