Александр Логачев - Капитан госбезопасности. Линия Маннергейма

— Лева, переведите ему прежде всего, что в нашей стране нет офицеров, есть командиры.[44] Я даю ему слово командира.

— Тогда спрашивайте.

— Годится.

Командир запустил руку в карман фуфайки, достал из него два предмета.

— Вот полюбуйтесь, господин фашист. Ключ первый и ключ второй. Один найден в ваших вещах, — капитан ткнул немца в грудь как раз тем ключом, что обнаружили в финском лагере. — Представьте себе, я не спрашиваю, что за дверь он отпирает. Я это знаю. Меня интересует, где эта дверь находится, как ее найти?

Дитрих догадывался, что об этом будет спрошено, правда, не предполагал, что русский зайдет с другого краю. Он должен был спросить, как они сюда, на финскую землю, попали? Значит, ему действительно кое-что известно. Возможно, от обладателя первого ключа. И, очень может быть, русский не блефует, говоря, что задаст контрольные вопросы. Попробуем на первом этапе играть честно. А русский уже подсовывает ему карту.

— Развязывать хочешь? — забеспокоился Жох.

— Еще чего! — капитан положил карту рядом с головой пленника. — Спрашивайте, Лева, в каком квадрате. Потом, пускай, корректирует движение моего карандаша. Вправо-влево, вниз-вверх.

Наконец, после всех этих «rechts», «links», «hinauf», «hinunter», на карту была нанесена точка. Место определено.

— И ты веришь, что он не прогнал туфту? — почему-то шепотом обратился Жох к командиру.

— Уверен. Потом поймешь — почему. Лева, спрашивайте дальше. Следующий вопрос. На чем сделан этот рисунок?

И командир извлек из кармана блокнот, найденный в финском лагере. Показал немцу страничку, на которой было нарисовано дерево со странной верхушкой и ниже — едва ли не крупнее дерева — буква «S» в рамке геральдического щита.

— Он говорит, что не понял вопроса.

— Что ж тут не понять. На чем сделан: на дереве, на камне, на указательной дощечке. Дощечку можешь не переводить.

— Он сказал на дереве.

— Отлично. А дерево с голой верхушкой — ориентир, видный издали?

— Говорит, да.

— Отлично. И последний вопрос.

Капитан сделал паузу, чтобы посмотреть, какую реакцию вызовет словосочетание «последний вопрос». Как и ожидал — удивление.

— Какой пароль?

Эсэсовец ответил, не задумываясь, не колеблясь, быстро:

— Deutschland über alles…

— Германия превыше всего, — перевел Лева.

— Ах, вот оно что! Я говорил тебе, — капитан повернулся к Жоху, — что ты поймешь, почему он указал правильное место. Вот поэтому. Чтобы отомстить нам за свою неудачу, уничтожить нас, посадив на мины. На финские тайны ему начихать, ради благородной мести можно одну и выдать.

— Я ничего не понял, — признался Жох. — Я вообще не понимаю, о чем идет речь.

— Сейчас, сейчас, — успокоил командир. — Переводите, Лева. Вы, неуважаемый фашист, нарушили наш договор. Обманули меня. Дело в том, что пароль ваш я знаю. Ишь как выпучил глаза! Это не переводите. Да, да, знаю я ваш пароль. Объясняю как профессионал непрофессионалу. В ваших карманах я нахожу портсигар, набитый папиросами. Вы не курите: одежда ваша не пропахла табаком, зубы без налета и портсигар полон, хотя пускай одну папиросу, но вы должны были бы выкурить. Я спрашиваю себя, зачем ему эта вещь? Начинаю обследовать папиросу за папиросой. И нахожу в мундштуке одной из них бумажку. Наш переводчик не в силах ее перевести. И тут я понимаю, что это такое, почему вы сделали эту запись и таскаете бумажку с собой. Вы из своего германского высокомерия не пожелали заучивать фразу на финском языке, тяжелую, непроизносимую для вас фразу на языке варваров. Вы решили, что опасности для вас в том никакой. В лесу, в снегах, если кто нападет и одолеет, так неотесанные солдаты, что они могут обнаружить и понять? Да, даже если произойдет провал, кто найдет в мундштуке крохотную бумажку? Выкурят и выкинут. А если найдут, то кто догадается, к чему можно привязать фразу на финском, записанную по немецким правилам грамматики. Чтобы додуматься к чему-то привязать эту фразу, надо же столько еще всего знать! Совершенно невозможно! Так полагали вы, самонадеянный непрофессионал. Хотя… это не следует переводить… хотя когда я обнаружил у него во рту эту серьезную, ядовитую штуку, я подумал, что передо мной настоящий профессионал разведки. Но — увы! Ладно, заканчиваем. Снова переводите, Лева. Я прощаю его и оставляю договор в силе. Мне по-настоящему от него необходимо было узнать только место. Держи, — капитан отдал Жоху коронку с ампулой, — надень ему на зуб.

— Теперь-то, командир, — сказал вор, принимая от капитана коронку, — ты расскажешь нам, что это за ребусы?

Советский агитплакат

Голова разрывалась на части. Это мешало Дитриху сосредоточиться. Как могло так получиться, что этот славянин с непроизносимым именем обыгрывает его по всем пунктам? И еще издевательски прощает. Он, человек низшей расы, прощает его, арийца.

Зато, усмехнулся про себя Дитрих, ампула избавит его от головной боли. Пора уходить. Deutschland über alles…

Около часу пополудни с одного из лысых пригорков они увидели тянущийся впереди поперек движению на север высокий скалистый подъем.

— Это она и есть, — сказал командир. — Линия Маннергейма.

По очереди рассматривали в бинокль эту знаменитую укреппозицию, о которой до того наслушались всяких легенд. Бинокль легенды подтверждал. В скальных нагромождениях, выступающих темными пятнами сквозь сползающий вниз и сдуваемый ветрами снег, в несколько рядов, одна над другой чернели амбразуры. Черные дыры лишь издали невооруженным оптикой глазам могли показаться ласточкиными домами или нишами да пещерками — прихотью природы. Зрительные трубы, приближая, выдавали их правильную, искусственно созданную форму. От леса до середины скалы тянулись ряды колючей проволоки, между рядами, казалось, нет живого места. «Колючка» держалась на кольях и на врытых в землю рельсах.[45]

Стало понятно, почему в этом районе нет наших войск — слишком неприступная позиция. Танкам на кручу не забраться, да еще валуны торчат тут и там естественными надолбами. А пехота сверху будет вся как на ладони, знай выкашивай пулеметными очередями пристреленные сектора. Да и наверняка, некоторые из амбразур — артиллерийские, сверху будут говорить и пушки.

— Да. Намертво вкопались, суки.

Кроме Жоха, никто ничего не сказал. Пошли дальше.

Дерево с голой верхушкой они отыскали уже давно, на него и шли. Трудно его было не обнаружить — высокую сосну, вознесенную игрой ветров на холм и вымахавшую там парашютной вышкой, заплатившую дань ветрам за свое вознесение освобождением главы своей от хвои и веток. А где-то у подножия того холма держалось корнями за землю еще одно дерево с вырезанной на коре буквой «S».

Проволочные заграждения на линии Маннергейма

О том, куда они идут, что ищут, знали в отряде все. И после происшествий последних дней никто не пытался не то что вслух, а и в уме оспаривать выводы командира. Тем более ничего сверхнеобычного, так выразился капитан, в этих ходах не было. Их существование легко предугадывается. За годы строительства линии вынули сотни тысяч кубометров грунта и горной породы, чего ж не вынуть еще тысячу-другую кубов. Должны были финны прорыть ходы сообщения, берущие начало на укрепленной позиции и выводящие в возможное расположение войск противника, дающие возможность внезапной атаки в самое сердце врага и свободному уходу-приходу лазутчиков в тех районах, где не стоит неприятельская армия. Вот и прорыли. И не один, надо думать. Скорее всего, по всей ширине обороны на равном расстоянии друг от друга. Конечно, все ходы заминированы. И, думается, не просто заминированы, а устланы минами. В случае необходимости — одно движение рубильника и нет туннеля, есть завал и жертвы. Для того немец и назвал неверный пароль при верно указанном месте, чтобы отряд русских зашел в подземный коридор и там был бы похоронен. Вероятно, эти ходы сообщения в местах, занятых нашими войсками, уже уничтожены, а здесь место пока тихое, спешить незачем, можно пока и попользоваться туннельчиком. Взорвать всегда успеется.

И вот он последний ориентир. Дойдя до холма с приметным деревом, они облазали округу и нашли еще одну сосну с корой, испорченной финским ножом. Смола застыла по краям татуировки на древесной коже, состоящей из буквы «S» в рамке геральдического щита. Сугробы, пополненные вчерашним снегопадом, своей девственной нетронутостью никого из людей не радовали. Пришлось искать на ощупь, погружая в снег ножи и штыки, доставать их остриями земли. И нашли. Железо ударило о железо. Потом пришлось поработать руками, саперных лопаток у них с собой не было, не говоря уж о снеговых, дворницких, с широкой деревянной лопастью. Но сугроб над очищаемым пятачком не мог похвастаться чрезмерной глубиной, и снег впятером откидали быстро.