– Туда! – показал он Фасулаки, и полез первым.
Места хватило обоим с лихвой. Отдыхали, дожидаясь Никашкина. Мимо Алексея тихо прошуршал уж, не очень довольный тем, что непрошеные гости нарушили его покой. Он словно штопор ввинтился в ручей и уплыл по течению.
Алексей прислушался. Автомат ефрейтора умолк, только обрывисто и сухо трещали немецкие «шмайсеры». Значит, Никашкин жив, если стреляют, с надеждой подумал Алексей.
Неожиданно Фасулаки крепко сжал плечо лейтенанта и кивком указал вниз по течению ручья. Но уже и Алексей услышал шлепки шагов. И тут над обрывом у самого края лощины, как раз напротив того места, где они затаились, показалась каска, к которой были прикреплены ветки для маскировки.
Немецкий солдат с совсем еще молодым бледным лицом, вытянув по–гусиному шею, смотрел вниз, настороженно прислушиваясь к неумолчному говору ручья. Алексею в какой-то миг показалось, что глаза эсэсовца различили две фигуры в пещерке, – чересчур уж пристально и долго немец вглядывался в кусты возле их убежища – и он стал медленно поднимать пистолет. Но в это время гитлеровец повернул голову и, взмахнув рукой, приглашая кого-то невидимого следовать за собой, исчез, зашуршав опавшей листвой.
Едва Алексей и Фасулаки успокоились, как затихшие было шаги зазвучали вновь, и через минуту два эсэсовца, рослые, дюжие, подошли к пещерке. Одна мысль мелькнула у лейтенанта и Фасулаки – Никашкин! Вот-вот появится ефрейтор – и наткнется на этих громил.
Алексей глазами указал Георгию на переднего, рыжего и потного, как загнанная лошадь, и беззвучно шевельнул губами. Фасулаки прикрыл веки: понял – без лишнего шума…
Малахов прыгнул на спину второму, длиннорукому и прыщавому, в тот момент, когда Георгий, коротко выдохнув, метнул нож. Захватив шею гитлеровца на изгиб руки, Алексей резким рывком швырнул его через бедро и попытался рукояткой пистолета нанести удар в висок. Но эсэсовец был обучен отменно: извернувшись, он резкой подсечкой сбил лейтенанта с ног и, выхватив кинжал, ударил, целясь в горло. Перекатившись, Алексей ушел от смертоносного клинка, но немец опять взмахнул кинжалом…
И, застонав, медленно опустился в воду рядом с Малаховым: тяжело дыша, Никашкин с сожалением посмотрел на расщепленный приклад своего автомата. Алексей без сил привалился к обрыву и перевел взгляд на Фасулаки – тот всем телом придавил рыжего эсэсовца, в агонии дрыгающего ногами. Георгий засунул голову немца в воду (нож только ранил немца) и не давал ему продохнуть…
Они шли почти до полуночи, стараясь замести следы. Утром, наскоро перекусив, двинулись дальше на восток. Из-за погони им пришлось накинуть добрый крюк, и теперь нужно было торопиться, наверстывая упущенное. Осенний лес был тих и уныл, несмотря на свой красочный наряд. Солнце не показывалось – по небу ползли низкие серые тучи.
Следующую ночь они провели на лесной заимке: спали, зарывшись в прошлогодний стог сена, почерневший от дождей и весь в мышиных норах. Несмотря на это, в стогу было тепло и уютно – как в детской колыбели. К утру задождило, но ненадолго – холодный тусклый рассвет поднимался над лесом, кутая заимку в туманную морось.
Близкий гул моторов застал их врасплох. Сырой плотный туман, словно губка, вбирал в себя звуки, и когда на узкой лесной дороге, ведущей к заимке, показался бронетранспортер в сопровождении мотоциклистов, Алексею показалось, что немцы выросли из–под земли. Бежать было поздно – вокруг заимки открытое пространство, и проскочить его незамеченным мог разве что человек-невидимка. Поэтому, едва успев захватить вещмешки, они поспешили зарыться поглубже в тот самый стог, служивший им ночью постелью.
Алексей с нервной дрожью прислушивался к голосам немцев. Судя по всему, они расположились здесь надолго. Он мысленно поблагодарил осторожного Никашкина за его совет провести ночь не в добротно срубленной избушке с нарами, на которых лежали туго набитые сенники из рогожи, и где была печка с запасом дров, а в стогу, сложенном неподалеку от заимки.
Будь они в избушке, их уже затравили бы, как зайцев. Хотя, кто знает, что будет дальше…
Алексей слушал. Громче всех разговаривали трое. Видимо, они стояли почти возле стога – два немца и один русский.
– Отшень красиф, отшень… Немец сильно коверкал русские слова, но понять его речь можно было.
– Ви знайт, господин Бобкофф, эта… при-ро-да мне напоминаль Бавария.
– О да, герр полковник: места здесь отменные. Подобострастный голос русского таял, как воск на сковородке.
– Изволю-с заметить, сам царь Петр хвалил эти края, бывал тут не раз.
– Пиотр? Император… Вспоминаль, вспоминаль… Питерсберг, кароши город. Вилли! – обратился полковник по-немецки. – Ружья готовы?
– Яволь, герр оберст! – раздался в ответ молодой крепкий баритон.
– Гут, – сказал полковник и вновь перешел на русский: – Господин Бобкофф, ви зваль этот мужик, егерь.
– Слушаюсь, герр полковник! Кузьма! Кузьма-а! Ты что не слышишь, олух царя небесного! Поди сюда.
– Иду… – ответил ему чуть хрипловатый, прокуренный бас. – Чаво надобно?
– Как стоишь перед господином офицером!? Шапку сними, дубина.
– Ну, снял…
– Кусьма, ви нас проводить… как это… охот. Паф, паф! Понималь?
– Что ж здесь непонятного. На охоту, так на охоту…
– Господи полковник хочет поохотиться на диких кабанов, – объяснил Бобков. – Вот ты ему и покажешь, где тут и что. Да смотри мне, чтобы все было в лучшем виде!
– Дикий кабан чай не заяц… – проворчал Кузьма вполголоса. – От него самому впору деру дать.
– Ты что-то сказал? А шомполов не хочешь!? Голос Бобкова, визгливый, бабий, захлебнулся от наигранного рвения.
Кузьма что-то буркнул невразумительное в ответ и умолк.
– Герр полковник, – опять залебезил Бобков. – Не имеете желания перед охотой откушать?
– Кушаль? Зер гут. Карашо. Только мальо…
– Конечно, конечно, мы скоренько. У меня тут колбаска домашняя, сало, разносольчики… И водочка – хе, хе! – отменная-с…
Немцы удалились. Алексей облегченно вздохнул и подумал о Бобкове: «Каков подлец! Предатель…»
Но тут раздались шаги, тяжелые и неторопливые, зашуршало сено, и в нору, куда забился Алексей, хлынул свет. На него глянуло крупное бородатое лицо с припухшими веками, под которыми глубоко запрятались острые буравчики глаз. У стога с охапкой сена в руках стоял широкоплечий, чуть сутуловатый Кузьма. На мгновение их взгляды столкнулись. Затем Кузьма, ни единым движением или звуком не выдав своего удивления, положил охапку на место и теперь осторожно принялся дергать сено рядом.
– Давай, давай, рус мужик! Шнель! Шнель! Бистро! – закричал кто-то из гитлеровцев; и добавил по-немецки: – Готлиб, Курт и ты Вольфганг, помогите этому старому увальню. Иначе он будет там полчаса ковыряться, а в костер подбросить уже нечего.
«Вот не везет… – почему-то спокойно подумал Алексей, слыша гогот немецких солдат, направившихся к стогу. – Ну что же, попробуем прорваться. Сколько их там? Впрочем, какая разница…»
Не колеблясь, он разрушил тонкую преграду из сена, отделявшую его от немецких солдат, и нажал на спусковой крючок трофейного «шмайсера».
Стрельба ошеломила гитлеровцев; расположившись вокруг костра, они завтракали, нанизывая на длинные прутики кусочки сала и подрумянивая их на огне. Солдаты бросились врассыпную и попрятались кто куда: за бронетранспортером, в рытвинах, за избушкой, под мотоциклами.
Мельком взглянул на Кузьму – егерь при первых выстрелах упал, обхватив голову руками – Алексей скомандовал Георгию и Никашкину:
– Прижимайте их к земле!
Ефрейтор и Фасулаки открыли огонь.
В несколько прыжков перескочив открытое пространство между стогом и мотоциклами, выстроенными с чисто немецкой любовью к порядку в ряд, он вскочил в седло одного из них, на ходу пригвоздив очередью солдата, попытавшегося помешать ему.
Мотоцикл завелся с первой попытки. Дав полный газ, Алексей, круто вывернул руль и подъехал к стогу.
– Быстрее! – крикнул он. Никашкин и Фасулаки не заставили себя долго ждать, и, взревев мотором, мотоцикл помчал по дороге от заимки…
Обозленные гитлеровцы настигали – Алексей водил мотоцикл неважно, чего нельзя было сказать о немецких солдатах. Они стреляли вдогонку, почти не переставая. Солдаты старались если и не попасть, что на ходу было довольно трудно, то, по крайней мере, пощекотать нервы беглецам, вывести их из равновесия.
Никашкин, который отстреливался, сидя в коляске, неожиданно охнул и затих.
– Жора, что с ним? – крикнул Алексей, заметив, как ефрейтор поник головой, выронив автомат. – Ну, что ты там копаешься?!
– Все, нету Никашкина… – с горечью в голосе сказал Фасулаки. Он обернулся и погрозил кулаком в сторону немцев.
