Люку следовало бы испытывать сочувствие, но сострадание стало редкостью в эти ужасные времена. Господь отрекся от них, и каждый должен сам заботиться о себе.
Свеча, маленькая и тонкая, сделанная из вонючего бараньего жира, горела медленно и неровно. Она освещала всего несколько футов вокруг, и Люку эта комната казалась адской. Все вокруг темно, а в центре комнаты дымящее вонючее пламя делает лицо монаха еще страшнее, чем Люк ожидал. Это могло быть лицом подвергшейся мучениям души.
— Ты пришел.
Люк кивнул и прокашлялся. Дурацкое замечание — это и так очевидно, верно?
— А с чего бы это? Просто потому, что старик, живущий на пенсию, попросил о помощи?
Люк ощутил вспышку раздражения.
— Если я тебе не нужен…
— Нужен. Подойди поближе.
— Просто скажи, чего ты хочешь, старик.
— Я хочу, чтобы ты подошел сюда, где я смогу тебя видеть.
Голос слабел. Дьявол не задержится в мире, сказал себе Люк. Следует уважать человека, подобного этому, который когда-то приказывал графам и лордам. Может, он и выглядит слабым, но все-таки имеет право на уважение. Может, он уже и умом тронулся. Люк ощутил мимолетную печаль при мысли, что Джоэла скоро не станет.
Неохотно он шагнул вперед.
— Ну?
Вперед метнулась рука, схватила грубую рясу и с силой подтянула Люка.
— Не смей обращаться со мной, как со слабоумным, мальчишка!
Люк онемел от потрясения. Этот человек на пороге смерти, а в его проклятых руках столько силы! От внезапности нападения у Люка закружилась голова, его замутило и едва не вырвало. Джоэл продолжал злобным шепотом:
— Можешь обгадиться сейчас, мальчишка, и можешь смеяться надо мной, когда я умру, но пока у тебя есть только я. А у меня — только ты!
Презрение подействовало, как яд, просочилось сквозь гордыню Люка и уничтожило ее. Он хотел защититься, но не смог.
— Отпусти меня!
— Заткнись! Ты знаешь, кто я такой?
— Кладбищенский Джоэл.
— А кем я был?
— Братом ордена.
— Да. Бедные солдаты Христа и Храма Соломона, — произнес Джоэл с мрачной выразительностью. Он закашлялся и судорожно согнул пальцы, вцепившиеся в рясу Люка. — Запомни это, мальчишка, если ценишь свою душу! И служи Ордену!
— Чего ты хочешь от меня, старик? — спросил Люк. В нем разгорался гнев, и он ехидно добавил: — Ордена больше не существует, ты не забыл? Папа объявил…
— Значит, мы отвечаем только перед Богом! — Джоэл свирепо посмотрел на него, но постепенно расслабился и отпустил Люка. Рука безжизненно упала на стол. — Но ты прав. У меня есть к тебе просьба.
— Что ты имеешь в виду?
Господи! — снова подумал Джоэл, глядя на парня и так хорошо осознавая неминуемый рок. Это слишком тяжелое дело для умирающего, но никуда не деться — он обязан выполнить этот последний долг. Он тамплиер, гордый воин-монах на службе у Господа, но он так слаб! И все же дело слишком важное, и оставлять его нерешенным нельзя.
Господи Иисусе, за что ты так с нами?
Джоэл опустил взгляд. Все, что они пытались делать — выполнять волю Божью на земле. Они не обращали внимания на капканы и политические махинации мирского мира, и это упущение уничтожило их. Многие уже мертвы, и он скоро присоединится к ним. И все-таки есть дело, которое он обязан завершить.
Джоэл сунул руку под рясу и вытащил небольшую шкатулку. И, глядя в расширившиеся глаза Люка, объяснил, что за дивная реликвия хранится в ней.
Бишопс-Клист, Девоншир, ноябрь 1323 года
Голод кончился, но не сильно это помогало человеку. Не тогда, когда у него пустой желудок и нет денег в кошельке. Не то чтобы Уилл Хогг не привык к этому. Он голодал много. Все голодали.
Это было оживленное маленькое поселение. Он стоял у громадной березы, чьи верхние ветви нависали над дорогой, отбрасывая на нее тень. Слева бурлила небольшая речка, бегущая здесь, среди обрывистых, илистых берегов, особенно быстро. За спиной пролегала длинная мокрая дорога, ведущая в город.
Здесь, у брода, место было удачное. Недавно прошел дождь, и река Клист вспухла и вышла из берегов, залив всю равнину. Несмотря на разгар лета, болотистая земля была влажной, а сегодня — особенно. Чтобы добраться сюда, людям придется пробираться по влажному болоту, и к тому времени, как они окажутся на берегу, ноги их промокнут и замерзнут, а чувства онемеют так же, как и кончики пальцев. А потом придется думать, как перебраться через саму реку, и они будут стоять на берегу, подыскивая, где это сделать удобнее всего. Хотя множество ног уже протоптало спуск к берегу, это еще не доказательство, что самый удобный путь — напрямик через речку. Путешественник будет искать самое мелкое место. Вот тогда они и нападут.
Во влажной почве осталось множество следов от колес — так много повозок проехало этим путем в Эксетер. Большой город находился в полной безопасности за массивными красными стенами милях в двух на запад — и чуть-чуть на север. Стены были не видны отсюда, из Клист-Вэлли, но Уилл знал, что они сверкают на утреннем солнце над излучиной реки Экс. Он смотрел в ту сторону со странной тоской, рисуя в сознании огромные городские стены, казавшиеся маленькими из-за двух массивных башен собора святого Петра. Там безопасно.
В Эксетере было много богатых людей, живших в уютных домах, пьющих с друзьями вино из серебряных или оловянных кубков. Если бы его отец не погиб за короля, Уилл и сам мог бы жить такой жизнью. И не его вина, что он стал таким, как сейчас — погубленным человеком без профессии, изо всех сил пытающимся выжить. У него хотя бы есть уголок для сна, чтобы укрыться от дождя и холода. После прошедших лет он стал казаться Уиллу дворцом, особенно, когда приближалась зима. Под заборами зимой он спал вполне достаточно.
Остальные жили, кто где. У Эндрю был уголок в гостинице. Роб ночевал в конюшне Элиаса, неподалеку от брата. Эти двое поставляли сведения о путешественниках, что было крайне важным при их занятии.
Адам больше заслуживал доверия, поэтому Уилл согласился жить с ним вместе. Остальные были хорошими компаньонами, но полагаться на них не стоило. Эндрю довольно умен, и в нем есть твердость, а вот Роб — болван. Вечно боится рисковать и постоянно советует быть осторожнее, когда остальные собираются попытать счастья.
Если бы решал он, их бы сейчас здесь не было. Он хотел, чтобы они подождали. Заявил, что прошло слишком мало времени после прежнего нападения. Слабак и кретин! Им нужны деньги, а получить их можно только дерзостью.
Послышался негромкий свист, и он упал на колени, заслышав голоса, звяканье цепочки и скрип упряжи. Он разглядел двоих — один мужчина обвис в седле здоровой ломовой лошади, второй, помоложе, пешком. Оба в черном. Тот, что идет пешком, вроде бы в каком-то церковном облачении, а на плече несет тяжелую на вид сумку. Всадник больше походит на старого рыцаря. Бог его знает, их теперь полно, после того, как король отомстил пэрам, угрожавшим его власти. Лордов казнили, а воинам пришлось искать новых хозяев. Человек без покровителя — ничто.
Всадник выглядел уставшим, голова его безвольно болталась, возможно, он уже спал. Да: эти двое — легкая мишень.
Человек вне закона ехал неторопливо, легкой рысью. Он услышал птицу у дороги, резко повернул голову и постепенно расслабился, слушая, как затихает шум крыльев. Лесной голубь — и это успокаивает. Если рядом человек — голубь здесь не останется. Там, где отдыхают голуби, засады быть не может.
Беглец должен быть всегда настороже, ожидая опасности. Теперь любой может покуситься на его жизнь, схватить его и отрубить ему голову, не боясь наказания. Нужно все время быть настороже. Счастье, что он все-таки рыцарь и привык высматривать засады. Он научился этому в детстве и юности, когда жил у милорда де Кортене тридцать четыре года назад. С тех пор многое произошло. Он путешествовал по миру, видел, как все рушилось, и, наконец, отрекся от своей прошлой жизни и надежд. И теперь все, что у него осталось, это его клятва, и будь он проклят, если нарушит ее.
Он снова опустил подбородок на грудь. Да, он научился быть настороже, когда в этом возникала необходимость, но здесь, на сонных равнинах в окрестностях Эксетера, такой нужды нет. Он не во Франции, где ускользал от проклятых офицеров короля, и не в Святой Земле, где в любой момент можно ожидать засады. Он в Англии, в одном из самых мирных мест королевства, и — о раны Христовы! — он так устал. Голова его покачивалась в такт ровной иноходи коня, и глаза снова закрылись. Путешествие было долгим, но они почти добрались до места.
Тут шаг его коня изменился, он открыл глаза и увидел, что тот прихрамывает на правую переднюю ногу.
— Погоди! — крикнул он.
— В чем дело?
— Лошадь охромела.
Церковник кивнул и снова посмотрел вперед.
— Догонишь меня, сэр рыцарь. Я пойду дальше. Я так жажду эля — наверное, желудок думает, что мне перерезали глотку.
