Мэлори поморщился.
– Знаете, я всегда путаю все эти организации при ООН. Что такое ВОЗ, что такое ЮНЕСКО, что такое ЮНИСЕФ.
– ЮНИСЕФ, Хорейс, – это детская организация при ООН. Детский фонд.
– Ах вот как.
– Да, так. Господи, пятьдесят тысяч фунтов плюс документы на дом, который обошелся нам еще в сто пятнадцать тысяч, пущены на благотворительность! Мы не получим назад ни единого цента! Вы уже знакомы с инструкциями относительно четвертой части рукописи?
На столе у Мэлори лежал конверт. Хорейс похлопал по нему своей морщинистой рукой.
– Да, они здесь.
– Что там сказано?
– Я еще не читал. Сначала решил изучить рукопись. – Мэлори с намеком посмотрел на настенные часы. – Скажите, теперь вам эта история кажется более интересной, чем прежде?
– Еще бы, когда приходится платить по десять фунтов за каждое слово! – раздраженно буркнул Пилгрим, сделал разворот и вышел.
Мэлори поправил очки и вновь погрузился в чтение. Его одолевало искушение поскорее раскрыть конверт с инструкциями, но банкир держался. Судя по всему, Дайкстон попал в жуткий переплет. Однако не приходилось сомневаться, что молодой человек из него выбрался – иначе ему не платили бы по пятьдесят тысяч фунтов ежегодно, причем на вечный срок.
Внутренне Мэлори был вынужден признать, что его одолевают противоречивые чувства: с одной стороны, он не сомневался в серьезности надвигающейся угрозы; с другой – игра, в которую заставил их всех играть Дайкстон, начинала доставлять ему извращенное удовольствие.
* * *
"Мне казалось, что я умираю. Пот градом стекал по моему телу, я одновременно трясся в ознобе и горел в огне.
– Я все время говорю Скрябину, что семью Романовых нужно собрать вместе, – сказал мне Рузский той ночью у стены гостиницы.
– Зачем? – спросил я. Хоть я был в здравом уме и трезвой памяти, мозг отказывался работать. Помню, что где-то неподалеку раздался звон башенных часов. Он звучал точь-в-точь как звон часов Вестминстерского аббатства, и меня поразило несоответствие этого звука месту и времени.
– Как зачем? – удивился Рузский. – Держать их порознь просто глупо. Даже с точки зрения большевиков. Скрябин пытается убедить в этом Совет, а я поддерживаю его точку зрения, но, конечно, очень осторожно. Пока Николай находится здесь, а его сын в Тобольске, у белых и монархистов в Сибири существуют целых два центра притяжения. По сути дела, мы провоцируем Белую армию на одновременное наступление в двух направлениях!
Он ухмыльнулся и почесал себе нос.
– Да и нам с вами будет удобнее, если семья соберется вместе.
– Почему? Все равно мы ничего не можем сделать.
– Всегда можно что-то сделать, особенно если за дело возьмемся мы с вами. Однако сейчас нам не помешала бы чья-нибудь помощь.
Это заявление показалось мне вопиющей недооценкой ситуации, и я чуть не расхохотался. Рузский пристально взглянул на меня и заставил выпить еще сливянки. Очевидно, он понял, в каком состоянии я нахожусь. Во всяком случае, он не стал терять времени на пустые споры, а просто взял меня под руку и повел по темным улицам, продолжая разговор на ходу.
– Нам нужна помощь влиятельных людей. У вас сейчас такой возможности нет. Я способен сделать что-то лишь внутри Совета. Нам же нужна помощь извне.
– Какого рода?
– Британская, – уверенно сказал Рузский. – Здесь есть английский консул. Его зовут Престон. Положение его вполне надежно, он может даже добиться по дипломатическим каналам разрешения на посещение Дома особого назначения. Пойдемте, дружище. Я думаю, что еще час, а то и два вы вполне можете продержаться на ногах.
И я действительно смог, хоть и сам этому удивлялся. Пошатываясь, я ковылял за своим спутником мимо высокого палисада, окружавшего Ипатьевский дом (часовые так и впились в нас глазами), потом по Вознесенской. Рузский хорошо знал дорогу, и, когда мы остановились возле большого дома, на массивных дверях которого красовались родные моему сердцу лев и единорог, он повелительно сказал мне:
– Стучите.
Я повиновался. Мы подождали, и в конце концов двери британского консульства распахнулись. На пороге стоял мужчина в длинном шелковом халате.
Я сказал ему по-английски:
– Мне срочно нужна ваша помощь!
В лучших традициях британского министерства иностранных дел, неизменно плюющего на соотечественников, когда они оказываются в сложной ситуации, консул ответил:
– Ничем не могу вам помочь. Уже поздно, приходите сюда утром".
* * *
Все началось с короля Георга V, который действовал на свой страх и риск, подумал Мэлори. Впрочем, нет, он действовал не напрямую, а через Захарова. И все же для короля-императора поведение довольно странное. Мэлори расхаживал по кабинету, пытаясь выстроить логическую цепочку: вот король вызывает Захарова, тот непонятным образом останавливает свой выбор на Дайкстоне и отправляет последнего в Сибирь. В Екатеринбурге, словно из-под земли – если бы не знать сэра Бэзила, этому обстоятельству можно было бы изумиться, – возникает еще один человек Захарова. Британское правительство в событиях никоим образом не участвует. По крайней мере вплоть до описываемого момента.
Теперь, однако, судя по всему, министерство иностранных дел тоже будет вынуждено ввязаться в эту историю, хоть и вопреки своей воле.
Мэлори протянул руку к маленькому конверту, взломал печать и осторожно достал листок бумаги.
Послание начиналось так:
«В тот вечер я еще не знал, что по приказу большевистских вождей из Москвы полковник Кобылинский смещался с поста коменданта Тобольского гарнизона, его отряд распускался, а попечителем царских детей назначался некий Родионов. Не пройдет и недели, как пароход „Русь“ увезет младших Романовых из Тобольска. Но не на север, по направлению к реке Обь...»
Далее следовали очередные инструкции Дайкстона.
Глава 7
«Правильно ли я расслышал: миллион?»
– Мне наплевать, о чем мы с вами договорились! – воскликнул Лоренс Пилгрим своим всегдашним тоном – смесь иронии и легкого нетерпения. Правда, сегодня в его голосе слышались и нотки ярости. – Смысл нашего сотрудничества, Хорейс, заключался в том, чтобы вы опекали меня и не давали мне совершать глупых ошибок в непривычной среде. Это и называется быть советником. Я согласился с международным правлением банка, что буду внимательно выслушивать ваши советы. Члены правления считают вас человеком мудрым. – Пилгрим выдержал паузу. – Прежде я тоже так считал.
– Прежде? – с угрозой переспросил Мэлори.
– Да, прежде. Позвольте спросить у вас, Хорейс, кто из нас сейчас валяет дурака, я или вы? Кто покупает дома и затем передает их Организации Объединенных Наций? Кто переводит деньги на какой-то счет «икс»? Ведь у нас тут банк, Хорейс, а не бездонное благотворительное общество!
Мэлори закинул ногу на ногу – складки на его брюках были верхом совершенства.
– Да, банк, в котором я, между прочим, проработал много лет. Я с удовольствием дам вам отчет в прибылях, которые банк под моим руководством получил в минувшие годы. Позволю себе сказать, что, если вам удастся добиться таких же показателей, можете собой гордиться. Я отлично чувствую, где нас ждет прибыль, а где убыток, я вижу перспективу, я угадываю опасности, я могу делать финансовые прогнозы и так далее. Но иногда наступают времена, как, например, сейчас, и нам приходится...
– Послушайте, Хорейс, мы все это уже обсуждали. Вы считаете, что нам угрожает опасность и что мы должны понять, какого она свойства, так? Тогда ответьте мне на один вопрос.
– Постараюсь.
– Мы уже израсходовали двести тысяч фунтов. О'кей. Получили ли мы представление, какого рода опасность нам угрожает? Хоть на один шаг приблизились мы к решению проблемы?
Мэлори поджал губы:
– Нам известно, что мина заложена где-то в отношениях Захарова с царем. Понемногу мы узнаем все больше и больше.
– Как же, как же, – сердито заметил Пилгрим. – Дайкстон выдает нам информацию по крохам. Дайкстон встретился с царем, Дайкстон встретился с Захаровым, Дайкстон встретился с королем, Лениным, Троцким, с чертовой бабушкой! Потом Дайкстон завладел поездом, набитым драгоценностями! Дайкстон носится по всей Сибири, как ошалевшая муха, а мы с вами даже не знаем, кто такой этот Дайкстон!
– Как же, знаем, – тихо поправил его Мэлори. – Нам известно, что он представлял лично его величество короля. А также британские промышленные круги самого высокого уровня. Мы знаем, когда Дайкстон родился и когда умер.
Пилгрим заморгал глазами:
– Неужели? И когда же это стало известно?
– Я навел кое-какие справки. Удалось выяснить, что Генри Джордж Дайкстон умер двадцатого октября 1968 года.
– Вы в этом абсолютно уверены, Хорейс?
– Я видел свидетельство о смерти. Дайкстон умер на юге Франции, в Сен-Максиме. Он не оставил завещания, равно как и имущества.
