Ванзаров легонько обнял строптивого сотрудника.
– В этот раз все проще. Во-первых, не надо пить шампанское и швырять деньгами. Катерина Ивановна намного умнее той особы. Не надо придумывать сложных легенд. Действуйте проще и прямее. Чем более нагло и открыто, тем больше будет эффект. Она это оценит.
– Для чего все эти мучения? – спросил Николя.
– Крайне важно, чтобы вы знали все ее планы и намерения. А еще лучше – что она делала в последние дни.
– Предполагаете, что она…
– Этого я не говорил, – ответил Ванзаров. – Но вам надо быть рядом с ней. Сколько сможете. Филерить у ее дома под видом страстно влюбленного.
– Хорошо, я постараюсь. Только ради вас. Пожертвую своей белошвейкой…
– Сердечно благодарю. Все мы чем-то жертвуем…
– А легенду какую придумать?
– Простую. С какой справитесь. Она очень умна. Учится стрелять из револьвера.
– О! Это другое дело! – обрадовался Николя. Чувство опасности действовало на него ободряюще. Как конфета с коньяком.
– От вас нужны не подвиги, а умение войти в доверие к женщине, – напомнил Ванзаров. – Это куда сложнее, чем лезть под пули.
– Да это раз плюнуть, – заявил Николя и поправил приборчик.
Ванзаров был иного мнения, но высказывать его не стал.
– Заодно выясните, кто и зачем за ней филерит, – сказал он.
– Это как же?
– Какая-то личность ошивалась вокруг Катерины Ивановны. Выясните, кто такой.
– Подозреваете в нем убийцу?
– Почти. Может оказаться ценным свидетелем. Не откладывайте. Время дорого.
– Когда начинать операцию?
– Никаких операций. Только знакомство. Прямо сейчас и начинайте.
Николя так и поступил. Торопливо попрощавшись, вернулся в дом и стал подбирать лучший галстук к лучшему пиджаку из трех имеющихся. И выбирал, пока окончательно не привел себя в неотразимый вид. Он рассчитывал, что для уездной барышни, какой бы она ни была умной, его столичного блеска будет достаточно.
По платформе ходил странный человек. Он так старательно натянул шляпу, что большая часть лица оказалась в тени широких полей. Летнее пальто до пят, застегнутое наглухо, скрывало фигуру. Он нервничал, при этом старался сохранить беззаботный вид. Помахивал тросточкой, смотрел по сторонам, будто впервые видит станционный вокзал, и вообще привлекал к себе внимания больше, чем если бы спокойно стоял в сторонке. Как ни пытался он скрыть свою личность, но любой обыватель узнал бы в нем Усольцева, правда, на этот раз ничем не пахнущего.
Поезд в девять сорок пять прибыл без опозданий. Усольцев побежал к дверям второго вагона и встал так, что мимо него пройти было невозможно. Каждого выходящего пассажира он осматривал не хуже таможенника или пограничника и вдруг, заметив кого-то в тамбуре, резко повернулся спиной. Затем нетерпеливо оглянулся и подмигнул выходившему господину в клетчатом дорожном костюме с легким портпледом. Пассажир постарался не замечать подмигиваний и демонстративно отвернулся. Усольцев прошел мимо нарочно медленно и направился к извозчикам, всегда ожидавшим поезд. Поторговавшись, уселся в самую разбитую пролетку. Он приказал трогать, когда клетчатый господин уселся в другую.
Извозчик никуда не торопился, лошадь шла шагом. Пассажиры обычно требуют мчаться во весь опор, но этот был доволен тихой ездой. Зачем-то ему понадобилось в конец Дубковского шоссе, почти к заливу. Вторая пролетка неторопливо следовала в некотором отдалении.
Усольцеву все казалось, что место недостаточно пустынное, и могут попасться любопытные. Извозчик спрашивал: «Тут ли, барин?» – но от него требовали везти дальше. Наконец, когда уже показалась кромка моря за дубами, Усольцев приказал остановиться. Соскочил с подножки, сунул извозчику горсть мелочи и скрылся между деревьев. Извозчик подивился таким чудачествам, да и только.
Дождавшись, пока вторая пролетка отъехала, Усольцев осмотрелся и вышел из укрытия. Господин в клетчатом ждал, старательно скрывая раздражение.
– Что все это значит? – спросил он далеко не приветливым тоном. – И что значит ваша телеграмма: «На грани провала ТЧК Жизнь в опасности ТЧК Спасите»?
– Полная катастрофа, – ответил Усольцев шепотом. – Все пропало! Меня разоблачили и собираются убить…
Замок царил над соснами островерхой башенкой. Надо задрать голову, чтобы рассмотреть шпиль с кованым флажком. Ванзаров даже шляпу придержал. Дом лучше любого досье раскрывал характер хозяина: прочный, основательный и самоуверенный до невозможности.
Игнатий Парамонович не счел за труд лично приветствовать гостя, выйдя из-за стола размером с небольшую телегу.
– Какая честь, господин Ванзаров, благодарю, что пожаловали, устраивайтесь, чего желаете? – говорил он, крепко потряхивая и сжимая руку. Играть с лесным королем в армреслинг было опасно: без пальцев останешься. Захват стальной.
– Откуда вы узнали, что я собираюсь заглянуть к вам? – спросил Ванзаров, с облегчением освобождая руку. – И откуда вы меня знаете? Фёкл Антонович сообщил?
– Да как же не знать такого гения! У нас тут провинция, но кое-что из столицы доходит, следим с интересом за успехами отечественного сыска, – ответил Порхов, усаживаясь в массивное кресло, казавшееся под ним детским стульчиком. – Ну, а коли навестили наш городок, грех к нам не заглянуть. Всегда хорошим гостям рады.
Ответ расплывчатый. В газетах об успехах Ванзарова мало что писали.
– К сожалению, не могу вас обрадовать, – сказал он.
– А что же так? – Порхов присматривался, оценивая молодого человека на предмет крепости характера.
– Вот так. А заглянул я к вам поговорить об убийстве инженера Жаркова.
– Жарков? Это кто ж такой будет? Не из моих знакомых.
– Тот самый Жарков, которого вы приказали убить.
Порхов усмехнулся:
– Разве ж так можно, прийти в честный дом, и сразу обухом по голове. У нас так не принято.
– Вам не по нутру прямой разговор?
– Отчего же, можно и прямой. Как вам будет угодно.
– Тогда докажите, что не вы организовали на него покушение.
– Да разве мы в суде, чтобы мне свою невиновность доказывать? К чему мне трогать этого негодяя?
– Следовательно, признаете, что знаете Жаркова.
Такого с Порховым давненько не бывало. Чтобы его вот так, запросто, втянули в ловушку, а он и охнуть не успел… Нет, это не дохляк столичный. Тут волчья натура проглядывает. Дай слабину – порвет в клочья и не подавится. Опасный гость пожаловал.
– Допустим, так, – ответил он, неторопливо подбирая слова. – Только что из того? У нас город маленький, каждую собаку знаешь.
– Вот как? Выходит, Жарков для вас – собака.
– Не цепляйтесь к словам, Родион Георгиевич. Вижу, что вам палец в рот не клади… Давайте по-простому, как есть, на духу…
– Сердечно признателен, – ответил Ванзаров. – Тогда, как на духу, поясните мне: что за скандал был, когда ваша дочь кричала на всю улицу «убийцы»?
– Уже знаете… Ох, сыщик!
– Сами сказали: город маленький. Я не сыщик, а чиновник сыскной полиции.
– Не обижайтесь! – Порхов примирительно замахал. – Я ведь в чинах этих и званиях не силен. В лесу почти живем. Дикари мы…
– Вернемся к обвинениям вашей дочери.
– Пустое это. Настенька у меня единственная, любимица, избаловал, ни в чем отказу не было. Вот и доигрались мы с матерью. Выросла такая, что и слова сказать нельзя.
– У нее был роман с Жарковым?
– Да какой еще роман! – Игнатий Парамонович смахнул со стола чугунное пресс-папье, как пушинку. – Не дорос еще с моей дочкой романы крутить. Шею бы свернул…
– Что же было?
– Да глупость одна… Гуляет у меня свободно, вот где-то и повстречалась с этим… А много ли барышне надо? Личико смазливое с усиками, манеры обходительные, словечки разные, она и готова. Вся на нервах. Только это пустое. Девичьи слезы – не дороже водицы. Все образуется…
– Значит, не убивали?
– Да побойтесь бога, Родион Георгиевич! Посмотрите, ну какой же из меня убийца… Да если бы захотел, от него мокрого места бы не осталось. Вылетел бы из города пробкой…
– Почему же не захотели?
– Да ведь я на это дело как на придурь Настину глядел! – Порхов даже руку на сердце положил. – Думаю, поблажит и забудет. Не замуж же за него идти! Голодранец и развратник. Хорош зять, нечего сказать…
– И все-таки Анастасия Игнатьевна была уверена, что вы к этому руку приложили, – сказал Ванзаров. – Почему?
– Блажь одна, ничего более. Запретил с ним встречаться, вот и показала характер.
– Если не вы убили, тогда кто?
– Вот уж тут и думать не хочу! – Порхов объятия раскрыл, так обрадовался. – Нашлись добрые люди.
– У вас тут прошлой осенью тоже убийство произошло, некой барышни… Не помню, как зовут… Может, как-то связано?
– Не знаю… Не помню… Своих дел столько, что не разгрести…
– Вот как? Интересно. Мне необходимо поговорить с вашей дочерью.
