– Увы, Алексей Николаевич, это старая болезнь туркестанских войск. Солдаты крадут собственное оружие.
– Но зачем, Иван Осипович?
– Чтобы продать его на Кавказ. Есть целый промысел: горцы платят за винтовку двести рублей! И по рублю за каждый патрон. Приходится теперь делать так: сквозь скобы всех винтовок, что стоят в пирамиде, продевается цепь и запирается на замок. Ключ – у дежурного по роте.
– Вот я ту цепь и порвал, – пробормотал дезертир. – Хватило же ума…
– Да уж! – покачал головой Лыков. – Поди, начальство недолго думало, кто это у них такой сильный.
– Дурак был, – сокрушенно согласился Абнизов. – Попал под суд, приговорили мне шесть лет дисциплинарных рот. А я, пока сидел, таких ужасов об них наслушался… У меня, знамо, сила. Никто никогда меня не бил! Кроме вот как вчерась попало от вашего высокоблагородия… А в дисциплинарке, сколь бы ни было у тебя силы, все одно сломают. Или станешь им сапоги лизать, или забьют в гроб. И решил я, значитца, туда не идти.
– Сбежал?
– Выломал из окна решетку и убёг.
– Как же тебя не поймали?
– Я сразу далеко побёг. В Локай.
– В Локай? – аж подскочил на месте полицмейстер. – В какой? В Первый или во Второй?
– Во Второй.
– А здесь как снова оказался?
– Мы пришли сюда вроде как на заработки. К зиме обратно вернемся… кто не попался.
– Сколько вас тут?
– Двенадцать человек.
Полицмейстер был ошарашен.
– Вот те раз! Стало быть, у меня в городе взаправду сидит шайка из Второго Локая?
– Ага.
– Не врал, значит, мой агент! А я сомневался…
– Иван Осипович! – взмолились бывшие лесопромышленники. – Объясните, что у вас за Локаи такие? Да их еще и не один!
– Э-хе-хе… Локай – это горное общество в Восточной Бухаре. Проживает оно между реками Вахш и Кафирниган. Состоит из нескольких родов, главный называется исан-ходжа. Туземцы эти храбры и воинственны. Бухарский эмир дважды назначал им своих беков, и оба были убиты еще по пути в Локай. После этого эмир назначал бека только из самих локайцев, с их согласия. И те творили, что хотели. Проще говоря, никакой внешней власти над локайцами никогда не было.
– А русская власть?
– Ни один наш солдат не ступал на их землю.
– Как же это возможно? – удивился Алексей. – Ташкент тридцать лет, как русский. И еще находятся места, неподвластные нам?
Настала очередь Скобееву удивляться:
– Да ведь таких мест полно! Взять хоть тот же Кавказ! Разве там их нет?
– Одно имеется.
– Только одно? – не поверил капитан.
– Да. Общество богосцев. Они живут за хребтом, перевалы через который проходимы лишь в июле. Единственный месяц в году! И то, когда начальство приказало, я туда пробрался.
– Понятно. Здесь не так. Наши войска никогда не совались в Восточный Туркестан. Он весь покрыт труднодоступными горами. Армия стоит только на границе. Поэтому Локай как жил без русского царя, так и живет.
– Хм. А почему их оказалось два?
– Сейчас поясню. Тот Локай, о котором я сказал, был один. Узбеки рода исан-ходжа правили в нем столетиями. Там еще есть три рода: бадракли, карлюк и марка. Все они локайцы, и родоначальником своим считают чингисхановского полководца Локая. А прочих, значит, всех стригут и бреют. И остальные народности очень их боятся и всецело им подчиняются. Так было до семидесятых годов. Тогда в Кулябском вилайете образовался Второй Локай. И он хуже всех. Другого такого страшного места нет в целом Туркестане.
– Нашлись еще более воинственные племена, чем исан-ходжа?
– Точно так. За горами Сарсарьяк имеется долина. Совсем недоступная. И в ней стали собираться беглецы и изгои всех мастей. Нарушители законов эмира, барантачи, уголовные, попавшие под кровную месть туземцы, русские дезертиры… Получился большой самоуправляемый притон, республика негодяев. Туда боятся заходить даже локайцы, которые, напомню, не боятся никого. Люди во Втором Локае собрались такие, что с ними не связываются. Они воруют у соседей скот и женщин, а те терпят.
– Так это, Абнизов? – обратился Лыков к дезертиру.
– Ага.
– Но ты там ужился?
Тот пожал широкими, словно из стали выкованными плечами.
– Для таких, как я, там хорошо!
– Опять тебя никто не учил?
– Кто посмеет? Это же не дисциплинарная рота. Во Втором Локае каждый сам за себя. Кто сильнее, тот и главнее. Сначала там пытались двое наглецов… Я их прибил. Как прибил? До смерти. Тем и прописался…
– Чего же в Ташкент вернулся?
– Жрать-то хочется! Деньги, опять, нужны. Вот и снарядили мы сюда отряд. Другие в Самарканд подались, а иные в Коканд и Бухару. К зиме сговорились вернуться.
Лыков спросил, глядя прямо в глаза дезертиру:
– Значит, вас тут двенадцать человек?
– Теперь десять осталось. Ну, один из них не боец… Казначей шайки, Мулла-Азиз зовут.
– Мулла? – поразился Титус. – Церковнослужитель, и в головорезы подался?
– У мусульман нет церковнослужителей, – пояснил другу Алексей. – А мулла означает просто, что он грамотный.
– Кто там командует? – взялся за перо Скобеев.
– Курбаши[44] Асадула. Серьезный мужчина!
Иван Осипович стал записывать в толстый журнал. Лыков бесцеремонно отобрал его, пролистал и усмехнулся. Так и есть! Экая пропасть ошибок! Видимо, юнкерам грамматику преподавали плохо. Он вручил журнал Титусу:
– Веди.
А полицмейстеру сказал:
– Вы нас наняли, так уж и письменную часть поручите. Яков Францевич этих актов дознания составил – сто тыщ!
Скобеев охотно согласился, и допрос продолжился.
– Где вы прятались все это время?
– По разным местам. Я сначала отдельно обретался. Земляков сыскал. Тут-то меня дважды чуть не поймали, да я отмахнулся… Потом курбаши запретил. Сказал: будь с нами, так спокойнее. Ну… Последний месяц жили на постоялом дворе Наклёвкина, в конце Новой улицы.
– Что за двор такой? – насторожился Иван Осипович.
– Притон. А сам Наклёвкин никакой не купец, а беглый каторжник с Нерчинска.
– Ваши, конечно, оттуда уже ушли? – констатировал Титус.
– Надо полагать, – кивнул Абнизов. – Раз мы с Еганберды не вернулись, значитца, попались. Не будет же курбаши ждать, пока вы за ним туда придете.
– И куда они могли перепрятаться?
– Уж наверное выбрали такое место, какого я не сумею выдать!
– Что за человек Еганберды? – задал свой вопрос Иван Осипович.
Арестант опять пожал плечами:
– Паспорта его я не смотрел. Убивец! Самый жестокий из всех, кровь льет, что воду.
– Скольких вы прикончили в Ташкенте?
Абнизов задумался, стал про себя считать.
– Ежели с февраля… Человек шесть али семь.
– Врешь! – взвился полицмейстер. – Не могли мы столько покойников пропустить! Не было в городе семи убийств!
– Так мы их на улице не оставляли, – обиделся на «врешь» дезертир. – Асадулла умный! Велел мертвяков в старые склепы прятать, на брошенном кладбище Янги.
– Которое возле Биш-Агачских ворот?
– Ну.
– Показать склепы можешь?
– Два только, куда сам складывал.
– Сам же и убивал? – зло уточнил Скобеев.
– Ей-бо, ваше высокоблагородие! Русской крови на мне нету! Тех двух в Локае – убил, признаю. Отрепье бухарское, воры из воров. Хотели у меня хурду-мурду[45] отобрать! Думали, раз я один тут русский, значитца, можно. Никто за них не вступился… Этих-то я и за грех не считаю! А своих ни-ни! Святой истинный крест!
Дезертир осенил себя знамением, но никого из начальства это не впечатлило.
– Ладно, следствие проверит. Скажи, как вы узнали, что у Христославникова при себе большие деньги? – сменил тему Лыков.
– Это которого давеча? Так телеграфист сказал.
– Что за телеграфист?
– А с почтово-телеграфной конторы, что повозле базару. Он у курбаши на связи, как наводчик. Кои купцы депеши отсылают по торговым делам или денежные переводы получают, он об них доносит. Другие наши их выслеживают, где живут, а потом туда приходит Еганберды…
– Стало быть, вы убивали и русских купцов, и туземных?
– Всяких, ваше высокоблагородие.
– А как русские купцы оказались в туземной телеграфной конторе? – усомнился Алексей. Но Иван Осипович тут же разъяснил:
– Помните, я рассказывал? Вокруг Большого базара поместились представительства русских мануфактур. Вот для их удобства власти и поставили вблизи почту. Там всякие купцы ходят.
– Ладно, поехали дальше, – кивнул Лыков. – Выследили вы человека, зарезали. А как тело прятали? Как вынести, к примеру, труп из гостиницы «Восток»?
– Так не всегда в номерах резали, – пояснил Абнизов. – Старалися на улице подловить. Двоих, знаю, из караван-сарая выносили, в кошме. Кровища течет… Все только в стороны разбежались, и молчок!
– Вот сволочь! – рассердился Скобеев. – И нам не сообщили?