Лыков до вечера прокручивал в голове разные варианты. Что, если найти француженку не удастся? Кто еще может подтвердить, что в воскресенье пятого июня Дуткин был в Москве? Опрашивать кондукторов в вагонах первого класса? Простак катается часто, должен примелькаться. Кроме того, есть буфетчики. На Николаевской дороге семь буфетов, кто-то должен опознать титулярного советника по карточке. Но суды не любят таких вот свидетелей. Что у кондуктора, что у буфетчика перед глазами проплывают в день сотни лиц. А с пятого июня прошло уже две недели. За это время в поездах проехали тысячи. Чего стоит такое свидетельство? И будет ли оно твердым? Фразы вроде «кажись, он» присяжных не убедят… Нужно что-то совершенно надежное, чтобы перевесить факт обнаружения письма.
День не дал ничего нового. Вечером Лыков снова поехал на Вознесенский проспект, взял Василия Лукича и привез его в департамент. Когда дедушка вошел в камеру к Дуткину, оба сначала опешили. А потом обнялись и зарыдали, как дети… Толстяк чувствовал: произошло что-то не в его пользу, но спросить побоялся. Алексей тоже молчал – ему пока нечего было сказать.
Ночью сыщик спал плохо. Он несколько раз ходил на кухню пить воду и в итоге встал утром с больной головой. Тяжелая мысль грызла его изнутри, мысль, в которую не хотелось верить. Как письмо Дуткина оказалось в его собственных бумагах? Ведь его должны были бы обнаружить в архиве Дашевского. Архив вывезли с Кабинетской в первый же день дознания, и Алексей давно его разобрал. Значит, страшную для финансиста записку подбросили. Когда и как? В квартире на Вознесенском это сделать затруднительно. И сторожа начеку, и Василий Лукич не допустил бы. Остается совсем уж поганое предположение: ее подбросили здесь, в департаменте. Выходит, рядом с Лыковым изменник. Тогда пропажа свидетельницы сразу получает объяснение. Жива ли она вообще? У Снулого разговор короткий…
Кое-как Алексей дождался Валевачева, и тот лишь подтвердил его подозрения. Оказалось, что московские сыщики ищут Клотильду уже третий день. Один из ее клиентов, богатый старик, подал в часть явочное прошение[36]. Розыском обнаружено, что девица съехала, забрав все вещи. Даже пианино и швейную машинку. Хозяин дома и дворник показали одно и то же: прибыл ломовик и увез барахло. Клотильда лично отдавала ему приказания. Потом рассчиталась за квартиру и сказала, что едет к маме в Париж. Когда вернется, не знает; может, и никогда… «Жрица» была чем-то взволнована и торопилась ликвидировать дела. И теперь половина разгульной Москвы горюет. Клотильда была девка красивая и заводная, люди в очередь записывались, несмотря на высокий тариф.
Юрий закончил рассказ предположением:
– Кто-то заставил ее уехать. Или напугал, или хорошо заплатил. Может, вы меня в Париж командируете? Я готов!
А Лыков слушал его и думал: ты изменник или Шустов? А может, Гольтгойер из Третьего делопроизводства? Он тоже мог. Да много кто мог! Любой сторож или курьер. Сейчас в Департаменте полиции столько развели сверхкомплектных служителей! По штату полагается иметь всего сорок две единицы. Но этого, разумеется, недостаточно для выполнения сложных задач департамента. И в итоге служит уже сто семьдесят человек! Всех заштатных именуют чиновниками для письма – большинство, конечно, без классного чина. Что это за люди? Кто их проверял?
– Ладно, – мрачно ответил начальник. – В Париж поедешь, когда станешь вице-директором. А пока ступай в градоначальство, лови Снулого. Других поручений у меня для тебя нет.
Валевачев отправился выполнять приказание, а Лыков поехал на Кронверкский, 63, в первый участок Петербургской части. Участковый пристав капитан Брехастов принял сыщика настороженно. Год назад они поссорились на совещании у полицмейстера отдела. Дознавалось страшное массовитое убийство на Большой Пушкарской, в котором погибли четыре подростка. Брехастов отказался выделить для министерского чиновника городовых. Капитану тогда объяснили, что Лыкову необходимо оказывать полное содействие, чего бы он ни потребовал. Брехастов затаил обиду, поэтому был сейчас холоден и хмур.
– Капитан, – сказал сыщик, – мне нужно знать фамилию и адрес одной дамы. Она проживает где-то в вашем участке. Звать Мария Евдокимовна, вдова тридцати лет. В Мокрушах у нее остались от супруга лабазы, и она сдает их в аренду.
Пристав помолчал, теребя роскошный ус (не то что у Дуткина!). Потом, не обнаружив в словах гостя подвоха, вызвал своего помощника. Они посовещались между собой вполголоса, но вдову никто не вспомнил. Тогда послали за околоточным с Мокруш. Явился степенный дядька аж с пятью медалями. Он выслушал Алексея и сразу сказал:
– Как же! Это госпожа Голендеева.
– Точно? – нахмурился пристав.
– Больше некому. Вдова тридцати пяти годов, но выглядит на тридцать. Волос светло-русый, глаз серый, росту два аршина четыре вершка[37]. Сдает в аренду четыре лабаза, что остались от покойного мужа.
Лыков спросил околоточного, что собой представляет госпожа Голендеева. Тот описал ее положительно. Женщина немного взбалмошная, но добрая. Бедным помогает. В частной жизни, что называется, открыта для предложений. Проще говоря, хочет замуж… Однако разборчива и при деньгах, поэтому поиск жениха затягивается. Правда, неделю назад вдова попалась надзирателю веселая, сказала, что готовится к свадьбе. Язык длинный, бабий, да… Но приветливая.
– Похоже, она, – согласился Алексей. – А где проживает, знаете?
– Еще бы я свой околоток не знал, – удивился дядька. – Живут в собственном доме в Татарском переулке.
Надворный советник обратился к приставу:
– Рад обнаружить, господин капитан, отличную выучку кадра в порученном вам участке. Вы и ваши люди помогают раскрытию убийства церемониймейстера Высочайшего Двора.
Брехастов порозовел от удовольствия и протянул сыщику руку. Помирились, наконец-то…
Татарский переулок был неподалеку, и Алексей решил навестить вдову на авось. Вдали, на Съезжинской, он увидел городового и подошел к нему. Тот сразу стал во фрунт:
– Здравия желаю, господин Лыков!
«Делаюсь знаменитым, – подумал сыщик. – С чего бы это?»
– Покажи мне, где здесь дом вдовы Голендеевой.
– А вот он, господин Лыков! Третий от угла по левой стороне. Только там собака уж больно злая… Разрешите, я сперва распоряжусь, чтобы привязали!
– Не надо, – отмахнулся надворный советник. – Справлюсь как-нибудь… и с собакой, и со вдовой.
Постовой хмыкнул в усы и козырнул. Лыков подошел к небольшому двухэтажному дому. Деревянный, но крепкий. А во дворе даже яблони посажены! В воротах лежал огромный пес и глядел на сыщика с высокомерным любопытством. Алексей встал перед ним и сказал:
– Здорово, блохастый! Как жизнь?
Пес сначала зарычал, но потом подобрался и на полусогнутых торопливо отполз к сторожке. Тут из подъезда вышла хорошо одетая барыня и удивилась:
– Моего Гектора вся улица боится! А от вас он на брюхе уполз. Как это получилось?
– Здравствуйте, Мария Евдокимовна, – снял шляпу надворный советник. – Я к вам. Позвольте представиться: Алексей Николаевич Лыков, чиновник особых поручений Департамента полиции.
– Здравствуйте, – ответила Голендеева, бесцеремонно разглядывая Алексея. Она была действительно красива: хорошая фигура, ухоженное лицо, смешливые глаза. От вдовы словно исходили какие-то токи. Или волны? У Лыкова закололо в боку, там, где была рана от турецкого кинжала. Это с ним случалось, когда попадалась интересная женщина. «Ну-ка назад, – осадил сам себя сыщик, – ты еще с Анютой не разобрался!»
– Я веду дознание убийства вашего жениха, коллежского асессора Дашевского…
– Он не был моим женихом! – перебила сыщика Мария Евдокимовна. – Я не дала окончательного согласия.
– Но Устин Алексеевич говорил всем, что у вас скоро свадьба, – возразил Лыков.
– Ну… Его, конечно, прельщал мой капитал…
– А вас – его придворное звание, – дополнил вдову сыщик.
Женщина вспыхнула, отстранилась, хотела ответить что-то резкое, но сдержалась.
– Вы правы – я, наверное, это заслужила. Жестоко с вашей стороны, но, в сущности, справедливо. Алексей Николаевич, нам надо поговорить!
– Для этого я здесь.
– Сейчас я не могу… послала горничную за экипажем, меня ждут. У вас хорошее лицо. Хочется вам верить. Увы, бедной вдове нужна помощь…
У Алексея опять закололо в боку. Похоже, Мария Евдокимовна умела манипулировать мужчинами!
– Я к вашим услугам. Где и когда удобно вам встретиться?
Тут со стороны Кронверкского проспекта подъехал экипаж, с которого соскочила сочная молодка.
– Извольте, барыня!
Голендеева не обратила на нее никакого внимания. Она в упор рассматривала сыщика, словно делала ему оценку. Потом протянула мягкую теплую руку. Алексей на секунду приложился к ней губами, и у него странно закружилась голова. От руки исходил удивительно приятный аромат. У Вареньки таких духов нет!
