Четыре часа капитан рассказывал о том, что удалось узнать, увидеть, услышать и даже почувствовать. Коменданта интересовала каждая деталь. Его дотошный допрос порядком утомил капитана, потому, когда он покинул кабинет, он чувствовал себя выжатым, но довольным. Так или иначе все меры будут предприняты, а дальше будь, что будет. Не для того ли нужна армия, чтобы грудью встретить любого врага и любую опасность. Даже если не представляешь, что это такое.
Сейчас он даже завидовал гарнизону крепости – их не коснется тот ураган, который готовят враги. Далековато от передовой. Конечно им не сладко приходится, они не знали нормального отдыха и сна вот уже много месяцев. Ночью работы, днем бомбежка, но тем не менее, сейчас им повезло. Когда-то же им должно было повезти.
Капитан отправился в лавку, где купил много папирос, чая и сахара. Что-то подсказывало ему, что он еще не скоро тут окажется. Окопная жизнь продолжалась. Какое бы там ни было оружие, его подразделение вернется в крепость через девять дней. Возможно им повезет, и они не испытают на своей шкуре столкновения с неизвестностью. Вскоре его разыскал Пафнутий, и они сразу же двинулись на передовую.
Андре испытывал странные чувства приближаясь к передовой, с одной стороны опостылевшие окопы и блиндажи сидели в печенках, с другой – это его дом. Он не лгал себе и понимал, что он действительно тут живет. Знает каждую кочку и рытвину, хотя пейзаж и меняется в следствие постоянных артобстрелов. Их встретил дежурный и доложил о потерях и состоянии подразделения. Никаких из ряда вон выходящих происшествий, кроме войны, не случилось. Капитан добрался до койки и провалился в сон.
Проснулся он по тревоге, уже топали сапоги по земле, бряцало оружие. Андре прислушался, что-то не так. Нет привычных деловых криков офицеров и унтеров. Нет ленивого и беззлобного обругивания. Капитан вжался в койку, по спине пробежал холодок. Нет этого уверенного презрения к опасности, коим сопровождается каждая тревога. Что-то не так и, кажется, он даже знает, что.
– Ваше благородие! Беда, чудь какая-то ползет! – Пафнутий влетел в блиндаж без стука, что говорило только об одном, произошло что-то из ряда вон происходящее.
Андре ничего не ответил, вскочил на ноги и принялся переодеваться.
– Музыкантов строй, бегом. – холодный, начисто лишенный всех эмоций голос плетью стегнул по ушам ординарца, тот вздрогнул, поежился и кивнув рванул прочь.
Капитан вышел из блиндажа, посмотрел на небо. Ни облачка, бесконечная, безбрежная синева. Он двинулся вдоль окопа. Бойцы, мимо которых он проходил быстрым шагом, удивленно переглядывались. Впервые видели его в парадной форме, при всех орденах. Воины удивленно перешептывались, иные вытягивались по струнке.
– Господин капитан, разрешите доложить, унтер-офицер Хмельников! – перед ним возник бравый унтер. Высокий, широкоплечий, с роскошными усами. Форма, как с иголочки, а в сапоги можно глядеться, как в зеркало.
– Докладывай! – Андре исполнил ответное воинское приветствие.
– Полковой оркестр по вашему приказу построен, жду дальнейших приказов! – Козырек его фуражке отчаянно блестел на солнце.
– Вольно! – Капитан придерживая саблю пошагал к оркестру, следом двинулся унтер и Пафнутий.
– Смирно! – Солдаты вдоль всего окопа стояли как по нитке, плечо к плечу. Им пришлось повернуться внутрь окопа, этого Андре и добивался. Нечего пока смотреть на тот ужас, который вот-вот наползет на окопы.
Он вышел к оркестру и с видом придирчивого начальника оглядел его. Кивнул начальнику и взобрался на бруствер. Теперь он стоял лицом к вражеским позициям, а солдаты спиной. Огромная, страшная волна газа ползла к ним. Казалось, что это живой зверь, который подминает под себя все, что встретит на своем пути.
– Бойцы, славные защитники России! Надежда ее и опора! Братья! Прямо сейчас я стою тут для того, чтобы исполнить свой долг! Чтобы отплатить родине за все, что она для меня сделала! – Солдаты стояли по стойке смирно, только головы повернули к командиру. Андре взглянул на наползающее марево. В его недрах терялись проволочные заграждения и деревья, прожорливый зверь уничтожал все на своем пути, не разбираясь. Андре знобило, по спине тек пот.
– Страшно ли мне? Страшно, братцы, так как никогда! Но что такое страх? Это друг мой, который дает мне сил! С ним вместе прошел я одну войну, с ним пройду и вторую! Прямо за моей спиной стоит моя мать! И мне некуда отступать! – Капитан внимательно смотрел на бойцов. Ужас, панический ужас в глазах, перекошенные лица. Еще секунда и они рванут прочь, не разбирая дороги будут бежать. Бросят оружие и гонимые ужасом будут бежать пока не выбьются из сил. Он бы и сам приказал им бежать, если бы хоть один из них мог бежать быстрее ветра, он бы дал им шанс.
– За моей спиной не поле, не крепость, не земля, но Россия. Каждый шаг по которой, должен обойтись врагу втридорога! Кто видел меня в бою!? Кто знает, что слов на ветер я не бросаю!? Не пройдет никто тут без моего разрешения! Ни один немец поганый! – Андре вынул из ножен саблю и воткнул ее перед собой в землю. Обвел взглядом бойцов, положил руки на эфес. Мало, нужно что-то еще, что-то что сохранит их разум еще пол минуты. Облако газа, уже не выглядящее сплошной стеной было совсем близко. Можно было рассмотреть, как желтеет попавшая в него трава, как пригибается она к земле, не способная выжить в этом яде.
– Господь с нами! Так ежели он хочет, чтобы я погиб сегодня, так пусть так и случится, но ежели нет, то уж и от немцев бежать я не собираюсь! – Капитан достал револьвер, откинул барабан, достал один патрон и выкинул. На него с удивлением, на секунду забыв о подступающей смерти, смотрели солдаты. Андре вернул барабан на место и оглядел своих воинов. Удивление, но не страх. В руке у капитана револьвер, в нем пять патронов и одно пустое гнездо. Андре выдохнул, прокрутил барабан и приставил ствол к виску.
– Прости меня, Господи! – Глядя в глаза солдату, который истекал потом и мелко дрожал, Андре нажал на курок. Раздался сухой щелчок и больше ничего. Строй взревел от восторга. Капитан улыбнулся, убрал револьвер и снова положил руки на эфес сабли. Так он и собирался встретить подступившую уже волну газа, с широко расставленными ногами, руками, возложенными на эфес георгиевского оружия и гордо поднятой головой.
– Оркестр, музыку! Слушай мою команду, кругом! – Строй абсолютно синхронно повернулся на каблуках, как раз за секунду до того, как волна газа окутала все вокруг, заслонив собою солнце.
Андре закрыл глаза и задержал дыхание. Сложно понять, что происходило дальше. Сначала стал затухать оркестр. Кто-то сбился с ритма, заиграл невпопад, замолкали трубы, одна за другой, звук угасал вместе с жизнями хозяев. Иногда из последних сил пробивался одинокий горн, но то была не мелодия, но страшный скрежет страдающего музыканта.
Потом кашель, ужасный бесконечный кашель. Не тот кашель, что мучает при простуде, но отвратительный, надрывный, дерущий глотку и не дающий набрать воздуха в грудь. Когда удавалось вдохнуть, то новая порция отравы поступал в легкие усиливая боль. Кашель быстро превращался в бульканье, кровавые сгустки летели изо ртов умирающих солдат. Бесконечная агония, тела воинов, скрюченные в ужасных муках, руки, царапающие до крови свои же глотки. Обожженные, помутневшие глаза, а у иных и вытекающие. Кашель переходил в вой и обессиленный хрип, невозможно дышать, но и не дышать невозможно. Что бы ты не делал, ты получаешь лишь муку, боль распаляла еще большую боль. Где-то послышались выстрелы, кто-то облегчал свою участь, не выдержав страданий.
Бравый унтер вгрызался окровавленными зубами в землю. Начисто лишенный рассудка он искал хоть какого-то спасения, но тщетно. Газ уже пожрал его глаза и навсегда искалечил легкие. Ужасные страдания отняли разум, а весь рот заполняла земля, замешанная с кровью. Старый ординарец тут же рядом, уперев голову в эскарп, рвал бороду, просто чтобы ослабить бушующий в груди пожар. Неторопливо, раз за разом выдергивал из бороды клоки волос. Глаза его были закрыты и потому пока были целы, но разум пошатнулся. Ему казалось, что пришел судный день и если он откроет глаза, чтобы оглядеться, то Господь отнимет их. Грудь пожирал огонь, а он вздрагивал от каждого звука. Где-то рядом прекратился кашель, теперь слышен только слабый хрип и бульканье. Грохнул выстрел, старик вскрикнул, от чего изо рта хлынул новый поток крови, Пафнутий закашлялся. Теперь старик повалился на землю и без остановки кашлял. Он прижал руку ко рту и почувствовал, что изо рта вылетают какие-то ошметки. Пафнутий не знал, что дотрагивается до кусочков своих же легких. Прапорщик полз прочь от этого ада, пока глаза еще могли видеть он выбрался из окопа и побежал. Но вскоре упал и не смог встать. Изо рта лилась кровь, а в ушах звенело. Он продолжал ползти до тех пор, пока все вокруг не померкло. жажда жизни гнала его вперед не смотря ни на что. Он дотронулся до века, чуть надавил и почувствовал, как из-под него потекла какая-то слизь. Этой слизью был левый глаз прапорщика.
