Вернее, она уже не сидела.
Фигура в зеленом платье и шляпке с вуалью стояла, вытянув руку по направлению к манежу. И трость в этой руке указывала прямо на Владимира Леонидовича Дурова.
В этот момент оркестр издал последний удар часов и взял первый такт гимна.
Я бросился вниз по лестнице. Грохот выстрела послышался мне приглушенным – из-за стен.
Через несколько секунд я уже был возле Лизы.
Она стояла растерянно – рука с тростью медленно опускалась.
На трости повисла красная шелковая лента, одна из тех, что вылетели при выстреле из пушки. Она начала медленно сползать на пол.
Публика вовсю хлопала и радостно кричала. Дуров раскланивался, а с ним и Ванька. Свинья тоже кланялась, подогнув переднюю ногу.
Лиза резко обернулась ко мне.
Я пожал плечами и со всего маху врезал кулаком прямо в густую вуаль.
Рядом закричала женщина, послышались встревоженные голоса мужчин. Но я, не дожидаясь расправы за то, что ударил девушку, сорвал с нее шляпку вместе с вуалью.
Тонкие американские усики и несомненно мужские черты лица окончательно смутили негодовавших свидетелей моего поступка.
Под моими ногами, одетый в уже знакомое мне зеленое платье, лежал не кто иной, как Левка Американец. Или Лев Шнеерсон.
– Так он и есть убийца? – спросил Саламонский, возвышаясь над Левкой, которого я, связав предварительно ему руки, посадил в одно из кресел директорского кабинета, вытащенное на середину. Лина стояла в углу, отказываясь садиться.
– Так это и есть тот мерзавец, та гнида! Сволочь! – распалялся Альберт Иванович, всем своим видом показывая, что вот сейчас, немедленно – прямо тут – совершит страшную казнь полковника Линча.
– Нет, – ответил я спокойно, промокая кулак платком, чтобы унять кровь, сочившуюся из ссадины. – Убийца не он. Он – скорее организатор убийств. Но настоящий исполнитель будет здесь с минуты на минуту.
– Кто это? – слабым голосом спросила госпожа директриса.
– Увидите.
За дверью послышались голоса. Один из них – высокий, женский. Услышав его, Саламонский моментально обмяк и просто свалился задом на стол. А вот Лина вдруг хищно подтянулась. Даже ноздри ее начали раздуваться, будто чувствовали запах скорой кровавой победы.
Дверь распахнулась. Первой в кабинете оказалась Лиза Макарова – ее втолкнул внутрь Захар Борисович. Лиза была одета униформистом, правда, одежда ее находилась в беспорядке – как будто после борьбы. Впрочем, о том, что борьба эта действительно была, свидетельствовал наполовину оторванный рукав пиджака Архипова.
Следующим в кабинет зашел Анатолий Дуров. На лице его блуждала тонкая улыбка. А глаза были полуприкрыты. За ним ворвался и старший брат, еще в гриме и с каким-то мешком в руках.
Все были в сборе.
И никто сегодня не погиб.
– Вот убийца, – сказал я, указывая на Лизу.
Краем глаза я заметил в дверях новое движение и повернулся. Впрочем, тут же отвел глаза. Там, полускрытый занавеской стоял несчастный карлик Ванька. Стоял, как маленькая садовая статуя – причем того же цвета. Его не гнали, потому что все внимание было обращено теперь на Лизу.
– Вы ошибаетесь! – закричала девушка, хватаясь за шкаф с папками. – Вы ошибаетесь, Владимир Алексеевич! Я вам показала на настоящего убийцу! Вот он! Скорей! Скорей хватайте его!
И она снова указала на Дурова-старшего. От неожиданности тот отпрянул на шаг.
– Он зарядил пушку тройным зарядом и настоящей бомбой! Он хотел взорвать директорскую ложу! – продолжала обличать Лиза. Кепи слетело с ее головы и волосы беспорядочно рассыпались по плечам.
«Она была бы очаровательным мальчиком», – вдруг подумал я.
– Хватайте его! Скорей, пока он не сбежал.
Я решил, что хватит слушать эти отчаянные обвинения, взял ножик для разрезания бумаг и постучал по графину с водой.
– Браво! – захлопал Анатолий Дуров. – Лизок, ты рождена для сцены, а не для манежа.
Его старший брат все еще не мог прийти в себя от изумления. Он поднял повыше мешок, который держал в руке, и спросил, обращаясь ко мне:
– Что это?
– Как это что? – удивился я. – Разве вы не узнаете, Владимир Леонидович? Это тренировочный заряд для вашей пушки. Давеча вы сами показывали мне его.
Саламонский, не отрываясь, глядел на девушку.
– Лиза, – еле слышным голосом сказал он, – Лиза…
– Ну-ну-ну! – послышался голос госпожи Шварц.
– Откуда это взялось на манеже? – спросил Дуров-старший, протягивая мне мешок.
– Альберт Иванович! – Лиза вдруг разрыдалась. – Альберт! Что ты сидишь? Помоги мне! Спаси меня!
Архипов начал медленно расстегивать пиджак – причем начиная с нижней пуговицы, чтобы легче было выхватить револьвер.
Левка Американец вдруг начал тихо кудахтать, переводя глаза с одного на другого. Он забавлялся происходящим.
Я громко прокашлялся, стараясь привлечь к себе общее внимание, но не сильно преуспел в этом.
Только один Ванька стоял совершенно неподвижно и совершенно молчаливо. Да еще Дуров-младший, не произнеся больше ни слова, закурил папиросу.
Честно говоря, я представлял себе этот момент совершенно иначе. Я полагал, что собравшиеся будут просто молча слушать, как я излагаю им ход своих мыслей, а потом Лиза тихонько заплачет от раскаяния, Левка начнет ругаться и попытается сбежать, а остальные… ну ладно, пусть они не восхитятся мной в открытую. Но хотя бы скажут мне спасибо!
Вместо этого Левка откровенно хохотал, Лиза голосила, обращаясь к Альберту, Альберт бледнел все больше и больше, Дуров-старший протягивал мне свой дурацкий мешок, Дуров-младший курил, а Захар Борисович собирался стрелять в Альберта, если тому вдруг вздумается разыгрывать из себя Ланселота.
Отчаянное положение требовало отчаянных мер.
Я взял тяжелое пресс-папье и с размаху грохнул им по столу.
Только тогда наступила тишина.
– Э-э-э-э… – сказал я. – Вот что… М-да-а-а… Кх-м. Э-э-э-э…
– Хорошо, – неожиданно спокойно встрял Дуров-младший. – Если «Э», то это многое объясняет. Владимир Алексеевич, не могли бы вы теперь рассказать и детали этого «Э»?
– Собственно, это я и собирался сделать.
И начал рассказывать.
– До определенного момента я действительно терялся в догадках, не понимая, кто же был преступником. Я уже не говорю про мотив самих преступлений, который мне непонятен до сих пор. Но надеюсь, у нас теперь есть кого спросить и об этом, – я повернулся к Левке. Тот криво ухмыльнулся и промолчал.
– Ничего, дойдем и до этого. Итак, я блуждал в потемках вплоть до того момента, когда перед рождественским представлением на плакате не появился нарисованный череп. Как вы помните, двое «рабочих» несли большой лист фанеры. Один из них оступился, фанера перегородила плакат, а потом на нем появился торопливо нарисованный череп. В тот день, Лиза, вы сказали мне, что пришли уже после этого происшествия. Так?
Девушка пожала плечами. Она подняла с паркета кепи, повертела его в руках и швырнула обратно.
– Вы дурак, Владимир Алексеевич, – сказала она и вытерла слезы с щек. – Вы сделали все неправильно.
– Посмотрим, – ответил я. – Так вот, вы сказали, что пришли позже. Но после нашего разговора в гримерной я справился у гардеробщика. И он сказал, что вы появились именно в момент той заварушки на ступенях. Тогда я впервые заподозрил, что вы меня обманываете. Ведь вы могли идти вслед за рабочими и, воспользовавшись заминкой, быстро, под прикрытием листа фанеры нарисовать череп и проскользнуть в дверь цирка. Не так ли?
– Зачем? Ведь я сама стала жертвой!
– Ну? – тихо пророкотал Саламонский, – Объяснитесь, Гиляровский!
Я вытащил из кармана обломок лезвия.
– Это я нашел на манеже. Точно под упавшим канатом. Оказавшись внизу, вы накрыли его своим телом и постарались закопать в опилки. Потому что сами и перерезали петлю, за которую держались. Нет, Лиза, вы не были жертвой. Вы лишь изображали жертву, чтобы отвести от себя подозрения.
Лина охнула из своего угла.
– Браво! – сказал Архипов. – Сокрытие улики преступления.
– Именно! – повернулся я к нему.
– Нет-нет, Владимир Алексеевич, я говорю, что это вы сокрыли улику преступления от следствия.
– Пожалуйста, – я протянул обломок лезвия сыщику, но тот покачал головой.
– Бессмысленно. На нем уже нет отпечатков пальцев мадемуазель Макаровой. Оставьте себе на память.
Я снова положил лезвие в карман.
– Как пожелаете.
– Ты, дядя, и вправду дурак, – вдруг подал голос Левка, – что ты доказал-то?
Я взглянул на Архипова.
– Да уж, – удрученно подтвердил тот, – пока что все ваши доводы легко разобьет даже самый плохенький адвокат.
Лиза тоже хотела что-то сказать, но вдруг осунулась – вероятно, первый запал прошел, и она догадывалась, к чему я веду.
– Итак, перейдем к главному, – объявил я. – Мадам, – я повернулся к госпоже директору, – помните, вы по моей просьбе собрали всех новичков в манеже? Среди них был и этот человек, – я указал на Левку.
