Купец первой гильдии Виктор Васильевич Жаткин был фигурой известной в городе. Деятельный и толковый предприниматель, с размахом и фантазией. В 1909 году он построил и управлял первой в городе станцией электроосвещения. Искренне и беззаветно любил театр, сам был прекрасным антрепренёром. Оперетты давались в его собственном «Театре-Буфф» в саду Тиволи. При театре же была и летняя сцена. Жаткин дело вёл с размахом, и оно приносило ему немалый доход. Однако в саду Тиволи ему было тесно, к тому же Жаткин мечтал соединить театр с кафе-шантаном. Такой был в Санкт-Петербурге – «Летний Буф» в Измайловском саду, в Москве – «Новый Эрмитаж» Щукина и «Аквариум» француза Шарля Омона. Жаткин в Харькове сделал нечто подобное. Он купил в саду Бавария Малый театр, переоборудовал его, не жалея никаких денег. И театр, до сей поры мало популярный, преобразился. Рядом с ним появилось здание кафе-шантана со сценой, большим зрительным залом и рестораном, просторным вестибюлем и зимним садом. Для актёров оборудовали отдельные уборные-гримёрные – далеко не в каждом большом театре были подобные. В саду построили закрытую летнюю сцену и аттракционы. Почти сразу сад Бавария стал излюбленным местом гуляния горожан. Для удобного подхода к нему Жаткин проложил новую улицу до самой Харьковской набережной, осветил её электричеством от собственной электростанции. «Вилла Жаткина» – так теперь стал называться этот театр. Мало того, владелец провёл по новой улице одноколейную трамвайную линию до самого театра! Теперь «Вилла Жаткина» была самым популярным местом в городе, здесь в саду постоянно проводились народные гуляния, разыгрывались лотереи, взлетали в небо фейерверки, и днём и вечером звучала музыка. А когда закрывались аттракционы, заканчивались спектакли и расходились зрители, – начиналась ночная жизнь сада Бавария. В кафе шли представления «фарс» и «кабаре», работали номера. Здесь Жаткин остался верным второй стороне своей натуры – он был делец. И дела его процветали. А потом наступают трудные времена, купец разоряется, городские власти театр закрывают. Жаткин строит рядом с Баварией два доходных дома, надеясь пережить кризис, но тут – война… Описан ресторан, продаётся имущество, опустел сад и аттракционы. Из последних сбережений Жаткин выкупает свой любимый Малый театр, начинает ставить в нём оперетты. Он ведь всегда сам был хорошим антрепренёром, а теперь всего себя посвящает театру. Но нет, ничего его уже не спасает: времена изменились, публика в театр не идёт. Жаткин продаёт свои доходные дома, но изо всех сил пытается сохранить свой театр. И всё же, где-то в году шестнадцатом, имя Виктора Васильевича Жаткина исчезает из списков городских жителей. Но вот летом 19-го года в Харькове устанавливается власть Добровольческой армии, и Жаткин возникает из небытия. Набирает труппу варьете, ставит спектакли в Городском саду. Говорит Людмиле Илларионовне, что мечтает выкупить Малый театр, вновь обустроить сад Баварию… Но Добровольцы оставляют город, он со своим «Театром-Буфф» уходит с ними, в их тылы. Варьете на колёсах осело сначала в Новочеркасске, потом в Екатеринодаре, потом, когда фронт туда приблизился, переехало в Новороссийск. Понимая, чем всё кончится для Добровольческой армии, Жаткин решил не эвакуироваться, вернуться в родной город. Вместе с ним из Новороссийска уехали племянник Митя и Леночка Берестова, ставшая его женой. Он тогда сказал Мите: «Говорят, у красных не в чести лёгкий жанр. Ну так будем ставить другие пьесы, там тоже могут быть и танцы, и песни. Поскромнее, конечно…» Но вместе они доехали только до Ростова, там Жаткин остался, след его затерялся. Был слух, что он заболел тифом, умер…
Сейчас Харьков тоже по-настоящему театральный город, и Людмила Илларионовна, как никто, знает всё о сценической жизни. Дружит с главным режиссёром театра русской драмы Александром Крамовым, считает, что классика там на высоком уровне. Не раз говорила мужу:
– Такая чудесная труппа. И Александра Воронович, и Виктор Хохряков, да все актёры!
А театр ставил пьесы Горького, Островского, Шекспира. На «Анну Каренину» Викентий Павлович ходил вместе с женой и не пожалел. Людмила Илларионовна говорила о том, что артисты подали прошение о присвоении театру имени Александра Пушкина.
– Все надеются, что это вскоре сбудется. Ведь украинская драма уже года четыре как называется «имени Тараса Шевченко».
Люся грустно вздыхала, и Викентий понимал почему. Судьба этого театра не была ей безразлична, ведь он являлся приемником театра Марка Кропивницкого и Квитки-Основьяненко. Когда-то, в свои молодые годы, они с удовольствием ходили на весёлые и лирические спектакли «Шельменко-денщик», «Сватанье на Гончаровке»… В начале двадцатых годов театр возродился под названием «Березиль».
– Красиво, – сказала тогда Людмила, – но смысл улавливается смутно. Так же, как символичны и смутно понятны их спектакли. Не знаю, может так и надо? Новое время – новые формы. Молодой режиссёр и артисты ищут свой путь… ну, и публику нужно привлечь.
Режиссёр «Березиля» Лесь Курбас в самом деле полностью отказался от приёмов старого украинского театра, где мягкий юмор, любовная сентиментальность и народный быт пребывали в гармонии. Спектакли Курбаса фонтанировали фейерверком гротеска, метафоры, напоминая то лубок с юмором откровенно плотским, то средневековый балаган, то венецианский карнавал… Это было мнение Людмилы после просмотра нескольких спектаклей: «Мина Мазайло», «Маклена Граса». Викентий Павлович ходил вместе с ней только на «Народный Малахий» и совершенно согласился с женой.
– Ты знаешь, сказал он, – мне жаль наших старых спектаклей. Там мы, зрители, отдыхали душой, смеялись до слёз, переживали искренне и уходили со смешанным чувством радости и печали, с уверенностью в том, что жизнь хороша. Разве не в этом задача театра? Впрочем, я зритель старой закалки. Может быть, молодым именно это нужно – ошеломить, выплеснуть эмоции, оглушить красочностью, музыкой, шумом? А? Ладно, давайте оценку вы, искусствоведы. Но актёры хороши, да, Люся? И Амвросий Бучма, и Наталья Ужвий, и Марьян Крушельницкий. Эх, им бы Шекспира играть…
Пять лет назад режиссёр Курбас был отстранён от управления театром. В прессе писали: «… насаждение враждебных взглядов, формализм…»
– Ерунда! – сказал тогда Викентий Павлович. – Курбас талантливый человек, неспокойный, ищущий. Уверен: он искренне считал, что именно такое искусство и нужно сейчас, во время «будней великих строек». Ему бы дать время, и он сам бы нашёл, соединил классику украинского театра и современные формы. Зачем так сурово…
Вскоре после этих событий театр и стал называться «Харьковским украинским драматическим» и получил имя Тараса Шевченко.
На спектакли оперного театра Викентий и Людмила ходили ещё в здание Коммерческого клуба, слушали и Леонида Собинова, и Анну Нежданову, и Фёдора Шаляпина. Сейчас Людмила Илларионовна бывала в опере всё больше с Еленой. И восхищалась голосами нынешних певцов Ивана Козловского, Марка Рейзена, Бориса Гмыри, Валентины Дуленко. Особенно Людмилу Илларионовну поражало то, что зал театра всегда был полон. Да, конечно, была интеллигенция, но Людмила видела: простые люди в своих выходных костюмах и платьях, немного неловкие, увлечённо смотрели и оперные, и балетные спектакли.
– Нечего здесь удивляться, – говорил Викентий. – Это всего лишь подтверждение того, что новая власть начала с самого правильного шага. Всеобщая грамотность! Это – фундамент. А дальше – и тяга к науке, к искусству, к литературе.
– У нас в музыкальной школе тоже очень много детей из рабочих семей, – подтверждала Елена. – Хотят играть на фортепиано, скрипке, аккордеоне, даже флейте. И очень способные ребята есть.
Людмила Илларионовна заметила, что публика с большой охотой смотрит классику: «Князя Игоря», «Евгения Онегина», «Снегурочку», «Кармен», «Аиду». А вот новые постановки – с меньшим энтузиазмом. Хотя там и темы революционные, современные: новые оперы под названием «Разлом», «Взрыв», «В плену у яблонь».
– Слабые вещи, в угоду времени, – качала она головой. – Сойдут со сцены безвозвратно, никто о них не вспомнит. Нет в них той истинной народности, как в «Запорожце за Дунаем» или «Наталке Полтавке». Эти оперы и сейчас самые любимые у зрителя.
Совсем недавно она уговорила Викентия пойти с ней на премьеру в театр музыкальной комедии, который называла привычно «оперетта». «Майскую ночь» по повестям Гоголя поставили трое молодых авторов: главный режиссёр театра Михаил Авах, композитор Алексей Рябов и писатель Леонид Юхвид.
– Это те же ребята, которые сделали «Свадьбу в Малиновке»? – спросил тогда Викентий. – Молодцы. Хороший спектакль. Но «Свадьба» – это в самом деле событие. Несмотря на глупую критику.
Он знал, что задевает жену за живое, и улыбнулся, когда она тут же горячо воскликнула:
