— Тогда что же будет с телом Жильбера? Неужели ты собираешься выбросить его из обители Господа, которому он служил всю свою жизнь?
Взгляд голубых глаз архидьякона оставался непреклонным.
— Я не уверен, что в последнее время этого человека так уж заботило служение Господу. Однако уже поздно, и я просто скажу, что до утра все равно сделать ничего нельзя.
— А что будет утром?
— За церковью св. Варфоломея есть небольшое кладбище. Я убедил приходского священника предать тело де Ридфора земле завтрашним утром, соблюдая при этом лишь самые необходимые церемонии. Земля эта освящена, и, вне сомнения, это не понравится аббату Козимо, однако я готов вынести его неудовольствие ради того, чтобы этот тамплиер покоился в освященной земле, пусть даже дьявол владел его душой в течение последних дней его жизни.
Де Вулф понял, что, желая упокоить душу де Ридфора, архидьякон сознательно ставит себя в опасное положение.
— Я не смею проводить службу, но священник церкви св. Варфоломея, Уильям Вестон, предаст его земле и произнесет подобающие слова. Я не стал посвящать его во все детали — ведь не мог же я изменить прямые указания Козимо, — поэтому Вестон не будет знать, насколько все серьезно.
Де Вулфу пришлось удовлетвориться этим решением, и он отправился домой, уныло раздумывая о предстоящей встрече с льющей слезы Матильдой.
Глава одиннадцатая,
в которой коронер Джон присутствует при погребении
Состоявшиеся на следующее утро похороны Жильбера де Ридфора прошли быстро и почти скрытно. Вскоре после рассвета два могильщика положили закутанное в саван тело на похоронные дроги и перенесли его из собора в церковь св. Варфоломея, которой принадлежало кладбище, размещавшееся на узкой полосе земли вдоль северно-западной стены города. После того как колокол пробил девять часов, вокруг свежей могилы, под холодными струями дождя, собрались несколько человек.
Двое могильщиков опустили бывшего рыцаря-храмовника, плотно закутанного в свою собственную одежду и зашитого в полотняный саван, в мокрую яму, а костлявый приходской священник, спрятавшийся от дождя в длинную кожаную накидку с капюшоном, пробормотал себе под нос заупокойную мессу. Зрители — ибо, за исключением Матильды, присутствовавших трудно было назвать людьми, оплакивающими усопшего, — старались держаться подальше от грязной ямы, словно отмежевываясь от того, кто в ней лежал. Кроме Джона де Вулфа и его жены, там были трое рыцарей-тамплиеров в сопровождении своих оруженосцев, стоявших за их спинами с бесстрастными лицами, Гвин, Томас де Пейн и аббат Козимо из Модены, также в сопровождении двух своих угрюмых телохранителей. Из-за каменной стены, отделявшей церковный двор от узкой улицы, выглядывали головы нескольких зевак, которых привлекла столь ранняя церемония, совершаемая субботним утром.
У Джона возникло стойкое впечатление, что все те, кто находился сейчас у могилы, пришли сюда с единственной целью — удостовериться, что этот опасный еретик действительно похоронен и не воскреснет в клубах пахнущего серой дыма.
Когда могильщики начали засыпать тело липкой, мокрой землей, присутствующие, казалось, испустили вздох облегчения. Не прошло и нескольких минут после начала церемонии, как могила уже была зарыта, и собравшиеся стали расходиться в угрюмом молчании.
Де Вулфа удивило присутствие на похоронах «оппозиции» — именно в таком качестве он воспринимал рыцарей-храмовников, аббата Козимо и их подручных. В его глазах все они были подозреваемыми, и единственная проблема заключалась в том, что, имея девять потенциальных убийц, трудно предположить, кто из них является настоящим виновником или виновниками смерти де Ридфора. Обстоятельства его гибели не давали однозначного ответа на вопрос: действовал в данном случае один человек или их было несколько.
Первоначальный план коронера был расстроен отказом похоронить тело в соборе: он надеялся, что пока тело будет там лежать, ему удастся провести «ордалию похоронных дрог». Ведь он перевез тело из Стоука именно в надежде с помощью какой-нибудь хитрости заставить рыцарей и аббата присутствовать перед тем, как тело предадут земле: считалось, что раны убитого могут снова начать кровоточить, если поблизости находится убийца. Честно говоря, он и сам не был уверен, есть ли правда в этой мистической процедуре, однако она получила одобрение церкви, и ему доводилось слышать рассказы о том, что в прошлом, когда подозреваемых заставляли прикоснуться к дрогам, раны на теле убиенных начинали кровоточить.
Проходившие мимо тамплиеры не обратили на него внимания, хотя Роланд де Вер удостоил Матильду вежливым, пусть, и сдержанным кивком. Вслед за этим рыцари спешно покинули маленькое кладбище.
Больше всего де Вулфа интересовал аббат Козимо, которого он до этого момента ни разу не видел. Как и описывал ему Томас, аббат оказался невысоким, щуплым человеком средних лет, чей лоб составлял абсолютно прямую линию с выступающим носом. Черные волосы и желтоватое лицо выдавали в нем жителя Средиземноморья. Маленькие черные глаза и тонкие губы над выступающими зубами делали аббата похожим на грызуна. Как позднее заметил прямой, но проницательный Гвин, он относился к тем тварям, которых хочется раздавить, когда те попадаются тебе на пути.
Направляясь к воротам, аббат посмотрел сквозь де Вулфа — так, словно того не существовало в природе. Двое его приспешников двигались за ним с кислыми физиономиями, прикрывая его своими плечами, и вскоре вся троица растворилась в пелене дождя. Эти двое, которые, как позднее узнал де Вулф, были тяжеловооруженными всадниками из резиденции Храма в Лондоне, крупными мужчинами в мрачного цвета туниках и плащах. Похоже, они очень редко говорили и наверняка никогда не улыбались. Джону так и не удалось узнать их имена. Всякого, кто приближался к Козимо, они окидывали подозрительными взглядами, поигрывая рукоятями своих мечей или кинжалов, словно в любой момент ожидали покушения. Подойдя к воротам, Джон посмотрел вслед тамплиерам и увидел, что Козимо догнал рыцарей и о чем-то оживленно с ними беседует.
Матильда в нескольких скупых фразах дала понять, что желает отправиться на церковную службу, и поскольку они проживали в таком отвратительном районе, как Бретейн, потребовала сопровождать ее, хотя до церкви св. Олафа было всего несколько сотен ярдов. Вдоль улиц стояли ряды дощатых лачуг, обмазанных смесью глины с соломой, крытых дерном или полусгнившим тростником. Многие из этих покосившихся и опирающихся друг на друга жалких строений были едва пригодны для жилья. Стоя в переулке, рослый человек мог, раскинув руки, коснуться ими стен противоположных домов. На залитой нечистотами, заваленной мусором и комьями грязи земле собаки, коты, крысы и куры дрались за свободное пространство с маленькими детьми, некоторые из которых едва научились ходить.
В сопровождении плетущихся сзади Гвина и Томаса де Вулф отвел жену к ее любимой церкви, после чего, с некоторым облегчением, предложил своим помощникам направиться в «Ветку плюща», дабы подкрепиться и обсудить события этого утра.
Когда они пересекали Фор-стрит, Гвин несколько раз оглядывался через плечо, после чего остановился как вкопанный и, повернувшись, спросил:
— Кто это за нами идет?
Де Вулф обернулся. На мгновение у него создалось впечатление, что он наблюдает уже виденную ранее картину, воплощение предыдущих выходок де Ридфора. Перед ним стоял человек в широкополой фетровой шляпе, какие носят пилигримы, завернутый в промокший тускло-коричневый плащ. Де Вулф вспомнил, что видел это лицо среди зевак, выглядывавших из-за стены кладбища всего несколько минут назад.
— В чем дело, приятель? — грозным голосом осведомился коронер. — Тебе нужен я?
Высокий, мощного сложения человек приблизился к нему, и Гвин шагнул вперед, опуская ладонь на рукоятку кинжала. За время своей службы коронер нажил немало врагов, и так же, как и телохранители Козимо, корнуоллец постоянно следил за безопасностью своего господина. Однако первые же слова незнакомца развеяли его опасения.
— Сэр Джон, я Бернар де Бланшфор. Мне кажется, что вы меня ожидали.
Де Бланшфор набросил плащ на экран из ивовых прутьев перед камином и опустился на скамью. На любимом столе Джона уже стоял деревянный поднос с соленым беконом и луком и несколько квартовых кружек с элем. Состоял ли этот человек все еще в ордене тамплиеров, неизвестно, однако есть мясо четвероногих животных ему дозволялось: воины-монахи считали, что солдату необходимо поддерживать свою силу, и Орден запрещал своим членам поститься. Воин поглощал приготовленные Нестой яства с нескрываемым аппетитом, что позволяло предположить, что в последнее время он питался довольно скудно. Коронер и его помощники сидели вокруг стола, наслаждаясь более скромной пищей, нежели голодный рыцарь. Неста и Эдвин крутились поблизости, то и дело поднося новые блюда и подливая эль, причем пронырливый старик скрывал свое любопытство с гораздо меньшим успехом, чем его хозяйка.
