— Итак, имею честь представить настоящий брильянт нашего вернисажа. Вы — его первые зрители. Это великая честь. Перед вами творится история искусства. В наш мир приходит шедевр…
И дернул за шнурок.
Шелк опал взмахом черного крыла.
У картины не было рамы. Ее повесили, кое-как зацепив за деревянную рейку, видно, сильно спешили. Но это было неважно. Потому что…
…Луч света падал откуда-то сверху, выхватывая из тьмы клавиши старенького пианино и его лицо. Он замер, будто вслушиваясь в мелодию, что слетела прямо с небес. Записал ли верно? Ничего не выдумывая и не сочиняя. Как доступно только избранным, без смысла и справедливости. Еще звучат отголоски инструмента, а он вглядывается в будущее, словно угадывая, что будет после. А после будет свет, любовь и радость, одна только радость, которую дарил всем. Он знает, что осталось немного, реквием готов, и вскоре заказчик потребует плату. Он знает, что остались считаные часы. И целая вечность. Потому что его музыка победила смерть. Потому что гений, не подвластный логике и расчету, в драном камзоле и грязных панталонах, в парике набекрень, полуголодный и осмеянный, взлетит над серостью, чтобы зажечься вечной звездой. От которой свет небесный. Он знает и не боится смерти. Он уже победил смерть. Смерть, где твоя сила? Ад, где твое жало?.. С наивной верой Моцарт ждет свою участь. Он готов испить чашу…
Казалось, зал опустел, всякое дыхания затихло. Ни одного критического замечания. Толпа оглушенных перед великим и необъяснимым.
Мария Васильевна не заметила, как по щекам потекли ручейки. Со всей искренностью, какую не найти в столичных сердцах, она упивалась новым, незнакомым потрясением. Впервые узнав, что искусство есть. Редко, но есть. Эмоции настолько переполнили даму, что она совершила непростительный для выставки поступок — хлопнула в ладошки. Сухой звук с хрустом разорвал тишину и замер. Никто не посмел шикнуть. Уже не владея собой, тетка Мария принялась аплодировать, как было, когда к ним в Саратов приезжал Шаляпин. И крикнула «браво!».
Прожженные и циничные господа с носорожьей шкурой, всё видевшие и всё знающие, не засмеяли провинциалку, а подхватили, сначала робко, потом все сильнее. Лавина нарастала, пока зал не захлебнулся восторженной овацией. Такого на выставках не случалось. Толпа аплодировала картине неизвестного художника.
Бил в ладоши Глазков. Шилкович остервенело хлопал. А Коля Софрониди кусал губы, не сдерживая слез. Аплодировал раскрасневшийся Сергей Гайдов. Хлопали мелкие репортеришки, сам великий Лев Данонкин сдирал кожу с рук и орал во все горло «браво!». Восторгались критики и заказчики. Даже Музыкантский аплодировал в искреннем порыве.
— Ваш племянник победил смерть. Настал его триумф, — тихо сказал Ванзаров.
— Это чудо, — шепотом ответил Михаил Иванович, хотя кругом грохотало и кричало. — Как вам удалось найти картину… У меня не хватит слов благодарности, чтобы выразить… То, что вы сделали, это… Это великолепно. Вы великий сыщик!
Они стояли чуть в стороне. Отсюда казалось, будто Моцарт возносится над толпой. Рост Гайдова позволял видеть картину, не поднимаясь на цыпочки. Родиону не так повезло.
— Никакого чуда, только логика, — скромно ответил он.
— Где же вы нашли ее?
— Вам действительно интересно?
— А как же иначе! Вы спасли Макара от забвения, само его творение. Я хочу знать все подробности этого подвига! Прошу вас, раскройте тайну!
— Раз настаиваете… — Родион постарался отыскать взглядом тетку, но родственница утонула в восторге, и шляпка вместе с ней. — Это очень простая история. Когда докопаешься до косточки, то есть зерна. Надо задавать простые вопросы, тогда ответы будут простыми.
— Не способен их задать…
— Вот первый простой вопрос: как можно украсть большую картину? Двумя способами: вырезать с подрамника или вынести целиком. В первом случае останутся рейки с ошметками холста. Но их не было. Выносить целиком — большой риск. Могут заметить и спросить. Есть ли еще способы?
— Вы меня спрашиваете? — удивился Михаил Иванович.
— Нет, логику.
— И каков ее ответ?
— Разумеется, есть. Самый простой способ — вынести краденое в соседнюю квартиру, к господину Софрониди. Но, к сожалению, там ее не было. Что же еще придумать? Наверное, надо найти простое и изящное решение. А именно: никуда не выносить картину вовсе.
Гайдов даже тросточкой помахал:
— Это невозможно. Комната слишком маленькая, я бы заметил. А вы — тем более.
— Даже в чулане можно спрятать так, что найти будет трудно.
— Но как?
— Благодарю за простой вопрос. Единственный ответ: сделать так, чтобы картину видели все, но не видел никто. Для этого есть все необходимое. В комнате сколько угодно подготовленных холстов, составленных в ряд. Любой посмотрит на них снаружи. Но никто не заглянет с другой стороны. Зачем? Что там может быть? Расчет очень точный. Я сам попался. И если бы не гвоздик…
— Какой гвоздик, Родион Георгиевич?
— Гвоздик среди мусора. В виде загнутой скобки, какой ткань прибивают. Стоило рассмотреть боковины картин, как обнаружилась странность. У всех рам очень ровно и тщательно прибит холст: гвоздики посажены буковкой «м». А на одном — набивка вкривь и вкось. Пришлось заглянуть с обратной стороны. Преступник спрятал картину наилучшим образом. Расчет точный: он сможет вынести ее без хлопот, когда пройдет время. Вернее — когда придет время.
Михаил Иванович пребывал в глубоком изумлении:
— Да, сразили наповал… Значит, негодяй оторвал холст и перебил его обратной стороной…
— Именно так.
— И никто ничего не слышал?
— Нижнего соседа, господина Глазкова, не было. Это было известно наверняка. И ничто не мешало стучать.
— Ловко… Но позвольте, а кто это сделал? Кому хватило прыти?
— Прыти хватило убийце Макара Николаевича. Обычно вор и убийца несовместимы. Но не в этот раз.
— Вы знаете, кто он?
— Догадываюсь.
Лицо Гайдова стало белее мрамора:
— Назовите его…
Достигнув зенита, овация медленно, но верно затихала, рассыпаясь осколками. Даже шедевром тяжело наслаждаться долго. Слаб человек перед великим искусством, ему бы что попроще.
— Зачем вам это? Смерть официально признана самоубийством. Подозрения — не доказательства, никто не станет открывать дело.
— Уж сам решу, как с ним поступить…
— Хотите отомстить? Восстановить справедливость, на какую не способен закон? Это бесполезно и ни к чему не приведет.
— Просто назовите… Где его найти?
— В этой толпе. С ним опасно связываться. В его характере точный расчет, холодный рассудок и огромное самообладание.
— Кто он… Умоляю… Хорошо, обещаю пальцем не тронуть, просто в лицо посмотрю.
— Ну, раз обещаете… — Ванзаров помедлил. — Только логические предположения. Не более.
— Я слово дал…
— Хорошо… Начать надо с причины убийства. Она так проста и очевидна, что ее трудно было понять сразу. Преступление задумывалось давно и тщательно готовилось. Чудесное появление бутылки водки у дворника это доказывает. Для чего кто-то подбросил ему выпивку? Чтобы ранним утром Данила спал мертвецки пьяным. Убийце необходимо было прийти очень рано, наверно, в половине восьмого. Он захватил с собой бутылку вина и два бокала, чтобы отметить окончание трудов. Я почти уверен: Макар должен был умереть от яда. Это логично: художник скончался накануне выставки. Скорее всего, яд был редкий и трудно установимый, быть может, какой-то алкалоид, который действует не сразу. При идеальном стечении обстоятельств Макар должен был упасть замертво здесь, в зале, когда развешивали картины…
Родион помедлил, словно заглядывая в прошлое:
— Была открыта бутылка и наполнены бокалы. Пример Сальери вдохновлял убийцу. Гость в который раз просит Макара показать картину, ожидая отказа. Но художник соглашается. Черная ткань снята, убийца видит картину. И происходит непредвиденное: его охватывает такая злоба, что, не помня себя, он наносит удар в висок. Макар падает замертво. Убийца понимает: разрушена суть плана. Гайдов должен был умереть без насилия. Тогда картина становилась бесценным произведением искусства с легендой. А теперь — замазана криминальной драмой. Есть и другие сложности: нельзя оставить картину на виду, она изобличает убийцу. Но и вынести нельзя. Времени у него мало, не более получаса. Какой вывод? К восьми утра Гайдов был уже мертв. Чтобы исполнить блестящую идею, убийце пришлось трудиться изо всех сил, при этом отвечать друзьям, которые пришли будить Макара. Это несложно: за дверью голоса не разобрать. Я проверил.
— Кто! Имя!
— Позвольте логике закончить свое дело. Что же было на картине? Видите, в левом углу изображена дверь из комнаты Моцарта?.. Именно там… Из нее выходит заказчик, который приходил за реквиемом. Он держит массивную трость с набалдашником в виде свернувшейся змеи. Знаете, что это? Орудие убийства, которое пробило висок. Идеальное оружие. Трость не надо прятать, как молоток или топор. Стереть кровь, и иди куда хочешь. Потом ее следует спрятать — и все, следов не найти. Но, увидев на полотне свою трость, гость понял: отныне на него указывает сам автор. И хоть на персонаже средневековый костюм, его узнает тот, кто будет искать убийцу. Преступление словно заранее угадано художником. Но убийце нанесена еще и пощечина: Макар изобразил его в образе «черного человека» и самого… Сальери. Изящная шутка: заказчик реквиема и Сальери — одно лицо. Ирония причинила боль самолюбию того, кто пришел под утро. Он потерял контроль над собой и нанес удар. Змея пронзила висок. Яд остался невостребованным.
