В Военном собрании на пересечении Московского и Воронцовского проспектов – очень хорошая библиотека. Среди офицеров попадаются весьма образованные и культурные люди. Преимущественно это служащие по Генеральному штабу и отчетному отделению штаба округа[41]. Но штатских туда пускают лишь по рекомендации, а на время летних сборов собрание вообще закрывается.
На Воронцовском проспекте с 1883 года находится музей. Вход в него бесплатный, а с двух до трех часов пополудни пояснения посетителям дает хранитель музея. Особенно интересны отделы археологический и этнографический, а также коллекции минералов и древних монет. Тут же за стеной помещается Публичная библиотека, которую чуть не уничтожил литератор-кавалерист Крестовский.
Что еще осталось? Два собора мы упомянули. В Зачаулинской части только что заложили храм Сергия Радонежского. Но религиозная жизнь выражена слабо. Возможно, оттого, что кафедра епископа Туркестанского и Ташкентского находится в Верном. Так в свое время захотел всесильный Кауфман, не любивший попов. А до Верного 784 версты! Епископ приезжает раз в пять лет и быстро удаляется обратно. Слишком много среди здешних влиятельных генералов лиц лютеранского исповедания. А мечетей в русском городе, между прочим, шестнадцать…
Торгово-промышленная сфера тоже не на высоте. Мануфактурная торговля полностью в руках туземных евреев: Борухова, Юсуфа Давыдова и Юшши Рубинова. Сейчас их начали поджимать татары Яушев и Бакиров. У Яушева на Ирджарской улице большой галантерейный магазин.
Даже на Воскресенском базаре русских торговцев почти нет, всем заправляют сарты и татары.
Более-менее теплятся два водочных завода. Эти принадлежат православным. Один – купцу Иванову, патриарху здешнего предпринимательства, второй – Первухиным. Причем Иванов поставил свой завод в туземной части!
Из четырех пивоваренных заводов постоянно работают лишь два. Есть несколько маслобоен, из их отходов на заводе Каменских даже варят мыло. Имеются кожевенный завод Тезикова, кирпичный завод (а в туземном Ташкенте их 43!), завод искусственного льда того же Иванова, завод искусственных минеральных вод Тейха. Последний процветает: по всему городу стоят киоски с его лимонадами высокого качества.
Насчет выпить и закусить. В русском городе 11 постоялых дворов и меблированных комнат, 5 гостиниц с буфетами, 10 столовых с продажей пива, 191 чайхана, 53 ренсковых погреба с продажей питий на вынос, 24 трактира, 8 питейных домов, 43 пивных и 5 буфетов.
Есть еще 2 фотографических ателье, 2 часовых мастера и 11 торговых бань.
В отличие от русского, туземный Ташкент лежит в котловине. Самая высокая его точка – шахристан, главный городской холм, где стоят Царская мечеть и медрессе Кукельдаш. Большой базар находится у его подножья, поэтому в дождь там всегда целое озеро. Говорят, этому торгу тысяча лет.
Старый город со всех сторон ограничен каналами. На севере это Калькауз, на юге Зах, на западе Кукча, а на востоке уже известный нам Анхор. Еще Ташкент с трех сторон опоясывает стена. Двенадцать главных улиц не что иное, как выезды из города. Улицы начинаются на Гюльбазаре, образуя с переулками своего рода паутину.
Внутри город разделен на четыре даха, по сторонам света. Северная часть называется Сибзар, южная – Биш-Агач, западная – Кукча, и восточная – Шейхантаур. Каждой даха принадлежит кусок стены с тремя воротами. Меньше всего здесь повезло Шейхантауру: двое из трех его ворот разрушены русскими. Остальные целы, но не запираются.
Первичную ячейку в застройке представляют махалля. Их то ли 275, то ли 280. Махалля – это самоуправляемая община. Каждая имеет старосту, караульщика, мечеть, чайхану и общую оросительную систему. Соседи живут бок о бок столетиями, все друг друга знают. Многие махалля сводят людей по профессиональному признаку, являясь цехами ремесленников. Тогда их название отражает род занятий: Укчи – оружейники, Касабон – мясники, Атторлик – галантерейщики, Кунчилик – кожевенники, Гаукуш – забойщики скота, Заргарлик – ювелиры, Уракчилик – кузнецы. Есть махалля по национальностям: Люликуча – цыгане, Балтамазар – казахи, Таджикуча – таджики. Есть названия, связанные с местными особенностями или происшествиями далекого прошлого: Айрылмаш – «Место расставания» (на выезде из города), Падаркуш – «Отцеубийца». И последняя часть названий происходит от мечетей, святых мест и кладбищ.
Туземный город весь одного цвета – желтого. Это цвет лёссовой глины. В постройках преобладает сырцовый кирпич. Из обожженного выстроено относительно немного зданий: 71 мечеть, 13 мавзолеев, 7 медрессе и 2 бани. Сартовский кирпич квадратный, пять на пять вершков и один вершок в толщину. Выкладывать из него стены и особенно своды неудобно. Кроме того, землетрясения нет-нет да и трогают город. Поэтому обходятся сырцом.
По площади русский и туземный Ташкент примерно равны. Но в туземном проживает в десять раз больше людей! Отсюда такая скученность. Сердце города там, где сходятся три площади и где раньше опоясывала их старинная крепость. Ее стены давно вошли в застройку, но кое-где еще угадываются. Линия проходит через гузары Чакар и Учкур-Купрюк, затем через кладбища Ходжа-Исхан и Клыч-Бирхан, а потом снова через гузары Чагатай, Кош-тут, Хазрет-Имам, Кум-лок и Казак-Мазар. Здесь, внутри, самая большая плотность населения. Люди сидят друг у друга на головах. Тут нет не только огородов, но даже деревья отсутствуют начисто. Овощи приходится выращивать на крышах домов. Все кварталы одинаковы и неотличимы друг от друга. Лишь кое-где сплошная линия стен прервется минаретом мечети. Бесконечные улочки без единого окна сплетаются в такой лабиринт, что чужому человеку из него не выбраться. Правда, в туземных домах есть потайные отверстия, через которые видно, что происходит снаружи. Наблюдают всегда женщины – несмотря на затворнический образ жизни, они очень любопытны.
Вокруг сердца города сложилась полоса более разреженной застройки. Тут уже появляются огороды, и даже уличная зелень. Чем дальше от центра, тем переулки безлюднее.
Третий пояс застройки расположен за городской стеной. Это мауза – полоса шириной в шесть верст. Там находятся загородные дома туземцев, куда они переезжают на лето. Земля в маузе поделена между махалля. Всюду арыки, хаузы и великолепные сады.
Жизнь туземного Ташкента сосредоточена на его базарах. Помимо Гюльбазара есть несколько десятков торжищ поменьше. Кроме них, всюду на улицах разбросаны отдельные лавки и чайханы. В шесть часов вечера базары закрываются и город пустеет до утра.
Кладбища, как и во всей Средней Азии, размещаются в самом центре, прямо между домами. Большая их часть устраивается возле могил святых. Самые большие – Шейхантаур и Хазрет-Имам-Мазар. Кладбища растут не вширь, а вверх: покойники кладутся один на другого. Содержатся они довольно опрятно, потомственными могильщиками. Каждая махалля имеет свой участок. Внутри он разделен на хиль-ханы, усыпальницы для отдельных родовых групп. Всего в Ташкенте 68 кладбищ, не считая отдельных могил, которых раскидано повсюду множество. Русские власти начали их закрывать еще три года назад. Холерный бунт ускорил этот процесс. Только что закрыто последнее городское кладбище. Взамен за городской стеной устроено 11 новых. Мусульманская традиция требует, чтобы покойник был предан земле в день своей смерти. И к могиле нести его полагается на руках, без всяких повозок. Новые отдаленные кладбища создают туземцам неудобства, и они ропщут.
Сарты искусны в ремесле, хотя предпочитают торговать, а не работать руками. Но ташкентские кожи не имеют себе равных в крае. Маленькие заводики располагаются прямо среди жилых кварталов, распространяя вокруг жуткое зловоние. Власти и тут стараются вмешаться, переносят производства на окраину. Кишечные, клееварные, красильные и свечные заведения отличаются потрясающей антисанитарией. Хотя в махалля Суфи-Тургай в Биш-Агачской части помещается кишечный завод Дюршмидта, который вывозит кишки в мокро-соленом виде даже за границу.
Вообще, с гигиеной у местного населения дела обстоят плохо. Например, в Ташкенте официально насчитывается 170 скотобоен. Но в действительности скотину режут в каждом дворе. А внутренности ее промывают прямо в арыке, из которого соседи берут воду для питья… Поэтому среди коренного населения настолько распространены повальные и прилипчивые болезни. Есть даже страшный кишлак Махау в ближайшем пригороде, куда собрали всех больных проказой. Несколько десятков несчастных умирают там без еды и врачебной помощи. А вот оспу сарты умели прививать еще до появления русских, хотя и делали это варварски. Теперь на Шейхантаурской улице открыто оспенное депо с телятником, в котором выделывают для всего Туркестана детрит[42]. В махалля Хадра устроена амбулатория для туземных женщин и детей. Сарты очень полюбили лечиться у русских врачей, и от них нет теперь отбоя…
