Профессор вздохнул, поняв, что все-таки придется расхлебывать эту кашу до конца, хоть у него отродясь не водилось подходящей ложки для этого кошмарного варева. Но он решил любой ценой оградить Катеньку от дальнейшего участия.
– Вот что, друзья мои, – твердо сказал он. – Придется нам все здесь заночевать. А утром Катерина Дмитриевна с Дашей отправится домой на извозчике, с которым мы сюда приехали. Да, надо распорядиться, чтобы его накормили и устроили на ночлег. Побудьте пока здесь.
Никита Сергеевич нашел управителя и заговорил с ним гораздо мягче, нежели ранее:
– Вот что, любезный, придется тебе всех нас разместить на ночь. И пристрой там извозчика нашего. За беспокойство я тебе заплачу, сколько скажешь.
– Что вы, барин, какое беспокойство, сейчас все устроим.
– И скажи-ка мне, есть ли тут еще лошади и какая-никая коляска. Мне с моим коллегой завтра в Любимово это ехать придется, а с нашим извозчиком дамы поедут.
– Лошадь-то есть, как не быть. А вот коляски больше нет, ежели только на телеге поедете…
– Ну что ж, на телеге, так на телеге, детство вспомню, – пожал плечами Никита Сергеевич, представляя себе реакцию принца на такое безобразие. – Так ты ступай.
Мужик испарился, но вскорости вернулся:
– Барин, там ваш извозчик бунтует.
– А ну-ка я сам с ним объяснюсь, – Никита Сергеевич, которому уже было все равно, что творить, вышел на крыльцо.
– Барин, мы так не договаривались! Мы мне денег вдвое обещали за оба конца за скорость, а про ночь уговора не было! Да и денег-то я пока не видал.
– Тебя как звать? – устало спросил профессор.
– Силантий.
– Ты вот что, Силантий, ты не ершись. Вот тебе обещанные деньги, а ежели тут переночуешь, да утром отвезешь двух барынь обратно, еще столько же получишь.
Силантий задумался, запустив пятерню в шевелюру.
– Прибавить еще надо, барин. Я за ночь в городе больше заработать мог, ежели б какого купчика пьяненького с цыганами возить пришлось…
– Ох и жаден ты, Силантий, – подивился Карозин. – Купчик-то еще к тебе в седоки не набивается, а я вот он.
– Ну так и у вас во мне нужда большая, – хитро улыбнулся извозчик.
– Ну ладно, сколько тебе нужно?
Порешив вопрос с ушлым Силантием, Карозин вернулся в дом, где для них уже приготовили спальни и накрыли ужин. Хозяйка все извинялась, что подает простую еду, так ведь господ вроде как и не ожидалось.
Ночь прошла спокойно, а поутру выяснилось, что Даша пришла в себя.
– Где я? Кто вы? – спросила она, когда присматривавшая за ней дочь управителя позвала Карозиных к ней.
– Не бойтесь, Дарья Ивановна, теперь все будет хорошо, – ласково сказала ей Катенька. – Я вас отвезу домой, к бабушке, она вас ждет.
– Как я сюда попала? Кто вы? – снова повторила девушка, глядя недоуменно.
– Это мой муж, профессор Карозин, а я Катерина Дмитриевна, – тут в глазах Даши мелькнуло какое-то мучительное воспоминание. – Не знаю, что вам обо мне наговорили, но только я искренне желаю вам добра и действую по просьбе Пульхерии Андреевны, которой обещала непременно вас отыскать. Сейчас я помогу вам одеться, и мы поедем. А все остальное вы узнаете дорогой. Ладно?
Даша устало кивнула. Профессор вышел из комнаты, чтобы не мешать дамам. Довольно быстро Катенька управилась и позвала его вновь, чтобы он помог перенести девушку в коляску и устроить ее там поудобнее.
Когда извозчик Силантий увидел Дашу, то даже устыдился своей давешней жадности, но, по здравому разумению, решил все-таки от денег не отказываться. Только пообещал себе везти женщин со всем бережением.
Катенька простилась с мужем и принцем, пожелав им удачи, потом уселась подле полулежавшей в коляске Даши, и Силантий тронул вожжи.
– Пошла, Савраска…
А профессора разбирало любопытство, как же наследный принц поедет в телеге? Но тот лишь философски пожал плечами, совершенно так же, как поступил сам Карозин, и преспокойно забрался на немудрящую повозку, лишив Никиту Сергеевича ожидаемого зрелища.
Почти всю дорогу до Москвы Даша спала, лишь изредка просыпаясь, чтобы попить немного молока, которое прихватила с собой для нее Катенька. Девушка пока была не в состоянии слушать, хотя на свежем воздухе на ее щеках выступил румянец. Супруга профессора рушила сразу отвезти Дашу к ней домой, чтобы порадовать Пульхерию Андреевну, которая и так, видит Бог, совсем уж, наверное, извелась. Катенька ведь у нее так и не появилась после того, как забрала портрет внучки.
Когда коляска подъехала к домику на Неглинной, молодая женщина прошла вперед, чтобы подготовить старушку, а Силантий взял на руки слабую для самостоятельного передвижения Дашу.
– Боже мой, внученька! – заахала Пульхерия Андреевна, увидев Дашу, поящуюся на руках извозчика. – Несите ее скорее прямо в спальню.
– Успокойся, бабушка, теперь мне уже лучше, – тихонько проговорила Даша, а Силантий страшно смутился из-за того, что придется ему топать в сапожищах через господские горницы.
Старушка захлопотала вокруг внучки, плача и смеясь одновременно. Катенька пока вышла, чтобы ей не мешать, и расплатилась с извозчиком. Сей прохвост хоть и получил денег от барина, все едино не отказался. Вернувшись в дом, чтобы объясниться с Пульхерией Андреевной, женщина застала старушку уже в гостиной.
– Она спит, – тихонько сказала та, словно боялась все еще потревожить внучку. – Катерина Дмитриевна, я так благодарна вам, что вы ее отыскали. Скажите, что же в ней случилось и где вы ее нашли.
– Нашла я ее в одной подмосковной деревеньке, в Дубово. А вот что с ней случилось, я до конца не знаю. Вы меня простите, Пульхерия Андреевна, но я и сама устала. Позвольте, я сейчас поеду домой и заодно пришлю Даше своего доктора, а вечером снова навещу вас. Вот тогда мы обо всем и поговорим. Надеюсь, внучке вашей станет легче, и она тоже сможет нам все рассказать.
– Я с нетерпением буду ждать вас.
Добравшись домой, Катенька первым делом написала записку доктору Синицкому и послала к нему Данилыча. Потом велела горничной приготовить ванну и с наслаждением вымылась. Тем временем Груня уже подавала обед. Немного поев, молодая женщина ощутила страшную усталость. Только оказавшись дома, она поняла, в каком напряжении находилось последние два дня. Катенька улеглась в постель, велев горничной разбудить себя часам к пяти.
Впрочем, проснулась она совершенно самостоятельно, чувствуя себя отдохнувшей, посвежевшей и готовой на новые подвиги, словно это и не она совсем недавно тряслась в темном погребе от холода и страха. Вот теперь вполне можно было ехать к Беретовым для длинных разговоров.
Пульхерия Андреевна попросила Катеньку пройти в спальню внучки, так как той доктор запретил вставать, однако сначала старушка спросила:
– Катерина Дмитриевна, этот ваш доктор мне очень понравился. Сразу видно, что толковый, не из этих, нонешних… Но что за странные вещи он говорил, будто бы Дашеньке надо специальное лечение, чтобы отвыкнуть от наркотиков? Я ничего не могу понять. Согласна, внучка моя характер имеет взбалмошный, но до такого она никак не могла докатиться.
– Увы, Пульхерия Андреевна, – пришлось Катеньке подтвердить слова Синицкого. – Это правда, ваша внучка примерно месяц принимала эту отраву, а последние дни и вовсе была в беспамятстве от больших доз. Но не спешите ее бранить, она не виновата. Ее обманом втянули в это дело. Сначала она и не знала, что ей дают, а потом уже просто не осознавала.
– Как же это случилось?
– Я вам уже говорила, что знаю далеко не все. Только сама Даша может вам все рассказать, и я очень надеюсь на ее откровенность.
– Ну так идемте же к ней. Она сейчас не спит и вполне хорошо себя чувствует после того, как доктор дал ей лекарство. Думаю, что моя внучка просто обязана все вам рассказать, ведь вы столько для нее сделали.
Даша полулежала в постели, опираясь на высоко взбитые подушки. Рядом с ее кроватью были поставлены кресла и стоил маленький накрытый для чая столик. Девушка выглядела значительно лучше, чем утром, и приветливо улыбнулась Катеньке.
– Дарья Ивановна, – обратилась к ней Карозина. – Я очень прошу вас рассказать все, что с вами случилось, начиная с вашего знакомства с поручиком Давыдовым. Поверьте мне, что это чрезвычайно важно. Как ни тяжело вам это будет услышать сейчас, но думаю, что вы и сами уже догадались, что стали орудием в руках преступников и помогли им похитить ожерелье генеральши.
– Боже мой! – охнула старушка Беретова, а Даша побледнела, постепенно начиная понимать, что это не страшный сон, а реальность.
– Я все расскажу, прости меня, бабушка…
…Дашенька Беретова очень любила гулять на Патриарших прудах. Как-то погожим осенним днем ее окликнул красивый молодой офицер:
– Барышня, это не вы уронили? – сказал он протягивая ей роскошную хризантему.
Она, конечно же, не роняла цветка, но ей так понравилось необычное и ужасно романтичное начало знакомства, что она взяла цветок, улыбнувшись офицеру. Тот пошел рядом с ней и стал постепенно ее обо всем расспрашивать, отрекомендовавшись Владимиром Николаевичем Давыдовым. Дашенька и сама не заметила, как выложила ему о себе буквально все, вплоть до того, чего боялась в раннем детстве.
