Ксения Георгиевна лукаво прищурилась.
– Догадываетесь, кого я имею в виду?
– Нет, – честно созналась я.
– Господина Алсуфьева со товарищи, и знаете, где я его встретила?
– Понятия не имею.
– На выезде из Куницына. Я как раз проезжала мимо…
– А что ему там понадобилось на этот раз? – опередив меня, задал мой вопрос Петр Анатольевич.
– Вот и мне это показалось любопытным, – заговорщицки подмигнула Ксения Георгиевна, неожиданно напомнив этим какую-то сказочную разбойницу. – Поэтому я и сделала вид, что у меня поломалась карета и свернула в Куницыно, лишь только Алсуфьев скрылся с глаз.
– Ну и как, починили вам там карету? – неудачно пошутил Петр Анатольевич, волнение не самым лучшим образом отразилось на его остроумии.
Чего нельзя было сказать о Ксении Георгиевне. С самых безобидным видом она поддержала эту замечательную тему:
– Представьте себе – да. А заодно перековали одну из моих пристяжных. Она в последнее время что-то захромала, а в Куницыне весьма неплохой кузнец, так что, если что – могу дать рекомендацию…
– Ксения Георгиевна, не обращайте на него внимания, – не выдержала я, – Вы же не станете утверждать, что только это и можете нам сообщить?
Видимо, столько нетерпения и мольбы было в моем голосе, что Ксения Георгиевна без околичностей перешла к сути вопроса:
– Разумеется. Да будет вам известно – в Куницыне проживает ныне несколько моих бывших крестьян. Вернее, крестьянок, поскольку они оказались там, выйдя замуж за синицынских мужиков. Так что знакомых я там могла найти без труда. Более того, первая же крестьянка, вышедшая из усадьбы Павла Семеновича, узнала меня и пригласила в дом. Она еще при жизни хозяина вела там практически все хозяйство, и продолжает присматривать за домом по сию пору. Надо ли говорить, как я обрадовалась этому обстоятельству?
Варвара – так зовут эту неглупую молодую женщину – неплохо ко мне относится и еще с детства была со мной откровенна. В результате я получила все новости, так сказать, из первых рук. Думаю, – она с улыбкой посмотрела на Петра, – они не покажутся вам скучными.
Петр проглотил эту колкость без звука.
Оценив его выдержку сложной мимической игрой, Ксения Георгиевна продолжила:
– Алсуфьев со своими архаровцами заявился в Синицыно ранним утром, и за полдня устроил там настоящий разгром.
– Что же ему там понадобилось? – спросила я.
– Варваре он, как вы понимаете, в своих действиях отчитываться не обязан, но из случайно (или не совсем случайно, что более вероятно) брошенных им при ней слов она сделала вывод, что Алсуфьев предпринял этот дополнительный обыск (а это был именно обыск), чтобы найти какие-то необходимые ему вещественные доказательства убийства. «Убийцу он споймать никак не может, – объяснила мне Варвара, – так ищет его следы». Точнее не скажешь.
– Что-то он поздновато спохватился.
– Несомненно. Но самое интересное не в этом. Больше всего его интересовал крестик…
– Крестик? – на этот раз воскликнул Петр, не сдержав удивления.
– Да, крестик. С шеи Павла Семеновича Синицына. Он чуть до слез не довел Варвару своими подозрениями…
– Какими подозрениями?
– Он грозился сослать ее на каторгу за пособничество убийце, и требовал, чтобы она вернула ему эту важнейшую улику. Не думаю, что он на самом деле заподозрил ее в воровстве. Просто такие у него методы дознания…
– Бред какой-то, – пробурчал под нос Петр Анатольевич.
– Не знаю, бред или нет, – улыбнулась Ксения Георгиевна, – но, если мне не изменяет память, вы, Катенька говорили нам об одном крестике… А мне давно не давал покоя вопрос, что именно искала на груди у Синицына Люси.
– Вы думаете… – проговорила я и, сорвавшись с места, бросилась к себе в комнату.
Причина этого моего поступка нуждается в объяснении. Дело в том, что с собой в тюрьму я прихватила не только томик Дюма, как могло показаться кому-то из читателей. Нет, я понимала, что отправляюсь не на увеселительную прогулку и взяла с собой все необходимое, а кроме того – захватила те вещи, которые лежали передо мной на столе в момент ареста, – предсмертную записку моего мужа и крестик Синицына, найденный хозяином постоялого двора рядом с его телом. Я боялась, что они попадутся на глаза Алсуфьеву, а видеть эти дорогие мне предметы в его руках я совершенно не желала и, сунув и то и другое в ридикюль, направилась к выходу. С тех пор я ни разу не доставала их оттуда, поскольку не видела в этом особой нужды…
За ними-то я и поспешила теперь в свою комнату.
– Не этим ли крестиком интересовался господин Алсуфьев? – спросила я Ксению Георгиевну, демонстрируя ей содержимое своего ридикюля.
– Господи, – покачала головой старушка, – теперь-то вы его откуда взяли?
Петр взял медный крестик в руки и вертел его так и эдак, демонстрируя свое недоумение:
– Алсуфьева я еще как-то могу понять, но зачем этот крест понадобился Люси? Ладно бы он был из золота… серебряный, наконец. Ему копейка – красная цена в базарный день…
– Вот именно, – серьезно произнесла Ксения Георгиевна. – А между тем – она, рискуя быть застигнутой на месте преступления, вернулась к убитому и разыскивала у него на груди, если я не ошибаюсь, именно этот предмет…
Она взяла крестик у Петра и приблизила его к своим глазам. У меня от этих ее слов мороз прошел по коже. И подумалось, что через несколько мгновений мы узнаем от нее нечто страшное.
Петру передалось мое настроение, это было видно по его настороженному, почти испуганному взгляду.
– Вы не знаете ничего особенного про этот крестик? – совсем тихо спросила меня старушка и, если бы дело происходило вечером, возможно, этот тихий вопрос заставил бы мои волосы встать дыбом. Но за окном ярко светило солнце и раздавались веселые крестьянские голоса.
– Да нет… – начала было я говорить, но в этот самый момент вспомнила. То, о чем не вспоминала ни разу за последние несколько лет.
Синицын не раз говорил нам с мужем о том, что этот крестик ему достался от деда. И вспоминал какую-то героическую историю или семейную легенду, в которой крестик этот сыграл весьма важную роль.
– Была какая-то история, – нахмурила я брови и принялась отчаянно растирать себе виски. Но как ни старалась – так и не смогла вспомнить ничего определенного.
– А жаль, – разочарованно покачала головой старушка. – Думаю, что нам это было бы не менее интересно, чем господину Алсуфьеву. А он в поисках этого крестика разломал старинный секретер, выломав из него все секретные ящики…
– Стоп, – воскликнула я так громко, что Ксения Георгиевна и Петр так и подскочили на своих стульях. – Все верно. Секретные ящики – вы говорите? Как же я могла забыть.
Крестик этот – не просто нательный. Ну-ка, дайте я на него взгляну…
И как только он оказался в моих руках, мне было достаточно взглянуть на него мельком, чтобы невидимая пелена упала с моих глаз. Я увидела его в совершенно новом свете и вспомнила ту историю, что рассказал нам Павел много лет назад, будто услышала ее только вчера. Все эти годы, оказывается, она хранилась в потайных помещениях моего сознания, чтобы выйти оттуда в самый нужный момент.
– Алсуфьев сломал секретер не для того, чтобы найти крестик, а именно потому, что крестика у него не было.
– С досады что ли? – с сомнением спросил Петр.
– Нет, – рассмеялась я в ответ на это его предположение, – надеюсь, до этого он еще не дошел.
– Тогда потрудитесь объяснить…
– Посмотрите на крестик еще раз. И повнимательнее. Вы не замечаете в нем ничего странного?
Мои собеседники ничего особенно странного в крестике не находили. Это было понятно по их лицам. И не удивительно. До сегодняшнего дня я тоже ничего этого не замечала.
– А он не напоминает вам ключ? – спросила я, прищурив один глаз.
– В иносказательном смысле? – уточнил Петр.
– Да в каком там – иносказательном, в самом, что ни на есть прямом, – меня уже начинала раздражать его непонятливость, хотя за минуту до этого я сама была не лучше. – Ключ от замка.
– Вы думаете? – Петр с недоверием пожал плечами.
И мне пришлось в течение нескольких минут объяснять им обоим, чем отличался лежащий перед ними крест от сотен и тысяч нательных крестов наших соотечественников. И только увидев, что не смогла их в этом убедить, рассказала им его историю.
Дедушка Синицына…
Вы заметили, как долго я не вмешивался в ход повествования. Хотя, честно говоря, мне уже давно хотелось это сделать. Все эти провалы в памяти и внезапные воспоминания – дело, безусловно, очень интересное. Но в наше время мы привыкли к иным ритмам. И мне страшно хотелось сразу вам выложить все, как есть. Но я сдерживал себя из последних сил. И теперь вмешался только потому, что в дневнике, написанном самой Екатериной Алексеевной пару недель спустя, она сама же пересказывает эту историю точнее, и главное – короче. Поэтому я и приведу вам ее в этом самом дневниковом изложении:
