Глядя в спокойное лицо воина-монаха, коронер скривил рот и произнес:
— Не следует ли мне рассматривать ваши слова в том смысле, что вы имеете какое-то отношение к смерти вашего товарища-тамплиера, но отказываетесь отвечать на мои вопросы в отношении этого дела?
— Следите за своими выражениями, де Вулф, — заорал Бриан де Фалэз, но запнулся, повинуясь жесту де Вера.
— Последняя часть вашего предположения верна. Мы не позволяем вам задавать нам какие-либо вопросы. Мы не запрещаем вам — и не можем запретить — расследовать гибель де Ридфора. Вы можете это делать и даже обязаны, но при этом не должны спрашивать нас об этом или о каком-либо другом предмете, который мы не захотим обсуждать.
Де Вулф затряс головой, не зная, как выразить свои чувства.
— Хорошо, тогда не захотите ли вы обсудить землевладения Храма в Девоне? Мне кажется, это довольно безобидная тема.
Вместо тамплиера ответил шурин.
— Я уже сообщил этим добрым рыцарям об экспедиции на север, которая состоится в понедельник, и они согласились нас сопровождать. Мы будем только рады поддержке шестерых опытных воинов, особенно учитывая то, что у них имеется и определенный интерес к этому походу, связанный со справедливыми притязаниями их ордена на земли острова Ланди.
Повисла тишина, участники беседы несколько успокоились. Де Вулф понимал, что тамплиеры твердо намерены хранить молчание. Поскольку к самой их организации он относился с уважением, то должен был признать, что любая лобовая атака обречена на поражение, хотя у коронера и сохранялось стойкое подозрение, что приезжие каким-то образом связаны со смертью де Ридфора. Он окинул пристальным взглядом лица тамплиеров и их сержантов и решил, что любой из них мог бы убить де Ридфора, если бы этого потребовала их фанатическая преданность ордену. Однако, судя по всему, выяснить сейчас что-либо не представлялось возможным, и де Вулф твердо решил продолжить расследование любыми другими способами.
Его молчание было принято как признание поражения, и атмосфера несколько разрядилась. Роланд де Вер вступил в беседу с шерифом, выясняя подробности их отъезда в понедельник утром, в частности — о местах ночлега, провианте и кузницах по пути следования в Барнстейпл. Все это время коронер хранил молчание. По окончании беседы шестеро тамплиеров вышли из комнаты, попрощавшись с де Вулфом коротким кивком головы, и направились в аббатство св. Николая.
Коронер остался наедине с Ричардом де Ревеллем, который издал вздох облегчения, как только за последним из гостей закрылась дверь.
— Джон, у меня создается такое впечатление, что вы испытываете враждебные чувства к любому влиятельному лицу, с которым вам приходится сталкиваться, — устало произнес он. — Тамплиеры — это самая могущественная сила не только в Англии, но и во всем христианском мире, и, тем не менее, вы в одно мгновение ухитрились довести их до бешенства своими обвинениями!
— Убитый также был тамплиером, но это, похоже, никого не заботит, — парировал де Вулф.
— Он у них считался отступником, по крайней мере, так мне сообщил де Вер, — ответил шериф. — Кто мы такие, чтобы касаться тайн этого оккультного ордена? Не лезьте в их дела, Джон, нас они не касаются.
У де Вулфа были собственные мысли на этот счет, однако он знал, что спорить с де Ревеллем бесполезно.
Шериф считался только лишь с мнением самых могущественных людей в округе, тех, кто если и не мог способствовать его продвижению, то, по крайней мере, не мешал ему в его вечном стремлении к вершинам власти.
— Почему они пожелали присоединиться к нашей экспедиции на Ланди? — спросил коронер, решив сменить тему разговора.
— Как я вам уже говорил, целью их прибытия в Девон является поиск новых владений для Храма. Раз так, то что может быть естественнее, чем то, что трое опытных воинов и их отважные оруженосцы воспользовались возможностью узнать, почему их орден не может получить в свое владение остров Ланди, дарованный им много лет назад?
Де Вулф в душе не мог не признать, что подобное объяснение выглядит вполне достоверным, учитывая те многолетние неудачи, которые преследовали тамплиеров в их притязаниях на остров. Ему в голову пришла циничная мысль, что теперь, когда рыцари успешно выполнили задачу устранения Жильбера де Ридфора, они вполне могли бы посчитать уместным потратить несколько дней на благо ордена.
Де Вулф выпрямился, опираясь о край стола, а шериф демонстративно взялся за перо и пергамент, намекая на то, что ему пора продолжить свою работу.
— Так что делать с этим убитым рыцарем? Вырыть яму на территории собора, засунуть его туда, засыпать землей и забыть?
Де Ревелль поднял голову и, ткнув пером в сторону коронера, ответил:
— Я бы именно это и посоветовал. Теперь, когда трое старших тамплиеров нас предупредили, я о нем и знать ничего не желаю. Забудьте об этом, Джон. Переходите к следующему делу — так будет спокойнее.
Джон презрительно фыркнул, выражая свое отношение к безразличию шурина, и гордой поступью покинул комнату, намереваясь завершить на этом свой день. Однако отдыхать ему так и не пришлось. У самого входа в свой дом он увидел Томаса, в нетерпении переминавшегося с ноги на ногу. Оказалось, что писарь принес сообщение от архидьякона, предписывающее коронеру немедленно явиться к нему.
Испытывая некоторую обеспокоенность и одновременно довольный лишним предлогом, позволявшим отдалить необходимость проводить остаток вечера в обществе жены, коронер велел Томасу сопровождать его и направился к воротам, охранявшим северный вход на территорию собора. Именно здесь жили большинство из двадцати четырех пребендариев кафедрального собора, вместе со своими викариями, священнослужителями более низкого ранга и слугами мужского пола, поскольку женщинам не разрешалось проживать на территории собора.
Джон де Алансон был архидьяконом Эксетерским. Остальные трое пастырей, занимавших такую же ступень в церковной иерархии, являлись архидьяконами других частей епархии. Де Алансон был одним из ближайших друзей коронера, а также преданным сторонником Ричарда Львиное Сердце, чего нельзя было сказать о епископе, казначее и регенте. Худой аскетичный нормандец, несмотря на свою внешность, обладал довольно тонким чувством юмора. Впрочем, последнее его качество ничем себя не проявило, когда де Вулф вошел в его скромный кабинет, находившийся в узком здании, выходящем фасадом на собор.
— Джон, — без обиняков начал де Алансон, — у меня только что был этот аббат из Италии. Поскольку епископ уехал в Кентербери, мне пришлось принять его в резиденции епископа и выслушать те указания, которые он
привез из Рима и Франции. — Судя по голосу архидьякона, встреча с могущественным посланцем оставила у него неприятное впечатление.
— И каковы же эти указания, Джон? — мягко спросил де Вулф.
— А указания его таковы, что это тело, которое ты откуда-то привез, не должно лежать в соборе перед алтарем, и его нельзя хоронить на кладбище за стенами храма.
Коронер потрясенно уставился на своего друга.
— А что же тогда с ним делать? Пронзить осиновым колом и закопать в полночь на перекрестке дорог? Послушай, ведь покойник был монахом, последователем св. Бенедикта. Его нельзя закопать в безымянной могиле, как самоубийцу!
Худой священник, с ног до головы облаченный в черную сутану, выглядел опечаленным, но непреклонным.
— Таковы полученные мной указания, и после того, как мне предъявили подписанные полномочия, выданные Ватиканом, мне не остается ничего иного, как только лишь подчиниться.
Благодаря сведениям, добытым Томасом, Джон знал, что письмо из Ватикана действительно существовало и было настоящим.
— Но почему? Ведь несколько часов назад ты разрешил оставить тело в Северной башне.
— Это было до того, как Козимо сообщил мне об определенных обстоятельствах, Джон.
— И каковы же эти обстоятельства?
Джон де Алансон печально покачал головой.
— Этого я тебе сказать не могу. Он мне запретил. Достаточно лишь сказать, что, учитывая тот вред, который, возможно, причинил этот Жильбер, я не удивлен тем, что его постигла такая ужасная участь. Чудо, что он не был сражен ударом молнии, упавшей с небес.
За спиной коронера раздался испуганный всхлип, и, повернувшись, он увидел, что его писарь, словно обезумев, осеняет себя крестным знамением.
— И что же, старый мой друг, — спросил Джон, повернувшись к де Алансону, — больше ты ничего не можешь мне сообщить?
— Даже тебе, Джон. Подобно исповеди, есть вещи, тайну которых не дозволено нарушать, и одна из них — приказ посланника Святого отца, сколько бы мы ни противились его содержанию.
— Тогда что же будет с телом Жильбера? Неужели ты собираешься выбросить его из обители Господа, которому он служил всю свою жизнь?
