На свое шестнадцатилетие Евдокия упросила отца повезти ее в Москву, чтобы купить новых платьев. Скрепя сердце, тот согласился, хотя страшно не хотел оставлять совсем расхворавшуюся Сонечку. Но дочь так просила, так умоляла его, что он сдался. Перед отъездом Мульчинский оставил жене все необходимые лекарства, отдав горничной самый строгие распоряжения.
Через три дня отец и дочь вернулись из Первопрестольной, но Сонечку в живых не застали. Сраженный горем Якоб, пытаясь выяснить, как такое могло произойти, обнаружил, что на столике с лекарством стоит совершенно другая склянка, вместо оставленных им сердечных капель. Испуганная горничная, к которой приступил с допросом хозяин, Богом клялась, что ничего по своему почину не меняла, что все делала, как барин велел.
После похорон жены Якоб впал в чернейшую меланхолию и принялся заливать горе вином. В один из таких дней к нему пришла дочь, но она вовсе не собиралась утешать отца.
– Папенька, – сказала она, – давайте уедем отсюда в Москву. Теперь нас тут ничего не держит.
Мульчинский ужаснулся таким словам дочери:
– Дося, как ты такое можешь говорить! Ведь здесь же все напоминает о твоей маменьке, моей дорогой Сонечке…
– Вот именно, – подтвердила Евдокия жестко, поморщившись от ненавистного обращения. – Все напоминает о том, как вы убили маменьку своей небрежностью.
– Что ты говоришь, Дося? – воскликнул Мульчинский, сразу протрезвев от ужаса.
– Да, – повторила Евдокия. – Вы ее убили, перепутав лекарства. Вы всегда очень небрежны, потому что витаете в облаках. Вы даже не замечаете, что я уже выросла и мне надобно думать о будущем. Вы держите меня в этой дыре, когда мы можем прекрасно жить в Москве.
Сраженный такими словами дочери, Мульчинский заплакал. В его затуманенном винными парами мозгу прочно укрепилась мысль, что он действительно убил свою жену. С этого дня он сломался и позволил дочери делать все, что она хочет.
Они переехали в Москву, и через год Евдокия поняла, что самое лучшее, что ей светит – это мало-мальски пристойное замужество и все. На блестящую партию она рассчитывать не могла, даже при все своей красоте, так как была не слишком богата, а, посему, роскошные балы были для нее недосягаемы. Несмотря на свою юность, Евдокия обладала чрезвычайно расчетливым и деятельным умом. Ей хотелось непременно стать богатой, но более ей хотелось славы.
Отец ее, чтобы окончательно не спиться, занялся тем, чем занимался в молодости: открыл аптеку. Там среди склянок и порошков, готовя примочки и пилюли, он мог забыться. Через некоторое время Евдокия уговорила отца продать дом и снять меньших размеров квартиру. Сам Якоб почти перестал возвращаться домой, почти поселившись в своей аптеке. Поэтому он страшно удивился, когда однажды Евдокия явилась к нему сама в роскошном туалете и заявила, что стала актрисой, а вслед за тем потребовала, чтобы он никогда не заявлялся домой без предупреждения и называл ее отныне Ариадной Любчинской. Дескать, это имя гораздо больше подходит для сцены, чем Евдокия Мульчинская, дочь аптекаря.
Театральная карьера новоявленной Ариадны Любчинской развивалась не так, как она полагала. Никто не спешил давать главных ролей юной дебютантке, а вот соблазнить ее пытались постоянно. Через некоторое время она поняла, что ей необходим серьезный покровитель. Она наметила себе жертву и сумела добиться своего, дорого продав свою невинность. К отцу она заходила крайне редко, лишь когда ей требовались снадобья определенного рода. Якоб сначала пытался образумить дочь, уговорить ее вернуться в деревню, остепениться и выйти замуж, родить ему внуков. Но она только фыркала в ответ, говоря, что если он так этого желает, то может сам отправляться в свою деревню. Но этого Якоб сделать не мог, так как живя в Москве, мог хоть изредка видеть свою дочь.
С того, момента, как Ариадна нашла себе покровителя, ее актерская карьера начала постепенно идти в гору. Но все шло слишком медленно. Она начала менять богатых любовников, пытаясь уговорить каждого из них отвезти ее в Европу. Однако желающих выполнить этот ее каприз никак не находилось. Такое положение страшно злило Любчинскую, она чувствовала, что молодость ее проходит и с ужасом разглядывала свое лицо в зеркале, ища признаки неминуемого увядания.
Как-то она попыталась уговорить отца продать имение, но на этот раз он уперся и отказался наотрез даже тогда, когда дочь пригрозила ему, что обратится в полицию и расскажет о том, что он убил свою жену. Так ничего и не добившись, она была вынуждена уйти, хлопнув напоследок дверью.
И вот, около месяца назад, Любчинская снова появилась у своего отца с просьбой о наркотиках. Весь его испуг, все уговоры не подействовали, поэтому аптекарю ничего не оставалось, как выполнить, все, что она попросила. Потом был пакетик мышьяка…
Печальная повесть несчастного аптекаря была закончена. Никита Сергеевич, снова прочистил горло и сказал:
– Ну что ж, господин Мульчинский, вы были честны с нами, поэтому пока оставайтесь при своем деле, но не вздумайте никуда уезжать. Мы вас вызовем, когда понадобится. Да, и напомните мне, как называется эта ваша деревня?
– Дубово, у нас там такой милый домик, – ностальгически вздохнул аптекарь, понявший, что пока его в участок волочь не собираются. – Правда, я там уже столько лет не был. Наверное все пришло в ветхость и запустение…
Считая, что более здесь задерживаться не следует, Карозин подал знак принцу и Катеньке, что пора уходить. Все вместе они покинули аптеку, оставив Мульчинского сидеть с поникшей головой.
На улице уже наступали сумерки, но погода была располагала к прогулке – Катенька измаялась в душном аптечном закутке, пропитанном запахами лекарств. Принц измаялся не меньше ее, так как ко всему прочему почти ни слова не понял из длинного рассказа аптекаря. На его просьбу, передать содержание узнанного, Катенька любезно откликнулась согласием. Она вкратце поведала все Амиту, опустив ненужные и утомительные подробности. Когда она закончила говорить, профессор, весьма довольный собой и тем, как он справился с аптекарем, произнес:
– Ну что ж, полагаю, что сегодня уже поздно, чтобы отправляться в погоню за Любчинской, нам с вами потребно подумать, как мы будем действовать дальше. Сожалею, но мне придется быть завтра в университете, студенты, знаете ли… А вам, сударь, я бы тоже не рекомендовал ехать в это самое Дубово: с одним английским вы там ничего не узнаете. А Любчинская – дама решительная, к ней нужно будет подобраться осторожно.
– А я? – воскликнула Катенька.
– Ну тебя-то я одну и подавно не отпущу! Достаточно ты уже здесь набегалась.
– Но Никита, ведь нам нельзя медлить! Она может весьма не надолго задержаться в своем имении.
– Понимаю, и пока выхода не вижу, – признался Никита Сергеевич.
– Вспомнила! – вдруг воскликнула Катенька. – Я поеду с поручиком Давыдовым.
– С каким поручиком Давыдовым? – не понял Карозин.
– Ну как же, Никита Сергеевич, я же тебе о нем рассказывала. Владимир Николаевич Давыдов, поручик, жених пропавшей Даши Беретовой. Он весьма достойный молодой человек и не откажется помочь. К тому же ведь речь пойдет о жизни его невесты. Я уверена, что Любчинская забрала Дашу с собой: та слишком много знает, а убить ее актриса скорее всего не успела, или не решилась. Возможно, Любчинская еще как-то собирается использовать ее.
– Постой, Катенька, я вспомнила, ты говорила, что этот самый поручик разорвал свою помолвку с Дашей. Так с какой стати ему ввязываться в сомнительное приключение?
– А с такой, что он ее любит и искренне сожалеет о разрыве! Я уверена, что он с радостью согласится помочь, когда узнает, что Даша в опасности и что ее обманом завлекли в это гибельное дело.
– Ну хорошо-хорошо! – сдался профессор. – Ты меня убедила. Но я хотел бы сам переговорить с поручиком перед вашим отъездом.
– Тогда поедем к нему прямо сейчас. Я собираюсь завтра выехать достаточно рано, чтобы хотя бы засветло попасть в это самое Дубово. Надо будет расспросить прислугу: что-то я не припомню такой деревеньки.
Несчастный профессор осознал, что ему опять не светит быстро очутиться дома. Супруги распрощались с принцем, который выразил надежду на успех завтрашней Катенькиной поездки. Затем Карозин взял жену за локоток и решительно направился в сторону Арбатского переулка.
На их счастье поручик Давыдов оказался дома. Он был весьма обрадован появлением Катеньки и ее супруга, которого она сразу представила поручику, объяснив, что им необходимо срочно поговорить. Владимир Николаевич выразил горячее желание все узнать, как только понял, что речь пойдет о Даше. Сначала заговорила Катенька.
– Сударь, я узнала, что ваша бывшая невеста стала жертвой ловкой мошенницы и совершенно безжалостной женщины – актрисы Любчинской. Я предполагаю, что Любчинская увезла Дашу с собой в свое имение. Хуже всего, что, по всей видимости, бедную девушку приучили к смеси опиума и гашиша. Именно поэтому она так странно вела себя в последнее время. Ее руками Любчинская совершила преступление.