Затем следовало встретиться с самой Лилиан Майер, чтобы добыть у неё ещё какие-либо сведения об образе жизни Юю, её так называемых социальных связях.
На эту предварительную подготовку не должно уйти больше трёх дней, решил для себя Хью Барбер. Зачем затягивать расследование?
Изучение буклета дало одну важную деталь: адрес выставочного центра в Мюнхене. Туда и надо было отправиться в первую очередь. В буклете не говорилось о национальной принадлежности художников, но вероятнее всего, почти все они были немцами или просто жили в Германии. По крайней мере, о международном характере выставки не было сказано ни слова. А на месте вполне могли рассказать что-то о Борисе Казарине и его натурщице или даже дать их адреса, что было бы идеально для быстрого расследования.
Итак, Борис Казарин — это одна из важных ниточек, возможно, единственная, но ехать сразу в Мюнхен Хью не решился. Это означало полную неготовность к встрече с Юю в реальной жизни. Три дня не могли быть признаны заказчиком контракта номер сорок семь неоправданной задержкой, и потому Хью решил себе позволить покопаться в истории девушки в Антверпене.
Молодой детектив, недолго поразмышляв о легенде, решил избрать уже привычный для себя образ — корреспондента газеты. К примеру, он пишет очерк о жизни концерна или о детской преступности или о художниках современности. Связи Свена Свенсона и покойного отца Хью Барбера — Ганса в ряде крупных СМИ неизменно выручали Хью. И поэтому он, не теряя времени, позвонил в редакцию «Юнге Вельт» с просьбой о продлении ему служебного удостоверения и попросил секретаря детективного агентства «Барбер, Свенсон и сыновья» подготовить ему сведения обо всех работавших за последнее время штатных сотрудниках «Юнге Вельта» — круг публикаций, возраст, семейное положение и описание внешности.
Возвращаясь мыслями к Борису Казарину, Хью Барбер решил также собрать о нем какие-нибудь доступные сведения. Знаменитые картины и участие в выставках, художественных обществах, принадлежность Казарину недвижимости, меценатство, наличие собственной школы. Это тоже могло потребовать затрат времени, и Хью Барбер поставил в плане жирный вопрос. Видимо, сведения о Борисе Казарине нужно будет выяснять позже, в случае, если сразу через этого художника не удастся выйти на след Юю. У Барбера мелькнула мысль: если бы с Казариным было всё так просто, то зачем Лилиан Майер прибегать к услугам детективного агентства, могла бы и сама позвонить и спросить его о натурщице…
Глава № 4. Неудача профессора Бреццеля
Государственная клиника Антверпена представляла собой гигантский комплекс зданий, соединённых в одно целое, заблудиться в хитроумных переходах которого было проще простого. Хью Барбер, одетый по своему разумению в костюм человека свободной профессии — джинсы и пёстрый длинный свитер, спешил за вертлявой пухленькой медсестрой, которая периодически оглядывалась на него, указывая дорогу к кабинету врача Бреццеля. Хью изо всех сил вертел головой, разглядывая всё вокруг себя и старательно пытаясь запомнить дорогу. Доведя Хью до двери, медсестра улыбнулась ему, слегка кокетливо, и напомнила, что у господина Бреццеля всего полчаса для этого визита, так как предстоит еженедельный расширенный консилиум, который господин Бреццель имеет обыкновение возглавлять.
Барбер вошёл в кабинет Бреццеля и обратил внимание на то, что его убранство резко контрастировало с обстановкой тех помещений больницы, где Хью уже довелось побывать по пути. Белые кожаные кресла, множество витиеватых рамок с дипломами и сертификатами, цветочные композиции с орхидеями и сухими ветками. Комнату украшал небольшой электрический камин с забавными фигурками докторов в белых халатах, то с огромным градусником вместо носа, то с большой клизмой в руках, то с танометром у гигантского гротескного уха. Профессор Бреццель обладал специфическим врачебным чувством юмора.
— Добрый день, господин Барбер, — улыбаясь приветствовал его Х.-М. Бреццель.
— Добрый день, — мнимый журналист пожал руку доктора, она оказалась на удивление тёплой и приятно пахла пудрой или тальком, Хью не разобрал. Доктор пригласил собеседника присесть в мягкое кресло, его облик олицетворял вежливое внимание.
— Уважаемый профессор, я занимаюсь написанием книги о детской преступности, мой проект финансируется фондом «Чистые руки». В поле зрения попала история поджога с непреднамеренным убийством Якоба Майера, случившаяся в 1972 году. — предупреждая вопрос профессора, Хью Барбер сообщил, — Я встречался с госпожой Лилиан Майер, и она согласилась, чтобы я использовал информацию по данному делу без упоминания в книге имён и фамилий.
— Я могу получить подтверждение этому? — поинтересовался Х.-М. Бреццель.
— Разумеется, вот телефон секретаря Лилиан Майер, — Хью Барбер протянул листок бумаги с номером Юргена Баха. Профессор кивнул детективу и просил подождать некоторое время в приёмной. Хью Барбер вышел для повторного приглашения. Бреццель не заставил себя долго ждать. Через десять минут он вновь позвал Барбера и теперь уже был готов отвечать на вопросы детектива.
— Что вас интересует конкретно, мистер Барбер? К сожалению, я не располагаю временем для подробных бесед, я могу лишь в общих чертах обрисовать вам ситуацию, — с неизменной улыбкой вступил в разговор Х.-М. Бреццель.
«Меня интересно всё», — хотел было сказать детектив, но, следуя своей легенде, пояснил:
— Прежде всего, меня интересует состояние Юджины непосредственно после совершения преступления, ход ее лечения и причины, по которым вы сочли её излечившейся и неопасной. И, разумеется, её чувства после совершенного поджога. Также меня волнует, насколько обоснованными были подозрения в отношении Юджины именно с точки зрения психиатра.
— Хорошо, — доктор наклонился немного вперёд, сцепил кисти замком, и, поигрывая большими пальцами, начал свой рассказ. Его монотонный голос успокаивал и убеждал одновременно.
— Случай с Юю Майер нельзя было с первого взгляда отнести к классическим. Детская шизофрения часто похожа на расстройство аутического спектра. Но учитывая такую наследственность, как у неё, я пришёл к выводу о том, что передо мной ничто иное, как шизофрения. Мать Юю Майер страдала этой же болезнью и покончила жизнь самоубийством в 1969 г. в частной Брюссельской клинике. Бедной женщине удалось выкрасть свечу для самосожжение. Типичный случай для шизофрении со слуховыми галлюцинациями. Когда голоса приказывают совершить насилие над собой или кем-то посторонним, больной не может этому противостоять. Юю Майер ничего не говорила о голосах, которые её преследовали, но я слышал от этой юной пациентки частые повторения фразы: «Папа не умер, он говорил со мной, приходил ко мне». Отрицание очевидных фактов: смерти, своей причастности к этой смерти — это свидетельство амбивалентности сознания. А, как вы понимаете, мнимые разговоры с умершими — это классические признаки галлюцинаций. Большое значение для развития болезни девочки имел тот факт, что Юю Майер воспитывалась в неполной семье, малышке нужно было уделять пристальное внимание, отслеживать все тревожные признаки. Но, к сожалению, этим не занимался ни отец, ни бабушка. До восьми лет особенностей в её развитии не проявлялось. А потом домашние стали замечать агрессивность девочки, её склонность причинять боль другим. Она царапалась и кусалась, щипала сверстников, не хотела играть с детьми, устраивала истерики с длительным плачем. Об этом мне сообщили её близкие, — профессор Бреццель печально покачал головой.
Хью Барбер делал тем временем пометки в блокноте и помалкивал.
— Затем состояние девочки ухудшилось, это и привело к трагедии. Я не буду вдаваться в юридические подробности, а буду пояснять к в пределах моей компетенции. Могу лишь сказать, что Юю в тех редких случаях, когда она была доступна контакту, отрицала свою причастность к поджогу и к убийству отца, — профессор развёл руками и улыбнулся.
— Какой была Юю Майер, когда началось её лечение? — Хью Барбер приготовился записывать.
