— Ночная облава! Только в «Листке»! Убит не коронованный король Грачёвки!
— Пойман убийца букмекера! Читайте «Московский листок»!
А компания сотрудников этого самого «Листка» на лихачах неслась к «Яру». Алексей попробовал было отказаться, сославшись на занятость. Но Пастухов и слушать его не стал:
— Знать ничего не хочу! Какая свадьба без жениха? В честь тебя ужин. Репортёрскую удачу завсегда вспрыснуть надо, а то и отвернуться может.
В общем в этот вечер Лавровскому было уже не до дел. Хорошо хоть успел Семёну Гирину задание дать.
Семён, дувшийся из-за того, что его на Грачёвку с собой не взяли, сразу расцвёл:
— Не сомневайтесь, прослежу, как велели. Ну, надо же, никогда бы на него не подумал…
Славно вчера погуляли. Сейчас бы крепкого горячего чая с лимоном. Но разве в «Чернышах» его найдешь? Хорошо хоть Сергей, заехавший с утра, догадался прихватить пива. Алексей с наслаждением пил холодное «Трёхгорное» и слушал доклад Семёна Гирина:
— Проследил я его вчера. Сперва он на Шаболовку поехал на конный двор моего тёзки Сеньки Карпухина. Потом на товарную станцию Московско-Брестской железной дороги. Вернулся в гостиницу. Я уж думал — на сегодня шабаш. А он опять вышел. Меня нанял.
— Неосторожно с твоей стороны, — не одобрил Малинин. — Мог и догадаться.
— Откуда? — возразил извозчик. — Он меня вместе с Алексеем Васильевичем только один раз и видел, в прошлое воскресенье возле бегов. Ох и поколесили мы вчера с ним по Москве — без малого на десять рублей.
— Куда ездили? — спросил Малинин.
— У меня всё записано, — Гирин извлёк из кармана халата записную книжку и начал читать. — Мясницкая, особняк купцов Мазуриных, Петровские Линии, гостиница Смирнова, Якиманка, собственный дом надворного советника Брюхатого, Спиридоновка, лавка ростовщика Чистякова. Весь вечер наблюдаемый не выпускал из рук портфель жёлтой кожи. Кажись всё.
— Молодец, Семён, — похвалил Малинин. — Не каждый сыщик так бы сумел. Теперь всё ясно. Лошади стоят у Карпухина. На товарную ездил заказывать вагон для их перевозки.
— Это понятно, — согласился Лавровский. — А остальные поездки к чему были?
— Хлебни ещё пивка, — предложил Малинин. — А то соображаешь пока туго. Мазурин, Смирнов, Брюхатов и Чистяков привлекались к суду по делу «валетов». Но были оправданы за недоказанностью или отделались штрафом в виду малозначительности проступков. Видимо у Шпейера остались какие-то компрометирующие их бумаги.
— Как я сразу не догадался?! — смутился Алексей. — Понятно, ездил шантажировать. Наверное, перед отъездом деньги собирает. Что делать будем?
— Надо брать, — предложил Малинин.
Быстро прикинули немудрёный план дальнейших действий. Посоветовались с Карасёвым. Тот осуждающе покачал головой:
— Опять геройствуете? Ладно, ладно, мешать не стану. Только полицию, на всякий случай, приглашу. Да и Василия Романовича тоже.
Лансиньяк занимал роскошный двойной номер в «Дрездене», одной из самых дорогих московских гостиниц.
— Вашу записку получил, — заулыбался француз при виде Лавровского. — Ждал вас с нетегпением. Пгавда, я на вас немного сегдит. Обещали делиться всеми новостями о кгаже на выставке, а я их из экстгенного выпуска вашей газеты узнаю. Но, как это по-гусски, кто стагое помянет… Пгошу к столу. Вина?
— Не откажусь.
— Пгевосходное шабли.
— Выше всяких похвал. И рокфор отменный. А насчёт новостей… В газете далеко не всё написано. Я вам сейчас такое расскажу, не репортаж — роман сочинить можно. У меня даже название имеется — «Пять лет спустя».
— Почти как у Александга Дюма. А что было пять лет назад?
— Суд по делу «Клуба червонных валетов».
— Слышал. Пгавда весьма смутно.
— Главарь «валетов» Павел Карлович Шпейер и его неразлучный приятель Михаил Сидоров тогда сумели сбежать. А сейчас снова обьявились в Москве. Кража на выставке их рук дело.
— Заинтгигован. А что ещё они совегшили?
— Вам виднее, — Алексей кончиком указательного пальца несколько раз дотронулся до переносицы.
Лансиньяк вздрогнул:
— Знобит. Надо же — пгостудился в такую жагу.
— Полно, Павел Карлович. Не устали ещё язык ломать? Вчера, у егоровского трактира вы совсем не картавили. Я много чего о вас знаю.
Лансиньяк залпом выпил полный бокал:
— Неплохое вино. Правда, предпочитаю вашу русскую водку. А знать, мой юный друг, мало. Надо доказать.
— Докажем. Вас многие помнят — опознают.
— Ну и что? Мало ли похожих людей? Я французский подданный Анри Лансиньяк. Паспорт настоящий. Мне выдали его в 1877 году, как беженцу из захваченной прусаками Лотарингии. Сами посудите, какие документы могут быть у человека нелегально перешедшего границу? Со всей этой грачёвской публикой я не общался. Ситников мёртв. А Мишель ничего не расскажет, даже не надейтесь… Но на всякий случай… Договоримся?
Шпейер встал. Прошёлся по номеру:
— Сколько вы хотите? Десять тысяч? Двадцать? — сказал он и вдруг истошно завопил. — Кагаул! Ггабят!
Он выхватил револьвер, но выстрелить не успел, в номер ворвались Малинин и двое городовых. А затем неторопливо вошли местный участковый пристав Замайский и судебный следователь Быковский.
Шпейер, снова немилосердно грассируя, стал объяснять, что его попытались сперва шантажировать, а потом ограбить.
— Подождите, Павел Карлович, — остановил его Быковский. — Вот когда буду вас официально допрашивать тогда и расскажите. А сейчас не мешайте проводить обыск. Лучше подскажите, где ваш жёлтый портфель?
Портфель нашелся. В нём, кроме толстых пачек сторублёвок и различных ценных бумаг, оказались документы о покупке французским подданным Анри Лансиньяком у московского 2-й гильдии купца Ситникова кобыл Арфы, Удачной и Шипки, а у вдовы титулярного советника Феоны Губиной — жеребца Эммина-Варвара.
— Не сомневаюсь, суд признает эти сделки недействительными. У меня имеются доказательства. что всё имущество Ситникова и Губиной нажито преступным путём, — сказал следователь. — А вы как полагаете, Павел Карлович?
— Пегестаньте называть меня чужим именем! — закричал Шпейер. — Это пгоизвол! Тгебую вызвать сюда фганцузского консула.
Шпейера увели в тюрьму при Тверском полицейском доме.
— А консула пригласить придётся, деваться некуда, — вздохнул Быковский и тихо спросил Алексея. — Насчёт первого заезда разведали что-нибудь?
— Завтра буду знать точно, — так же тихо ответил Алексей. А потом взглянул на карманные часы и воскликнул. — Мать честная! Опаздываю! А мне ещё переодеться надо.
— Переодеться? — изумился Малинин. — Но ты же и так в своей «чёртовой коже»?
— Нет, друг мой. Мне сегодня в сюртуке с цилиндром быть полагается. Завтра, перед бегами заходи в «Перепутье» — позавтракаем вместе.
Завтракать Малинину пришлось одному — Алексей в «Перепутье» не пришёл. Безо всякого удовольствия, съел Сергей свою любимую яичницу с ветчиной и пошёл к ипподрому. Он очень беспокоился за друга. Что могло с ним случиться?
На Беговой аллее Сергей нагнал конюха ведущего нарядного серого жеребца — малютинского Летучего. Он считал, что этому рысаку и по формам и по резвости равных нет. В который уже раз залюбовался.
— Нравится, мой красавец? — поздоровавшись, спросил невысокий усатый щёголь с крупными выразительными чертами лица — наездник Павел Чернов.
Известен Чернов был не только своим талантом, но и заносчивым нравом — не с каждым и разговаривать станет. Но с Лавровским и Малининым он приятельствовал. Случалось, и помогать друг другу и кутить вместе. Поэтому давно перешли на «ты».
— Нравится, Паша. С него хоть портреты пиши.
— Ещё напишут. А что ты, Сергей, такой смурной?
— Да. Алексей куда-то запропастился. Мы с ним на этой неделе одним щёкотливым делом занимались, с тёмной публикой пришлось пообщаться. Вот и опасаюсь, не случилось ли чего?
— Не волнуйся. Видел я его вечером в Петровском парке, в «Фантазии».
Увеселительный сад «Фантазия», в Петровском парке считался излюбленным местом отдыха портних, цветочниц, горничных.
— Я там с Надей-цветочницей познакомился, — продолжал Чернов. — А потом Лёша со своей кралей подошёл. Дашей её кличут.
— Хорошенькая?
— Не то слово, Сергей! Это не баба, а халва, рахат-лукум… Погуляли мы, значит, по аллеям, цыган послушали, в чайную заглянули. А потом я со своей на Масловку поехал — там у моего кума домик.
— А Алексей?
— Знает только ночка тёмная, где поладили они, — засмеялся Чернов. Потом склонившись к уху Сергея, прошептал. — В призе для четырёхлеток ставьте на
Чаровницу. Мне Матвей Кучинин сам жаловался — Чаруса на второй версте всё время скачет…
