— Загляните-ка сюда, коллега, — широким жестом предложил Разуваев, указывая на диванчик, развернутый цветастой спинкой ко входу.
На шелковых подушках лежала барышня в сером платье с глухим воротничком под самое горло. Волосы черного отлива туго затянуты в пучок, лицо бледного землистого оттенка с большими синяками под глазницами, в общем, не красавица. На вид — не более двадцати двух, но выглядит глубоко замученной жизнью. Глаза голубоватого отлива, тусклые, как у русалки. Шея неестественно изогнутая, подбородок прижат к груди. Девушка лежала неудобно, скособочившись и сжавшись. Одна рука подвернулась под спину сломанной тростинкой, правая свешивалась безвольно. Диванчика хватило, чтоб целиком спрятать от случайного взгляда щуплое тельце. К тому же окончательно мертвое.
— Ну, как вам гостинец к празднику? — Иван Васильевич горестно усмехнулся, выражая накопившуюся обиду и ожидая законного сочувствия. Что за нелепость — тратить на расследование праздничные дни, вместо того чтобы проводить время с женой и детишками. Он ведь не великий сыщик, как некоторые, а мирный обыватель.
— У вас уже есть версия, что здесь произошло? Я прямо в растерянности, не знаю, что и подумать! — Родион старался быть предельно вежливым, не позволяя себе умничать перед старшим товарищем.
Разуваев покровительственно хлопнул по плечу:
— Эх, Ванзаров, вам еще многому надо учиться… Все в облаках витаете. А ведь жизнь, она, знаете ли, проще… Тут произошел самый заурядный факт любовной драмы. Взыграли страсти, и вот результат.
— Не понимаю, Иван Васильевич, раскройте загадку!
— Ну, так и быть, учитесь основам ремесла. Сегодня утром к этой барышне…
— Личность ее установлена?
— Некая Водянова Дарья Иванова…[12]
— Имя по паспорту выяснили?
— Паспорт?.. При чем тут паспорт! В книге регистрации пансиона записана, с начала марта месяца проживает… Так, о чем я?.. Ванзаров, не перебивайте!
— Извините…
— Еще раз встрянете — отправлю за дверь… Ну так вот, к ней заявился сердечный гость. Слово за слово, взыграла ревность, посыпались обвинения и упреки, потом — выстрел, и вот вам труп на праздничек. После чего убийца хладнокровно бросает оружие и выходит из комнаты… Вся история. Кажется, ищи теперь ветра в поле?
Словно не расслышав, Родион принялся так старательно оглядывать ковер вокруг дивана, что заподозрить его в быстроте и сообразительности было трудно.
— Ничего не пойму… Где же убийца пистолет оставил? Ох, помогите…
— Не там смотрите, правее берите… Вон у печки валяется.
— Ну надо же! А я не приметил…
Действительно, рядом с чугунной дверцей духового отверстия лежал револьвер с длинным стволом. Издалека можно ошибиться, но, скорее всего, хорошо знакомая американская модель. Прямо скажем: не новая. Револьвер был немного младше Родиона, его история подходила к концу, но оставался еще на вооружении кавалерии и, бывало, попадал в частные руки. Вещица тяжелая и очень опасная.
— Полагаете, тип оружия указывает на мужчину? — спросил любознательный юноша.
Чиновник гордо хмыкнул:
— Еще как полагаем!.. Только револьвер тут ни при чем. Горничная видела, как убегал наш голубчик.
— Она смогла его описать?
— Ни к чему описания, говорит: часто здесь бывал… Только имени не знает.
— Большая удача, поздравляю.
— Именно так. Дело пустяковое, считай, преступник уже пойман… Вот разберусь с бумагами и возьму его тепленьким.
Согласившись, Ванзаров все же аккуратно спросил:
— Иван Васильевич, я вот понять не могу: зачем убийца так странно бросил оружие?
— Что же тут, по-вашему, странного?
— Оставил на виду такую улику. Зачем-то пошел к печке, которая в другой стороне от выхода. С чего это? Неужели не подумал…
Чиновник самодовольно улыбнулся:
— В том-то и дело, что в таких моментах обычно не думают. Не до того, голубчик, было в мягких муромах у нас… Хо-хо!.. Выхватил револьвер, стрельнул, испугался, что натворил, бросился к печке, оружие выронил и был таков. Глупейшее убийство. Сразу видно: дилетант с порывом.
— Так, по-вашему, убийство не было запланировано?
— Нет, это все нервы шалят… А вы что, предполагаете злой умысел?
Родион помедлил, чтобы подобрать дипломатичные словечки:
— Приехать в гости к любовнице с таким револьвером — довольно странно. Девушка хрупкая, вид болезненный, если было желание с ней покончить — можно задушить тихо и быстро. А тут — оружие, каким лошадь с пятидесяти шагов завалить можно. Огромная убойная сила, три сосновых доски прошивает, насколько помню. Калибр 10,67, судя по стволу…
— Ай, глупости! — отмахнулся опытный чиновник. — Кто в порыве страсти думает про убойную силу? Ну, держал под рукой на всякий случай.
— Полагаете, убийца опасался чего-то?
— Да нечего полагать! — в некотором раздражении бросил старший товарищ. — Носил при себе револьвер, и все тут. На том и попадется. Глупый и невоздержанный тип. Вон как пальнул бестолково…
На платье чуть ниже правой груди растеклось рваное пятно, бурое и подсыхающее. Если стрелять от печки, то выстрел будет не из легких, а результат почти случайным. Барышня должна была подставить грудь под пулю, как взлетающая птица, да еще в порыве страсти замереть, чтобы попасть было удобнее. Как бы пригодился сейчас эксперт! Но где же его взять в праздники.
Копаться в ране Ванзаров не рискнул, но обратил внимание на крохотный предмет. Вышитая подушечка, называемая «думочка», какие подкладывают под щеку, касалась уголком платья, но выглядела неопрятной: шелковую ткань пронзала дыра. Стоило чуток приподнять, как с обратной стороны нашлась другая дырка с обугленными краями, густо усеянными черными точками. Улику Родион не стал трогать с места.
— Надо же, не заметил, — безрадостно признал Разуваев. — Но каков подлец! Стрелять в женщину почти в упор. Еще и подушку подложил под ствол. Чтобы, значит, выстрел приглушить…
— Да, стрелял с близкого расстояния, — согласился Родион. — Только не пойму, зачем так делать.
— Нам-то чего думать! Пусть у него голова болит… Что тут непонятного? — Разуваев откровенно раздражался. — Спонтанный поступок. Или вот вам объяснение: попугать захотел. Схватил подушку, уткнул ствол и давай угрожать! А тут палец соскользнул на курок, и готово дело… Случайность… И что вам не нравится?
— Только логика, Иван Васильевич. Что касается случайного выстрела — не похоже. Даже если палец соскользнет — ничего не получится. Взвод курка у этой модели тугой, с запасным ходом для предохранения. Револьвер стреляет так шумно, что крохотная подушка не спасет. Но убийца ее использует. Причем пристраивает к животу. Если бы стрелял в голову, тогда понятно: защищался от брызнувшего мозга… Извините… Но выстрел-то в сердце. Барышню куда проще пугать, наставив ствол в лицо. Только в этом случае подушка опять-таки бесполезна… Как думаете?
— Я же говорю: дилетант! Не знал, что из такой раны кровь хлестать не будет. Чистоплотный, вот и хотел предохраниться. Чтоб, значит, пятен на костюме не осталось.
— Это разумно…
— Вот видите! Сначала подумайте, а уж потом лезьте со своими рассуждениями… Эх, молодежь…
— Но как тогда объяснить, что думочка лежит рядом с барышней, а не отброшена в сторону? Убийца действует странно: выстрелил и положил подушку на диван, а пистолет бросил у печки. Для чего? В чем тут смысл? Даже в безумии должна быть последовательность, безумная, но все же. А тут — совершенно противоречивые поступки.
Иван Васильевич хотел ответить с ходу, хлестко и умно, но только не нашел подходящих слов. Потом еще не нашел, и еще, пока, наконец, совсем не растерялся. Логика юнца противной занозой разодрала такое простое и понятное дело. Ох уж эти брызнувшие мозги, обгоревшие подушки и все такое. Было и обидно, и противно.
— Знаете что, Ванзаров… — чиновник разозлился окончательно и даже отвернулся.
— Когда наступила смерть? — спросил Родион.
— Откуда мне знать! Доктор Белкин в участке сидит, чай с коньячком кушает и выезжать на мороз, видите ли, не желает… Я один кручусь. А еще вы со своими вопросами лезете… Час назад горничная в участок прибежала… Я ее в комнате соседней посадил. Желаете выяснять — милости прошу!
Разуваев сорвался на крик, так досадил ему мальчишка. А негодник и не думал сбавлять обороты, насел пуще прежнего:
— Я вот все думаю и не могу понять…
— Ну, что еще!
— Отчего вы решили, что приходил именно любовник?
— А кто же?!
— В комнате нет никаких следов дружеского визита или застолья: ни бутылок, ни приготовленного стола или блюд, ни цветов. Да что там — даже рождественской елки не имеется. Не говоря уже о подарках. Кажется, жертва не собиралась вовсе принимать гостей, судя по скромному платью. И получается…
