просто скандал, это было хуже, тут было преступление, душегубство, его фамилией повязанное. Сидя в купе 1–го класса, он надел обычный костюм, чтобы его никто не признал по фото в газетах и вышел на перрон покурить. Была небольшая остановка. Рядом стоял мальчик лет 5 и старуха с ним. Мальчик плакал:
– Вот теперь меня маменька заругает, – хныкал он. Старуха, наклоняясь к нему, сказала: – А ты скажи, что это не ты!
– Как же не я, – продолжал мальчик – когда видели что я?
– А ты говори не ты и все, что, дескать, ошибка и что ты бы никогда так не сделал. И как им не совестно думать на тебя?
Малыш перестал плакать: – А так разве поверят?
– А это внучек как говорить станешь, – сказала старуха. – Ты главное не бойся. Не я и всё! – твердо добавила она.
– А обманывать разве не грех, бабушка? – спросил он.
– Грех себя в обиду давать. Тебя вот Бог создал, чтобы ты обиды терпел? Так что ли? – спросила она.
– Нет, – ответил малыш.
– Вот то–, то и оно. Бог тебе судья. А люди трава степная, куда ветер туда и повернут. Безвинного осудят, виновного в святые вознесут. Так что нужно маменьке ответить? – спросила бабка
– Я не виновен! – твердо и громко сказал малыш.
– Я не виновен, – за ним шёпотом повторил Лев Петрович. Поезд дал гудок. Он сказал малышу: – Спасибо тебе мальчик!
– За что? – спросил удивленный малыш.
Но Одинцов вскочил на подножку вагона, улыбнулся и вошел в тамбур.
29
– Я должен объясниться Ваше высокопревосходительство, – сказал Лев Петрович, войдя в кабинет своего руководителя. – Я полагаю это нужно сделать немедля, не дожидаясь Ваших вопросов.
– Извольте Лев Петрович, – сказал начальник Фельдъегерской министерии Альберт Владимирович Висницкий.
– Меня пригласили в Калугу по весьма личному вопросу, а именно при неких странных обстоятельствах был найден старинный документ, в коем говорилось о неком кладе, спрятанном за надгробной таблицей. Да что я говорю? Извольте сами прочитать! – с этими словами он положил на стол свиток. Начальник внимательно прочитал ее.
– Весьма занятная бумага, – сказал он.
– Именно так и я подумал после ознакомления. Меня пригласили как возможного потомка на присутствие при вскрытии клада. Я посчитал это интересным и прибыл туда. Местная управа в лице градоначальника устроили настоящее представление из этого обычного, рядового события. Я ежелиб знал, во что они превратят это действие, ни за что бы, ни поехал. Но когда я увидел, то ретироваться было невозможно. Когда же вскрыли табличку и там обнаружили это признание, которое немедля зачитали, Вы не представляете, что на меня обрушилось. Это вакханалия толпы, обвинения, проклятья, оскорбления. Я как человек чести думал застрелиться. Но, отложил сей шаг до объяснений с Вами, как с человеком, которого безмерно уважаю и которому я многим обязан. Итак, я категорически заявляю, что никакого отношения к человеку, упомянутому в сем письме, я не имею. У меня никогда не было родни по имени Иван Одинцов. Кроме прочего моя фамилия идет от Павла Одинцова родом Орловской губернии, купец лесом и пенькой. А сей господин родом с Малороссии, поповского сословия. Можете сами удостовериться, вот моя метрика.
Альберт Владимирович дослушал, сделал паузу и сказал: – А почему Вас позвали на присутствие, как возможного родственника? Что мало Одинцовых на Руси?
– В том то и дело, что много Ваше высокопревосходительство, но в генеральских погонах один я оказался. А градоначальник тамошний, некий Столбов, редкий проныра, оказался. Как мне рассказали после, он взял перепись населения по фамилии Одинцов и, нашедши кандидата, в должности и при чинах решил пригласить меня, так как это потом даст ему возможность просить меня содействия к его карьере и введение его в нужное общество. Редкий мерзавец оказался. И перед всем этим мероприятием намекал, что будет весьма обязан мне в участии в его продвижении по аграрному министерству, а в итоге я был унижен, оскорблен и обесчестен.
Лев Петрович встал, в глазах блестели слезы.
– Я прошу Вас только об одном, избавить мое имя от дальнейших нападок. Я же, как офицер и честный человек, поступлю так, как велит мне моя честь!
Он поклонился, и резко повернувшись, двинулся к выходу. Начальник, доселе сидевший в кресле, встал.
– Погодите! Лев Петрович – погодите!
Одинцов остановился, развернулся к Висницкому. Тот вышел из–за стола, медленно подошел к генералу и сказал, растягивая слова:
– Для меня честь работать и знать такого человека как Вы! Ваше достоинство было попрано мошенниками и негодяями, а Вы друг мой решили бороться с ними методом честного человека. Стреляться? А что останется России тогда, коли такие сыны как Вы постреляются? Это нелепая и гадкая история никак не повлияет на моё к вам расположение. И знайте, коли затеяли стреляться, буду считать Вас виновным, но только в малодушии. Более не в чем!
После он обнял Одинцова. Тот еле сдерживая слезы, сказал: – Я не виновен!
Начальник похлопал его по плечу: – Ну, ну, дорогуша! Будет!
Одинцов стоял и вспоминал мальчика на перроне.
– Не виновен, – повторял он про себя.
После начальник усадил его в кресло, напоил чаем. Спросил фамилию того негодяя градоначальника, после набрал своего старого друга министра по аграрному ведомству и попросил сыскать кадровое дело некого Столбова и как найдет написать отзыв на кадровой карточке такой, чтобы никогда сей человек дальше писаря не пошел. Объяснил это своей личной просьбой. Градоначальник Столбов через месяц после описанных событий был отозван в Санкт–Петербург. Снят с должности градоначальника в связи с переводом в столичное ведомство. После того как он сдал дела, столичное ведомство отказало ему в месте без объяснения причин. Нигде он не мог найти себе места в течении всего года. Через пару лет его видели в Самаре писарем третьего класса. Был он весь сед, много пил. Пьянея, кричал в кабаке, что он был градоначальником и что все у него были вот где и тряс сжатый кулак. Над ним смеялись. Он плакал и уткнув лоб о кулак твердил: – Что я сделал не так Господи? Что?
30
Лев Петрович тем временем полностью был очищен перед обществом отношением к себе своего начальства и покровителя. После того как на коллегии министерства начальник пригласил его с докладом и похвалил за безукоризненную службу. Все окружение сделало вывод, что та история не более нелепицы и выражали свое отношение к генералу Одинцову с большим трепетом и участием. Он полностью ушел в работу, работал много, и сил было, как в молодые годы. Он смог вернуться
