— У вас есть брат?
Вопрос был настолько неожиданным, что Томас даже остановился.
— Ради всего святого, почему вы спрашиваете?
Анна ласково улыбнулась.
— Не из любопытства. Я только хотела узнать, неужели вы никогда не любили так сильно, что перевернули бы небо и землю, чтобы спасти жизнь одного-единственного человека?
Томас побледнел. Перед глазами возник образ того, кого он и вправду любил так, как она говорила. Но сказать об этом невозможно. Даже доброй сестре Анне не понять его чувства к Джайлзу.
— Я прочла ответ на вашем лице, Томас, — сказала Анна, кладя руку ему на плечо. — Тогда, возможно, вы поймете, как наша настоятельница относится к своему Роберту. Она рассказывала мне, какая нежная привязанность их соединяет. В те годы, которые она провела в Эймсбери, Роберт писал ей письма, полные любви, где пересказывал и семейные новости. Он помнил о ее днях рождения и посылал ей подарки. Однажды, как я слышала, она получила от него в подарок лягушку.
— Лягушку?
Она довольно широко развела руками.
— Да, вот такую. Он очень гордился, что поймал ее, рассказывала мне настоятельница, и тетя разрешила ей поселить эту лягушку в саду. Лягушка оказалась настоящим лягушачьим Мафусаилом, прожила в садовом пруду целую вечность, радуя монахинь Эймсбери своим пением.
Томас засмеялся:
— В благодарность за голосистую лягушку она теперь хочет спасти ему жизнь? Большинство сестер, наверное, не разделили бы ее чувства.
— Наша настоятельница не похожа на большинство женщин.
— Это верно, — он вздохнул, — вы правы.
— Кстати, — сказала Анна, — тут у нас уже целый лазарет. Идемте посмотрим, как дела у наших больных.
Она открыла деревянную дверь и вошла. Томас последовал за ней.
* * *
— Я на небесах? — широко раскрытыми глазами отец Ансельм уставился на улыбающуюся сестру Анну. — А вы — Пречистая Дева?
— Ни то ни другое, святой отец, — усмехнулся Томас, взглянув из-за плеча Анны на очнувшегося.
Ансельм поморщился.
— Да, я знаю, что вы не ангел, да и голова, будь я на небесах, так бы не болела.
— И из ваших уст не разило бы падалью.
— Полегче, полегче, — осадила Анна Томаса, — наш брат еще очень и очень слаб.
Тыльной стороной ладони она коснулась щеки Ансельма.
Святой отец весь сжался.
— Не трогай меня, женщина! Я принял обет…
— Я тоже приняла обет, брат. Уверяю, мне не больше хочется согрешить с вами, чем вам — со мной. Меня зовут сестра Анна, я помощница врача в Тиндальской обители, и…
— Мужчину! За мной должен ходить мужчина!
— Успокойтесь, святой отец, — вмешался Томас. — Эта монахиня спасла вам жизнь, а единственный мужчина в замке, который мог бы вас лечить, лучше управляется с лошадьми и мулами. Хотя вы, пожалуй, сейчас сильно смахиваете на последнего, вряд ли вам такое лечение пришлось бы по вкусу.
Ансельм плюнул. Он по-прежнему смотрел затравленно, но все же позволил Анне осмотреть свою рану.
Сделав дело, Анна протянула ему пустые ладони, словно желая показать, что не украла у него ничего ценного.
— Было больно?
— Что ты делала со мной, дочь Евы? — проворчал священник.
— Проверила, есть ли жар. Жара у вас нет. Осмотрела повязки. Не нашла никаких гнилостных истечений. Поставила свежие припарки, чтобы действие трав не ослабело.
Томас втянул носом воздух.
— А еще кто-то выкупал вас, потому что сейчас вы издаете райское благоухание.
Ансельм широко открыл рот в ужасе от того, что только что сказал Томас.
— Своим лечением, женщина, ты сведешь меня в могилу! Мыться нечестиво!
— Наш славный брат Томас шутит, — поспешила сказать Анна, бросая на Томаса сердитый взгляд. — Мы никогда бы не сделали с вами ничего нечестивого. Мы так же посвятили себя святому служению, как и вы.
Томас кивнул со всей серьезностью. Он отлично знал, что Анна глубоко верит в полезность частого мытья и прежде, чем положить вонючего священника на тюфяк, заново набитый лавандой, пижмой и сладким ясменником, скорее всего, велела сначала его обтереть мокрой губкой. Да и не хотелось огорчать Ансельма. Тому нужны были все силы, для выздоровления, а не для словесных баталий с Томасом.
— Да, я пошутил. Простите меня, святой отец.
Священник мрачно воззрился на него.
— Вы готовы поклясться своим упованием на Царство Небесное, что со мной не делали ничего неподобающего, пока я лежу тут и нечистые руки этой женщины ухаживают за мной?
— Клянусь моим упованием. — По крайней мере, это он мог сказать, не кривя душой, с улыбкой подумал Томас. — Вас лечили, соблюдая все приличия, и даже пребывая в беспамятстве, вы ни в чем не согрешили, даже невольно.
— Воистину, брат Томас говорит чистую правду — он ведь и в Тиндале мой первый помощник.
— Монах, который помогает женщине? — Ансельм попробовал было осуждающе нахмуриться, но голова еще слишком болела.
— Мы из ордена Фонтевро, — объяснил Томас.
Ансельм кивнул, потом болезненно сморщился.
— Странная секта, этот ваш орден, — пробормотал он, но, похоже, немного успокоился.
— Пожалуй, сейчас лучше всего отдохнуть, — сказала Анна, — брат Томас посидит с вами, пока вы спите. Когда проснетесь, поедите немного бульона с овощами. Ну а потом нам бы очень хотелось услышать, что вы помните о своем падении.
Анна еще не успела договорить, как священник уже мирно захрапел с улыбкой на губах.
* * *
— Мне очень жаль, миледи, но я ничего не помню, — сказал Ансельм. Его глаза заблестели, когда слуга предложил подлить еще бульона.
Элинор сидела, выпрямив спину и чинно сложив руки на коленях. Ей казалось, что эта поза придавала ей значительности, которой не могла придать юность.
— Возможно, рассказ о том, что сохранилось в вашей памяти, поможет вспомнить остальное. У вас достаточно сил, чтобы поведать нам об этом?
Святой отец громко и с удовольствием отхлебнул бульона, потом перевел дух и снова заговорил:
— Я помню, у нас с братом Томасом вышел спор. Вроде бы об опасностях мясоедения. Брат Томас умен и обещает стать добрым иноком, но молод и потому подвержен страстям и безумствам юности. Впрочем, хотя его кровь еще сохранила юношеский жар, я убежден, со временем он станет примерным служителем Божиим — если будет избегать…
— Да, мы тоже так думаем, — медленно и терпеливо проговорила Элинор.
— Аа… Он ведь один из ваших подопечных, так?
— Я не сомневаюсь, что вы дали ему добрые наставления, отец Ансельм, как всегда наставляли всех нас тут, в Вайнторпе.
Она помедлила, боясь показаться чересчур нетерпеливой. Затем продолжила:
— После того как вы расстались с ним, что вы помните?
Ансельм сосредоточенно нахмурился.
— Он остался на лестнице — да, так оно и было. Мы договорились позднее встретиться в часовне для молитвы. Однако сперва я хотел навестить маленького Ричарда. Я слышал, он любит всякие сказки, а у меня как раз была наготове пара таких поучительных историй, которые могли ему понравиться. Например, о Святом Георгии и змее.
Чтобы спрятать улыбку, Элинор пришлось кашлянуть и поднести руку к губам. Получалось, священник не так уж плохо осведомлен о том, что интересует маленьких мальчиков. Она явно его недооценивала.
— Да, хорошая история.
— После нескольких таких повествований он начал вертеться и схватил свою лошадку. Я не успел оглянуться, как он юркнул за дверь, а когда я вышел вслед за ним, он уже бешено мчался на своем коне по коридору. У него было копье, и он целился в невидимую мишень с азартом настоящего рыцаря. Его выздоровление стало подлинным чудом, и я остановился, глядя на него и дивясь бесконечной милости Божией.
Элинор прищурилась. В ее уме зашевелилась некая еще неясная мысль.
— Воистину, его выздоровление — это благословение Господне. Но что случилось потом?
Ансельм покраснел.
— Стыдно признаться, но, радуясь доброте Божией, я сам словно превратился в маленького мальчика.
Элинор улыбнулась:
— Мы все в такие минуты ведем себя как маленькие дети, дорогой отец Ансельм. Тут нечего стыдиться.
— Признаю, я подобрал подол рясы и побежал за ним, разделив его невинные забавы. Я стал драконом, и мы охотились друг на друга в коридоре перед дверями спален. Я бы не разрешил ему бегать по проходу, ведущему в башню, но он завернул за угол, где лестница, и скрылся из виду. Я побоялся, что, если я крикну ему остановиться, он может упасть. Вместо этого я продолжил игру и крикнул, встав у входа на лестницу: «Э-ге-гей, рыцарь, я видел твои подвиги, теперь я хочу услышать еще о других! Поднимайся сюда!»
— Ричард был бы счастлив поведать вам о своих битвах с драконами в замке, — сказала Элинор. — А он что, не пошел?
— Не знаю, миледи. Это последнее, о чем я помню, перед тем, как очнулся. Просыпаюсь — голова огнем горит, ваша лекарша и брат Томас склонились надо мной.
