– Вы меня, значит, имеете в виду? – вскинулся Лерхе. – Это я заказал убийство, по-вашему?
– Я допускаю такую версию и пока не вижу в ней противоречий, – сдержанно ответил Лыков. – А вы так подходите по обеим версиям! И места жаждали, и отомстить за даму сердца хотели. Вот видите?
– Что я вижу? – взорвался Викентий Леонидович. – Что? Пока я вижу перед собой тупую ищейку, которая хочет обвинить меня в преступлении, которого я не совершал!
– «Тупого» я вам, так и быть, прощу, учитывая ваше состояние. На первый раз… А видеть вы должны, что дела ваши плохи. Незнакомую даму мы действительно скоро отыщем. И она расскажет на суде, как вы ее ревновали и желали наказать счастливого соперника. А вы, вместо того чтобы помочь мне поймать настоящего преступника, играете в благородство! Ну? Будете говорить правду?
Лерхе молчал, гоняя желваки по тонкому лицу.
– Не боитесь на каторгу пойти? – продолжил Алексей. – Ведь ошибочные приговоры случаются. А тут такой мотив! Мне и искать больше никого не надо. Изловлю Снулого, он покажет на вас – и каюк.
– Почему это он покажет на меня? – опешил дипломат.
– Потому что преступники часто так делают. Настоящий заказчик нужен убийце на воле, чтобы можно было его шантажировать. Пусть тот деньги на каторгу высылает. Я ведь был на Сахалине, видел все своими глазами. С денежным источником Снулый купит кого полагается и сбежит с острова. А вы останетесь кандалами звенеть.
Лерхе, пораженный такой перспективой, молчал. А сыщик продолжал налегать:
– Поверьте, я знаю, что говорю. Многие нарочно указывают на невинных людей, чтобы продлить следствие. Или уже с каторги делают «признание», впутывают кого попало, с целью покататься взад-вперед. Ведь их тогда вызывают в столицу, снова помещают в следственную тюрьму… А вы? Вы будете доказывать двенадцати присяжным свою невиновность. Что, если не докажете? Поймите, я ваш союзник, если нас обоих интересует правда. Так помогите же мне наконец!
Викентий Леонидович размышлял – медленно, трудно, словно катал камни. Потом он заявил:
– Нет. Она пренебрегла моей любовью и погналась за светской мишурой. Но вас это не касается. Это никого, кроме нас с ней, не касается! И еще: дело вовсе не в ней, дело уже во мне. Впутывать в грязь даму недостойно порядочного человека. Даже если она ему изменила. Да притом всю историю станут склонять в суде… Значит, так. Я не имею к смерти Дашевского никакого отношения. Но не знаю, как доказать это. Тот путь, что вы предлагаете, мне не подходит. Найдите настоящего злодея. И да поможет вам Бог… Я могу идти?
Алексей вынужден был отпустить излишне щепетильного подозреваемого. Он чувствовал досаду. Человек сам себя загонял в угол, да еще и кичился этим! Придется устанавливать личность таинственной сердцеедки другим путем. Лыков только храбрился, утверждая, что это легко. На деле было не так. Время, уйдет драгоценное время! Любой сыщик знает, что преступление разгадывается почти всегда по горячим следам. С каждым днем шансы будут уменьшаться. А тут эта дурацкая игра в благородство.
Но подсказку Лерхе все-таки дал. Он намекнул, что деньгами убитого снабжал Дуткин. А не сообщит ли финансист, в порядке ответной любезности, фамилию дамы? Похоже, состоящие в должности знали друг про друга много интересного. И охотно делились пикантными подробностями с сыщиком.
Лыков раскрыл формуляр Лерхе, но разговор с дипломатом не шел у него из головы. Когда сыщик впервые увидел его, то подумал: «Вот бы не этот был соучастником убийства! Наверное, это из-за сходства с бароном Витькой. А сейчас, после беседы? Не знаю», – сам себе ответил Алексей. Благородство Лерхе было какое-то показное, гипертрофированное. Даму он защищал… И готов идти на каторгу, лишь бы не выдать ее? Да ведь так в жизни не бывает! Только в романах. Значит, поза джентльмена выбрана Лерхе нарочно, чтобы отвести от себя подозрения? Вполне вероятно.
Пытаясь найти еще какие-нибудь зацепки, Лыков изучил формуляр. И обнаружил интересную запись. Викентий Леонидович отбывал воинскую повинность вольноопределяющимся во Втором лейб-гвардии стрелковом батальоне. Но ведь там образцово поставлено обучение стрельбе! Лерхе же обмолвился, что шансы на дуэли у них с Дашевским были равными. Поскольку-де стрелок он аховый. Ой, соврал дипломат! А маленькая ложь рождает большое подозрение. И еще: услышав про Снулого, Лерхе совсем не удивился. Спросил лишь, человек это или рыба. Но фраза прозвучала так, словно была приготовлена заранее. М-да…
Размышления сыщика прервал Шустов. Он принес бумаги на последнего подозреваемого, титулярного советника Дуткина. Алексей решил вызвать его в Департамент полиции обычной повесткой, переданной через телефон. Финансисты считают себя элитой – вот пусть попляшут! На Фонтанку, 16, просто так не приглашают. Дуткин сейчас как на иголках. Сыщик испытывал к служащим министерства финансов беспричинную народную неприязнь и не собирался церемониться с гостем.
Итак, Дуткин Илиодор Иванович. Из потомственных дворян. Отец – коллежский советник в отставке, был управляющим Тверской казенной палатой. Странно: генеральская должность, а он остался высокоблагородием… Уволен в отставку без прошения! Проворовался, что ли?
Далее оказалось еще интереснее. Скромный титулярный советник состоял пайщиком в четырех торгово-промышленных товариществах! Мог и не служить, но вот служит… Теперь понятно, из каких капиталов давал он в долг покойному Дашевскому.
Едва Алексей успел дочитать формуляр, как явился сам Дуткин. Среднего роста, полный, с заурядным простодушным лицом, на котором нелепо смотрелись фатоватые усы. Сколько же средств уходило у толстяка на фиксатур и подусники? И как же это украшение ему не идет… В голове у Лыкова вдруг сама собой выскочила формула: Арабаджев – Интриган, Лерхе – Джентльмен, а Дуткин – Простак. Или это очередная маска?
Финансист был напуган вызовом и даже не думал храбриться. Волнуясь, он назвал себя. Лыков предложил ему сесть. Дуткин сел на краешек стула, сложил пухлые руки на коленях и выжидательно уставился на сыщика.
– Илиодор Иванович, – начал тот. – Я веду дознание по делу об убийстве Дашевского. Он вместе с вами состоял в должности церемониймейстера и тоже подавал прошение о зачислении в штат министерства Двора.
Лыков сделал паузу, но собеседник ничего не сказал. Он по-прежнему глядел на Алексея маленькими бараньими глазами. Чувствовалось, что слова сыщика проходят у него в голове какую-то предварительную обработку. И не сразу ложатся на ум…
Алексей помолчал и продолжил:
– Вы были с Устином Алексеевичем в близких отношениях?
– Нет, что вы!
– Но общались, бывали у него дома?
– Вы изволили заметить, что мы с господином Дашевским состояли в должности церемониймейстеров Высочайшего Двора, – ответил Дуткин. – Вот, собственно, все, что нас объединяло. Так не я один, все состоящие в должности знали Устина Алексеевича!
– А я со всеми и беседую. Арабаджев и Лерхе, например, оба бывали у него на Кабинетской. А вы?
Финансист несколько приободрился. Оказывается, не его одного вызвали на Фонтанку!
– Я тоже был, но лишь раз.
– Это когда деньги в долг давали?
Дуткина слово двинули обухом по голове. Он захлопал ресницами и по-детски растерянно раскрыл рот.
– Э-э… да. Но что, собственно, такого?
– Пока ничего, – строго ответил Лыков. – Однако посмотрим, как дальше пойдет. В ваших интересах рассказать мне все правдиво, от начала до конца. Какую сумму запросил Дашевский?
– Три тысячи.
– И вы согласились?
– А что оставалось? Он заявил, что за меньшее не согласится.
Лыков уже начал догадываться.
– Что он вам наплел? Что отзовет свое прошение?
– Не только отзовет, но и похлопочет перед князем Долгоруковым, чтобы место занял именно я! Как же было не дать?
– Расписку с Дашевского вы, разумеется, не взяли…
– Устин Алексеевич сказал, что мне должно хватить его честного слова. Подлец! Ах, подлец… Как можно так обманывать людей?
– Когда вы узнали, что Дашевский вас обманул и место осталось за ним, что предприняли?
– Пошел к нему на квартиру. Лакей не впустил, сказал, что хозяина нету. Я еще четыре раза ходил! Все без толку. Тогда утром встал у ворот, чтобы из окна было не видно, и ждал. Дашевский вышел, я к нему. Как же так, говорю… Хоть деньги верни. А он смеется… Дураков, говорит, надо учить, а то так дураками и помрут. Денег, мол, у тебя и без того много, не обеднеешь – это плата за науку! Представляете? Меня, которого всегда начальство отличает, дураком назвал!
– Деньги так и не вернул?
– Нет.
– Что еще вы сделали?
– Пошел сначала в Собственную Его Императорского Величества Канцелярию по учреждениям императрицы Марии. Пожаловался камергеру Раевскому. Тот и слушать не стал! Сказал, что подлость Дашевского им и без того хорошо известна. И что они рады-радешеньки от него избавиться. Как же так, Алексей Николаевич? Как же так?!
