— Узнал возможного убийцу, — сказал Родион.
От неожиданности Лебедев перестал жевать:
— Вот даже как. И кто же это?
— Фамилию назвать не могу. Зато понимаю, кто им не мог быть.
— Ах, это… — Лебедев расцвел благодушной улыбкой. — Игры логики. Что ж, результат, можно сказать, приблизительный. А можно и нулевой.
— Какой есть. Могу попросить о помощи?
Родиону распахнули широчайшие объятия:
— Давно бы так! Сколько угодно! Просите чего хотите.
— Где располагается салон Монфлери?
— Располагается в конце Гагаринской улицы, но соваться туда бесполезно.
— Просто хотел подстричься, освежиться, так сказать…
— Знаем мы вас, освежительных! — Лебедев погрозил все тем же мощным пальцем. — Разнюхать что-то хотите. Но ничего не выйдет. Без моей помощи, конечно.
— Салон глубоко секретный?
— Нет, даже вывеска имеется. Но зайдете с улицы, вами и заниматься не станут. Вернее, назовут цену в пятьдесят или сто рублей.
— Это неразумно дорого для стрижки.
— Не то слово. Лично мне она обходится в червонец.
— Но это просто грабеж! — оскорбился чиновник полиции.
— Такую цену могут предложить только постоянным клиентам. Или новым, которых приводит постоянный клиент. Все строго. Ну так как, пригодится вам еще старик Лебедев?
Родиону было ужасно жалко десяти рублей. С тех пор как вернулся издалека, жалованье ему выплатить не успели, а своих денег оставалось в обрез.
Аполлон Григорьевич широким жестом хлопнул по плечу:
— Ладно, угощаю на первый раз. В два часа и без опозданий. Месье Монфлери не терпит опозданий.
— Парадный мундир надевать? — скромно спросил Родион.
— И шпагу пристегните. Все-таки в священный храм куаферного искусства приглашены.
— Если не заржавела — обязательно пристегну…
— Как же мне вас не хватало, дорогой вы мой! — вскричал Аполлон Григорьевич, но от бурного выражения чувств удержался. Только спросил: — Как собираетесь убить время?
— Буду искать убийцу. Других развлечений нет.
— Молодец! А мне можно с вами?
— Был бы рад, но боюсь, что дама может испугаться такого количества блестящих мужчин из полиции.
— Что за дама? — спросил Лебедев с явным интересом.
— Жена одного из ваших знакомых.
— Смотрите там, не особо перья распускайте. И не опаздывать, как договорились!
Смахнув чемоданчиком стопку бланков, Лебедев покинул участок, чрезвычайно довольный собой.
* * *
Коля погибал от скуки. Он испробовал все развлечения, какие можно найти в номере дорогого отеля. Заказал себе завтрак. Приказал почистить обувь и костюм. Повисел на подоконнике, разглядывая набережную реки Мойки. Покидал подушки в потолок. Повалялся вверх ногами на всех креслах и диване. Измерил шагами длину и ширину гостиной. Затем провел измерения при помощи растянутых пальцев. Испробовал кидание бумажным шариком в фарфоровую вазу. Попинал шарик по паркету. На этом развлечения кончились. Осталось только валяться и смотреть в потолок. Ну не спать же. Даже представить сложно, как тяжело дается безделье.
И вдруг светлая мысль осенила его юную голову. Почему бы ему не пройтись в новом облике по Невскому проспекту? Проветрится, а заодно тренировка перед вечерним боем. Отработать на живых людях повадки наследника рудников. Взгляд ленивый, манеры деспотичные, осанка вызывающая. Ну и все в таком роде. Он ведь не просто будет гулять, а оттачивать мастерство перевоплощения. Искра — дама с тонким чутьем. Только дай слабину — сразу смотает удочки. Тренировка и еще раз тренировка!
Не теряя драгоценного времени, он тщательно оделся, взбил новые кудри, нацепил золотые побрякушки и был готов.
Выход из гостиницы получился как нельзя лучше. Швейцар не только распахнул парадную дверь, но и сник в глубоком поклоне. Коля сунул ему трешку. Как принято у миллионеров. Он пошел к Невскому, купаясь в женских взглядах. Как все-таки мало надо, чтобы замухрышка в ношеном пальто стал притягивать их внимание. О женщины… Бросаетесь на блеск и мишуру! И не замечаете истинных достоинств. Ну ладно…
Коля лениво переставлял до блеска начищенные ботинки, высокомерно вертел головой и всячески изображал презрение к серой толпе. Солнце слепило глаза, он не разбирал лиц, только силуэты. Вдруг что-то впилось в плечо и впечатало в мостовую. Он чуть не грохнулся спиной. За подобное поведение с важной персоной полагается немедленное возмездие. Гривцов развернулся, занеся язык для гневного слова, как язык его застрял в горле.
Пристав Бранденбург стоял перед ним, уперев руку в бок.
— Вот, значит, как, прохлаждаемся, — сказал Адольф Александрович.
От звука этого голоса нахлынули горькие воспоминания. Наследник рудников ощутил предательскую слабость в животе.
— Я… Это… — пропищал он.
— Службу прогуливаем, в участок вторые сутки не являемся. А все почему? А потому, что господин Гривцов изволят прогуливаться на солнышке… Чудесно…
— Это… значит… задание… — кое-как выдавил Коля.
— У вас задание бездельничать? Так теперь называется «предоставить для особых поручений»? Такие у вас особые поручения — на солнышке нежиться?
Приставу явно не давало покоя весеннее светило. Коля хотел объяснить, что это совсем не то, что можно подумать. Он на ответственном задании, можно сказать — рискует жизнью. И даже сейчас напрягает все силы, чтобы войти в образ. Но из горла раздался жалкий хрип. Наследник буквально потерял голос от расстройства.
— Вам и сказать нечего? — обрадовался пристав. — Каков герой! Молчать будете в другом месте. А у меня разговор с такими господами короток — за ушко и на солнышко!
Железная лапа сжала ухо и вздернула. Коля взвизгнул, вырвался что было сил и бросился наутек.
Роскошный наследник несся, не разбирая дороги, толкая прохожих. На него оборачивались и высказывали замечания о дурном воспитании. Но ему было все равно. Он не оглядывался, преследует Бранденбург или отстал. Какая теперь разница.
Ухо жгло раскаленным углем, на глаза навернулись слезы. Хуже всего был позор, в который его окунули, как паршивого котенка в лужу. Это же надо: чиновника полиции прилюдно оттаскали за ухо. Чего доброго в газетах опишут: занятный случай на проспекте — пристав оттаскал за ухо барчука. Будет смеху. Лишь бы никто не видел. Лишь бы пронесло. Этого Бранденбургу никогда не забудет. И не простит. Между ними — кровная месть и кровавое ухо.
Коля влетел в отель, чуть не вышибив дверь, швейцар еле успел отскочить, и закрылся в номере.
Честь растоптана, надо спасать ухо. Где это видано: наследник миллионов — а ухо красное! Полная катастрофа.
* * *
Елена Михайловна гордилась своей фигуркой. Такой миниатюрной и стройной женщины она нигде не встречала. Во всяком случае, в обществе, в которое она входила с мужем. Не самое аристократическое, но все люди с положением, умеющие ценить женскую красоту. Так вот. Она имела твердую репутацию самой изящной из супруг. Это изящество не испортили ни рождение двух очаровательных малышей, ни семейные хлопоты, ни домашние заботы. Она сохранила юную талию, и бедра ее до сих пор вызывали восхищение. Елена Михайловна прекрасно знала, какой огонек блестел в мужском взгляде, когда она в облегающем, по моде, платье входила в гостиную или бальную залу. Этот взгляд, тревожащий и волнующий, был ей приятен и даже необходим. Этого взгляда она ждала и от каждого мужчины как подтверждение, что и в тридцать лет свежа и стройна.
Однако молодой человек, вызывающе симпатичный, особенно в части вороненых усов, не думал выразить хозяйке ничтожный комплимент. В голубых глазах его Елена Михайловна не нашла ни восхищения, ни задора, ни соблазна. Он смотрел так… Она не могла объяснить, что было в этом взгляде. Как будто юноша видел ее насквозь, до самых глухих закутков души, при этом не сомневался в своем превосходстве. Было еще в этом взгляде что-то совсем уж циничное, но Елена Михайловна не разобрала, что именно, и только обиделась проявленным невниманием. Она взглянула в зеркало — может, с одеждой непорядок. Нет, новое платье с нежным отливом сидело отлично. И фигуру ничто не портило.
Елена Михайловна успокоилась, решив, что юноша подслеповат или совершенный чурбан, раз его не тронула такая красота. Когда же узнала, что гость из полиции, даже обрадовалась. Вот в чем дело! Ну конечно, у них там, в полиции, нет приличных мужчин, одни олухи. И все-таки не похож он на законченного дикаря. Есть в нем что-то притягательное, словно искорки вспыхивают. Она посчитала, что молодой человек заслуживает ласки. И предложила ему садиться.
Пока его разглядывали, Ванзаров успел оценить потуги хозяйки на аристократический стиль. Потуги были серьезные, бронза и портьеры на нужных местах. Но вот легкость настоящего стиля пока не давалась. Ничего, и это придет к ее детям. Если, конечно, отец семейства на скромной должности поддержит достаток.
