Однако, по словам Ай Суна, пытка бамбуком еще страшнее — и не такая уж большая редкость в Китае, как можно было бы предположить, учитывая ее жестокость.
Причиняющая долгую, мучительную, невообразимую боль, эта самая жестокая и чудовищная пытка приводит в ужас только при мысли о ней.
Преступников, подвергаемых такому наказанию, привязывают над бамбуковым ростком голыми, с расставленными в стороны ногами.
Чтобы я поняла всю чудовищность казни, Ай Сун поясняет, что, хотя бамбуковый росток похож на безобидную спаржу, он тверд как железо. Когда бамбук начинает подниматься, ничто не может остановить его. Он может проткнуть все, что угодно, во время роста. Пусть это будет асфальт или что-нибудь такое же плотное, бамбук проходит сквозь препятствие, будто его нет вовсе.
Он растет с удивительной быстротой вертикально вверх в течение тридцати дней. За это время бамбук может достичь высоты в семьдесят пять футов. Потом его рост прекращается. Тогда он покрывается прочной, как раковина, корой, и его листья медленно разворачиваются. Они мягкие и воздушные, тоньше, чем у ивы.
И вот во время роста бамбук проходит насквозь через человека, который медленно умирает стоя, находясь в сознании, потом у него начинается жар, и в конце концов после нескольких дней страданий наступает конец.
— Еще страшнее, когда человека привязывают к столбу под палящим солнцем, обмазывают негашеной известью и ничего не дают, кроме воды, — продолжает свой рассказ Ай Сун. — Человек терпит и терпит из последних сил, потому что только так может остаться в живых. В конце концов он не выдерживает и начинает пить воду, которая всегда стоит в пределах его досягаемости. Как только человек напивается, то потеет, и пот вступает в реакцию с известью, вызывая сильное жжение.
У меня кружится голова, и я чуть не теряю сознание, когда мы уходим из пыточной, а Ай Сун продолжает описывать еще более ужасные наказания. Например, пойманного вора подвешивают за руки, вывернутые назад. Он остается в живых, пока напрягает мышцы, но как только расслабляет их, разрываются кровеносные сосуды и жизнь покидает его вместе с вытекающей кровью.
Этих несчастных всегда подвешивают так в общественном месте, говорит Ай Сун, и чиновники наблюдают, чтобы никто не мог освободить их.
Друзья приговоренного к смерти обычно просят представителя власти его пощадить. Если они могут возместить стоимость похищенного им, то вора снимают с дыбы и отпускают. Если нет, то преступник висит, пока ему не откажут мышцы, и он не умрет.
Еще — человека закапывают по горло в землю лицом к солнцу. Веки закрепляют так, чтобы он не мог закрыть их, и в таком положении его оставляют умирать.
Кроме того, чтобы наказать преступника, ему загоняют под ногти бамбуковые щепки и поджигают их.
— Хватит! — кричу я удивленному гиду. — Вы мучаете меня.
— Вы суеверны? — спрашивает меня чуть позже Ай Сун.
— Суеверна? Наверное, как все.
— Вы хотите попытать счастья?
Я думаю о навязанной мне гонке до финишной черты и отвечаю утвердительно.
— Тогда мы отправимся в Храм пятисот богов, и вы узнаете свою судьбу.
Фредерик неотступно следует за нами. В храме Ай Сун ставит ароматические палочки в медный сосуд перед богом удачи. Потом он берет со стола две деревяшки. Отполированные и грязные от частого пользования, они, если их соединить вместе, по форме напоминают грушу.
Держа эти деревяшки — китаец называет их голубем удачи — сложенными вместе плоскими сторонами, он совершает ими три круговых движения над тлеющими ароматическими палочками и бросает их на пол.
— Если одна половина голубя удачи падает выпуклой стороной вверх, а плоской вниз, значит — повезет. Если они упали в одинаковом положении — не повезет. Как видите, мне не повезет, потому что они обе лежат на одной и той же стороне.
Результатом он явно недоволен.
Теперь я беру голубя удачи. От волнения у меня трясется рука, и я чувствую, как подпрыгивает сердце, когда я совершаю круговые движения над горящими палочками.
Бросаю деревяшки. Одна падает одной стороной вверх, а вторая — другой. Я с облегчением вздыхаю и улыбаюсь.
Мне должно повезти.
Теперь очередь Фредерика, но он отказывается от гадания:
— Я сам творец своего счастья.
Ай Сун ведет нас в здание, где, как он говорит, будет приятно вкусить легкие китайские блюда. Пройдя через ворота в высокой стене, мы оказываемся в прелестном саду перед невозмутимой гладью озера. На противоположном берегу низкие деревья свисающими ветками касаются неподвижной воды, в которой стоят длинноногие аисты, грациозные птицы, знакомые мне по рисункам на китайских веерах.
Гид приводит нас в комнату, отгороженную от внутреннего двора большими резными воротами. Внутри стоят жесткие деревянные стулья и столы.
Мы садимся за стол и слышим пение под странные, тоскливые звуки тамтама и пронзительной флейты.
— Мы в Храме мертвых, — говорит нам Ай Сун.
Я вспоминаю, что сегодня Рождество.
— Мы совершаем рождественскую трапезу в Храме мертвых, — обращаюсь я к Фредерику.
— Будем надеяться, мертвые не помешают нам насладиться вкусной пищей.
Пока мы едим, Ай Сун рассказывает нам о посмертном ритуале.
— Когда умирает человек, ночью разжигают костер и бросают в огонь вещи домашнего обихода, такие как шкатулки, где хранились деньги, коробки, в которых лежала женская одежда, и прочее, в то время как священнослужители играют на флейтах. Демон покидает тело покойного, чтобы сохранить его собственность, а назад уже не может возвратиться, и тогда душа спасена.
Я поднимаюсь по высоким каменным ступеням к водяным часам, которым, по словам Ай Суна, пятьсот лет, и они никогда не останавливались, и их никогда не чинили.
В небольших нишах в каменной стене стоят божки, а перед ними дымятся ароматические палочки. Водяные часы состоят из четырех медных сосудов — каждый величиной с деревянную бадью, — расположенных друг под другом лесенкой. Они соединены желобом, по которому вода переливается из сосуда в сосуд. Деревянная линейка, прикрепленная к нижнему сосуду, поднимается по мере наполнения его водой, указывая час.
Для горожан время отмечают на доске, висящей рядом с храмом. Самый верхний сосуд наполняется водой раз в сутки, и другого обслуживания для часов не требуется.
Когда я спускаюсь к двери внизу лестницы, какой-то человек, одетый во все черное, вдруг выхватывает мою сумочку, сильно толкает меня, так что я падаю, и выбегает через дверь.
Я вскакиваю и кидаюсь к двери, а за ней вдруг оказывается группа людей, которые не дают мне открыть ее.
Фредерик находится снаружи. Он кричит «стой!» убегающему человеку и бросается за ним в погоню. Я же, кипя от негодования и пронзительно визжа, давлю на дверь.
Люди с другой ее стороны расступаются, и я, прорвавшись сквозь них, несусь в том направлении, в каком скрылись Фредерик и вор. Я не пробежала и десятка шагов, как из-за угла дома выходит Селус и с видом победителя отдает мне сумочку.
— Отнял.
— Воры никогда не упускают случая и делают свои дела за считанные секунды. — Я проверяю содержимое сумочки.
— Он бросил ее, когда я догонял его. Что-нибудь пропало?
— Нет.
— Прекрасно. Значит, голубь счастья не обманул — вам повезло.
— Какое же это везение, если у меня воруют сумочку! Разве везением назовешь, когда толпа вдруг собралась у двери, и я не могла броситься за жуликом.
Я киплю от негодования и прошу Ай Суна немедленно доставить меня на «Пувань».
Ясно как божий день — похитителю нужны были не деньги, а ключ.
Также очевидно, что Фредерик специально организовал наше посещение места, где можно легко устроить такую «операцию», а это значит, что гид тоже в ней задействован.
После этого случая я холодна и сдержанна с Фредериком.
— Попросите на чай у вашего приятеля воришки, — говорю я Ай Суну, когда он доставляет нас к забортному трапу судна, отказав гиду в вознаграждении.
Тот ничего не отвечает, а только сверкает на меня виноватым и обиженным взглядом.
Всему есть предел — не хватает еще платить за то, что тебя пытались ограбить.
После нашего возвращения на «Пувань» я не могу избавиться от ощущения внутренней пустоты. Сегодня Рождество, и мне жаль, что я не дома за праздничным столом.
Страдая от тошноты и головной боли, я иду в свою каюту, и вскоре мы отплываем обратно в Гонконг.
Вор ничего не украл у меня, за исключением последней надежды, что Фредерик проводит со мной время, потому что питает ко мне симпатии.
И еще я лишилась чувства безопасности. Я в Китае, за тысячи миль от махдистов и Порт-Саида, а со мной все еще может произойти что угодно.
