– Воровство? Я не заметил в квартире следов кражи… И что же украдено?
– Ценность пропала из сейфа.
– Из сейфа… – повторил Гурович, все еще не поборов утреннюю неповоротливость мысли. – Из сейфа?! – наконец поразился он. – Из сейфа?!! А что там обнаружено?
– В сейфе обнаружена пустота, – скала Ванзаров.
– То есть я хотел спросить: что пропало из сейфа?
– Мешочек необработанных алмазов, которые князь Вачнадзе привез из Южной Африки.
– Так это что же получается… – только проговорил Гурович, не до конца совладав с языком.
– Пристав 3-го участка завел дело о краже. Это в его компетенции. Все чиновники брошены на поиски пропавшего. Вчера пристав от рвения даже арестовал итальянский театр в полном составе.
Некоторые новости бодрят не худе чая. Гурович был собран и внимателен, хотя и не растерял вальяжности и обаяния.
– Родион Георгиевич, объясните мне: каким образом пристав открыл сейф? – спросил он, добродушно и мягко.
– В кармане убитого князя лежали ключи.
– Прекрасно. А кто ему дал право срывать мою печать?!
– Ротмистр Давыдов отчаянно сопротивлялся, но я ему приказал, – ответил Ванзаров.
– Вы ему приказали… – откликнулся Гурович и продолжил не менее ласково: – А на каком основании?
Ванзаров извлек волшебный сверток с подписью губернатора и своей фамилией.
– Вы мне предоставили особые права для расследования этого важнейшего дела, – сказал он. – Я действовал в рамках своих полномочий.
– В самом деле, предоставил… – сказал Гурович в задумчивости. – Вам она еще требуется?
– День или два. Пока не возьму вора и убийцу.
– Для дела, конечно, пользуйтесь… А кто знал, что в сейфе хранились бриллианты?
– Ротмистр Ендрихин дал показания.
Гурович пропустил тень брезгливой гримасы на лице.
– Ах, этот… Боевой товарищ-доброволец…
– Ротмистр был крайне удручен пропажей камней.
– Ну, еще бы! Такой куш…
– В связи с этим мне необходимо допросить филера, – сказал Ванзаров.
Добродушие Гуровича не подвело.
– Какого филера? – спросил он исключительно вежливо.
– Того, что вел за князем Вачнадзе негласное наблюдение в вечер убийства. Я должен задать ему несколько вопросов. Он наверняка видел убийцу, но, возможно, не понял, кто это был. Я помогу ему вспомнить.
– Родион Георгиевич, вы ошибаетесь: нет и не было никакого филера. Князь не та персона, чтобы держать его под негласным наблюдением. У нас людей наперечет, а тут следить за верноподданным.
Ванзаров глубоко задумался. Настолько глубоко, что Гурович стал выразительно поглядывать на часы.
– Это разрушило всю мою логику, – наконец сказал он.
– Очень жаль, что доставил вам эту неприятность, – сказал Гурович утешающе. – Вам по-прежнему нужен особый мандат?
– Да, нужен… Теперь придется подбираться к нему в обход.
– Вам что, известен убийца?
– Предполагаю, где его искать.
– Это вам психологика подсказала? – Гурович дружелюбно подмигнул.
– В каком-то смысле. Но в основном – неопровержимые факты.
– Не будете столь любезны сообщить их мне?
– Непременно. Вы первый ознакомитесь с протоколом. А пока вынужден сослаться на тайну следствия.
– Ах, тайна следствия…
– Именно так. Убийца будет предоставлен вам с полным набором улик и доказательств.
– Вы еще что-то нашли? – спросил Гурович, поднимаясь и тем показывая, что время аудиенции давно прошло. Ванзаров не стал задерживаться.
– Пока логические выводы, – ответил он. – Осталось подкрепить их фактами.
– Как подкрепите, сразу дайте знать. – Гурович протянул руку для прощания. Ванзаров пожал крепкую ладонь и обещал исполнить приказ непременно.
– Прошу простить, Михаил Иванович, позвольте один вопрос? – обернулся он, стоя в дверях.
Разумеется, ему позволили. Но только один.
– Некий Пилсудский Юзеф проходит по вашему учету?
– А вам для чего знать? – Гурович заметно стал раздражаться. В самом деле, сколько можно. Все утро пошло насмарку.
– Мне надо понимать, имеет ли он отношение к этому делу.
– Уверяю вас: никакого. Пилсудский – студент-недоучка, решивший посвятить свою жизнь так называемому освобождению Польши. Способности средние, но амбиции сверх меры. Метит в вожди, а был пойман на глупейшей ошибке: соседям в Вильно надоел шум от типографии, где он с женой печатал подпольную газетенку. Да и тираж у нее смехотворный.
– А где его жена? – спросил Ванзаров.
– В Варшаве, где же ей быть. По глупости нашей судебной системы была признана невиновной и отпущена из зала суда. Хотя следовало ее… – Гурович вовремя осекся. – Надеюсь, это все?
Это было действительно все, что нужно было Ванзарову.
Полковник Миллеров редко испытывал такое бессилие. В самом деле: ситуация столь тупиковая, что непонятно, как из нее выбираться. Он слушал подробный доклад Александровича о выполнении задания и понимал, что у них нет никаких зацепок. Единственная здравая идея оказалась ошибочной. Сэр Бредли, оказывается, ищет в России не мести, а выгодной коммерции. Никого другого на роль беспощадного убийцы найти не удалось. При этом Ендрихин так и не получил обещанного назначения, и ко всему прочему из сейфа пропал их общий фонд помощи. Начальник штаба должен был признать поражение. Пора уезжать в Киев и тихо жить в отставке. Сидеть под яблонями в садочке, а в торговый субботний день гулять на майдане, толкаясь возле повозок с сеном, или мешками муки, или кавунами[20], или глиняными крынками. Лущить семечки на пробу и пить горилку с заезжими селянами, чтоб на душе прояснилось. А может, податься в степь под Полтаву, лечь в ковыль и смотреть, как в небе кружит беркут. Или махнуть в Европу на последние деньги и забыть про все. И бросить в холодном Петербурге боевых товарищей-добровольцев? Нет, коли погибать, так всем вместе…
Больше всего Миллерова печалило, что Ендрихин, на которого было возложено столько надежд, не справился. Это и по нему видно: держится хорошо, но это только бравада. Напуган и растерян отчаянный ротмистр. Не знает, что делать. Полковник решил, что в такой ситуации ни за что не расскажет о слежке, которую опять заметил накануне.
– Господа, обстоятельства таковы, что я вынужден настаивать на вашем отъезде из Петербурга, – сказал Ендрихин.
Александрович слишком громко выразил недовольство:
– Так велика опасность?
– Опасность не настолько велика, но мы не знаем, откуда она может появиться, – ответил Ендрихин. – Мы на мушке и не видим, откуда в нас целятся.
– Разбежаться – значит признать свое поражение, – заметил Миллеров.
– Мы ни с кем не воюем, господни полковник, – раздраженно ответил Ендрихин.
– Да, но с нами воюют…
За столом повисло самое тягостное молчание, какое только можно было представить. Никто не знал, что сказать, чтобы не стало еще хуже. Каждое оброненное слово может стать искрой, от которой вспыхнет уголек раздора. Не хватало только еще ссоры между ними. При горячности Александровича нельзя было поручиться, что он не устроит какую-нибудь выходку. В трактире народу мало, это привлекло бы ненужное внимание.
– Сейчас главное – найти пропажу, – наконец решился Ендрихин.
– И наказать убийцу нашего князя, – добавил Александрович.
Со всем этим Миллеров был согласен. Только оставался вопрос: как искать пропавшие алмазы? О чем он и напомнил. Они были солдатами, а не полицейскими ищейками.
– У меня есть человек, который нам в этом поможет, – сказал Ендрихин.
Александрович выразил недоверие:
– Это кто такой?
– Из сыска. Очень дельный и разумный человек.
– Сыщик! – фыркнул Александрович. – Какой позор…
Миллеров в чем-то был согласен с поручиком, но в такой ситуации любое здравое предложение нельзя было отвергать.
– А что этот сыщик сможет? – спросил он.
– Мне представляется, что он сумеет найти украденный фонд…
– А убийцу князя?
Ендрихин кивнул.
– Только за это он потребует кое-что взамен, – добавил он.
– Продажная, мерзкая полицейская душонка!
Александровича надо было унять, иначе добром бы не кончилось. Миллеров, как старший по званию, потребовал соблюдать дисциплину. Поворчав, поручик подчинился.
– Насколько высока будет плата? – спросил Миллеров. – Он захочет часть нашего фонда? Какую именно?
– К счастью, деньги его не интересуют, – ответил Ендрихин.
– Тогда что же?
– Он захочет получить от меня ответы на все вопросы. Причем через несколько часов.
– И какое ваше мнение, Петр Сергеевич?
– А вы как думаете, господин полковник?
Нужных слов у Миллерова не нашлось. Да и не могло быть. Он хотел подробно, как привык, проговорить вероятные варианты развития событий, но тут к их столу подошел господин располагающего вида и несколько неприметной внешности. Он извинился за грубое вторжение и сразу, без церемоний, протянул Ендрихину обычный почтовый конверт, на котором нарочито печатными буквами был выведен адресат. Письмо непременно просили передать лично в руки. И пока Ендрихин боролся с сомнениями, незнакомец положил перед ним конверт и как-то слишком стремительно исчез. Растаял, как призрак.
