Бирман кивнул:
– Я понял. Дайте мне время до завтра. Завтра…
– К утру все должно быть готово, – перебил его мужчина. – А это забираю сегодня же.
Неизвестный выхватил шелковый мешочек, протянутый аптекарем, и, не прощаясь, вышел на улицу. Громко хлопнула дверь.
Магдалена задумалась на мгновение, затем торопливо собрала травы, которые Бирман успел для нее взвесить и завернуть, и запихнула их в принесенную с собой сумку. После чего бросила беглый взгляд на стол: там лежали еще какие-то травы. Магдалена и их сгребла в сумку. Кто знает, для чего они мне еще сгодятся, подумала она.
С сумкой в руках она бросилась к прилавку, а от него к двери.
– Эй! – закричал Бирман ей вслед. Лицо его побледнело, на лбу выступили бусинки пота. – Что ты задумала? Платить кто будет? Постой, он опасен! Ты не ведаешь…
Следующие слова слились с шумом улицы. Обходя снежные заносы и обгоняя укутанных прохожих, дочь палача спешила за убийцей альтенштадтского пастора. Она не успела пока ничего придумать, но не желала впредь зваться Магдаленой Куизль, если упустит свой шанс.
Ненастье бушевало и в Шонгау. Жители грелись у печей и надеялись только, чтобы дрова не закончились. По лесам вокруг города одиноко завывали волки, крыши заметало снегом, и балки скрипели под его тяжестью. Такую вьюгу даже старикам редко доводилось видеть, а со времен войны погоды хуже этой еще не было.
На улицах и в переулках города не было ни души. Кроме одинокого силуэта, пробиравшегося сквозь вьюгу от Речных ворот в сторону тюрьмы. Якоб Куизль придерживал левой рукой широкополую шляпу, а правой заслонил глаза, чтобы хоть что-то разглядеть в разразившемся хаосе. Он походил на черного великана в белеющем море. Палач ругался вполголоса, потому что трубка в такой снегопад погасла и придется постараться, чтобы снова поджечь отсыревший табак. А чтобы поразмыслить, Куизлю крайне необходимо было закурить именно сейчас.
Сразу после собрания Лехнер сообщил палачу, что снова отправляет его на поиски грабителей, чтобы тот обезвредил и вторую банду. Но в этот раз Куизль сам сможет выбрать себе помощников. Палач решил собрать лишь небольшой отряд. По сведениям главаря Шеллера, в лесах скрывалось всего четыре разбойника, хотя все они были умелыми бойцами. Каким-то неведомым до сих пор способом они выведывали запланированные маршруты торговцев. При этом все потерпевшие божились, что если и рассказывали о своих намерениях, то только в кругу коллег. И все же как-то сведения из этого круга просачивались. Уж не случилось ли так, что кто-то из дворян сам спутался с грабителями?
Раненых извозчиков торговца Маттиаса Хольцхофера уже расспросили, но сведения оказались довольно скудными. По их словам, нападавшие кутались в плащи и были вооружены арбалетами, мушкетами и саблями. Речь, вероятно, шла о небольшом, но довольно боеспособном отряде, значительно превосходящем обычные разбойничьи шайки.
Чтобы разузнать побольше об этой таинственной банде, палач, невзирая на буран, отправился в тюрьму. Он собрался повидаться с Гансом Шеллером.
Перед дверями массивной башни не было никакой стражи. Куизль предположил, что часовой сидел либо в каком-нибудь трактире, либо в стенах крепости. Кто станет упрекать его в этом при такой-то погоде? Палач дважды ударил в усиленную железом дверь, и внутри послышались шаги.
– Кто там? – раздался голос.
– Это Якоб Куизль. Открывай, пока меня ветром не сдуло.
В замке скрипнул ключ, и дверь немного приоткрылась. Из-за нее выглянуло заспанное лицо стражника Йоханнеса.
– Чего тебе? Последний твой визит обошелся мне в восемь крейцеров штрафа и лишний день на посту. Лехнер не любит, когда что-то делают за его спиной.
– Позволь мне еще раз поговорить с Шеллером. – Палач столь решительно распахнул дверь, что стражнику пришлось потесниться в сторону.
– Эй, Куизль, так не пойдет!
Куизль бросил ему небольшой мешочек.
– Возьми и успокойся.
Стражник с любопытством заглянул внутрь.
– Что это?
– Жевательный табак. Из западной Индии, земли, где змеи толще дубов. Жуй его, но не глотай. Он взбодрит тебя и согреет.
Йоханнес вернулся с подарком в руках к лавке в углу и понюхал содержимое мешочка.
– Хм, жевать? – Он снова взглянул на палача. – Только не сломай Шеллеру вторую руку. Иначе он окочурится еще до казни, а отвечать мне.
– Не беспокойся, я знаю, что делаю.
Палач шагнул к камерам, где разместили разбойников. В отличие от прошлого визита, в этот раз пленники не обратили на него никакого внимания. Мужчины и женщины, укрытые рваными плащами, ежились по углам на гнилой соломе и жались друг к другу, пытаясь согреться на январском морозе. Между ними лежал больной мальчик и трясся всем телом. В зарешеченное окошко задувал ветер. Перед заключенными стояла миска с плесневелым хлебом и кувшин для воды, скорее всего, пустой. Из ведра, куда справляли нужду, исходило такое зловоние, что палач невольно отступил на шаг. Ганс Шеллер смотрел на него пустым взором из-за решетки, мизинец на правой его руке вздулся до неузнаваемости.
– Опять ты, – прошептал Шеллер. – Чего тебе еще?
Палач резко развернулся.
– Что за свинарник здесь развели? – вскинулся он на стражника Йоханнеса, все еще занятого экзотическим зельем. – Этим людям ни есть, ни пить нечего. А где свежая солома и одеяла? Хочешь, чтобы они передохли еще до виселицы?
Стражник пожал плечами:
– Сам видишь, какая погода на улице. Я уже два раза запрашивал провизию, но никто так и не пришел.
– Так сходи сам.
– Прямо сейчас? – озадаченно спросил Йоханнес. – Но буран…
– Немедленно.
Палач шагнул к нему и поднял с лавки за воротник, так что стражник задрыгал ногами в воздухе. Лицо Йоханнеса стало пунцовым, а глаза вылезли из орбит.
– Вот так скоро почувствует себя Шеллер, – прошипел Куизль. – И, богом клянусь, ты тоже, если не сделаешь сейчас же, как я велю. Свежая вода, хлеб и теплые одеяла. Понял ты меня?
Стражник закивал, и Куизль опустил его на пол.
– Ну так ступай.
Не оборачиваясь, стражник поспешил на улицу. В открытую дверь ворвался ветер и начал задувать в тюрьму снег. Палач захлопнул дверь, и стало почти тихо. Слышались лишь плач младенца и далекие завывания вьюги. Главарь Шеллер изумленно уставился на палача. Он раскрыл было рот, чтобы что-то спросить, но Куизль его перебил.
– Помогло мальчику лекарство?
Шеллер кивнул. Увиденное лишило его дара речи.
– Зачем ты это делаешь? – спросил он наконец.
Якоб не обратил на вопрос внимания.
– Я говорил с Лехнером, – сказал он. – Виселица, и никакого колесования. Женщин и детей отпустят.
Шеллер расплылся в улыбке, однако лицо его тут же стало серьезным.
– Сколько еще? – спросил он.
Куизль вынул погасшую трубку изо рта.
– Если погода позволит, то через пару дней начнут разбирательство. Потом нужно подождать еще три дня, таков обычай. Трактирщик Земер устроит вам последний обед. Сало, клецки, капуста и каждому по кружке мускатного вина, чтобы скрасить последние ваши минуты.
Ганс кивнул.
– В общем, еще неделя… – Он помедлил. – Хорошо, что все закончится, – сказал наконец разбойник. – Это и не жизнь была вовсе.
Якоб не стал на это отвечать и сменил тему.
– Мне нужно еще кое-что узнать насчет второй банды. Ты говорил, что их было четверо. Четыре тарелки, четыре кружки, четыре ножа…
Шеллер снова кивнул.
– Ну да. Четвертый, видимо, как раз нужду справлял в лесу.
– Но эта четвертая посуда, – продолжал палач. – Она была грязная? Ее использовали?
Лицо у главаря стало задумчивым.
– Если тебя это интересует, то, вообще-то, нет. Ты прав. Три грязные тарелки лежали вокруг костра, а четвертую мы вместе с кружкой нашли в седельной сумке.
Куизль взял трубку в рот и в который раз уже пожалел, что табак отсырел.
– Это значит, что четвертого уже долгое время с ними не было. А может, он был в городе.
Шеллер пожал плечами.
– Какая разница, куда девался этот четвертый? Может, он давно уже от них смылся.
Палач рассказал ему о предположении секретаря, что кто-то выведывал тайные маршруты торговцев. Главарь кивнул.
– Понятно. Четвертый рыщет по городу и докладывает своим дружкам, кто как поедет. А тем остается только подкараулить. Обозы ведь толком не защищены, и торговцам бояться нечего. Неплохо. – Он ухмыльнулся, и палач заметил, что передних зубов у него почти не осталось. – Мог бы и сам додуматься… – Внезапно он замер. – Я тут вот еще что вспомнил.
– Что?
– Рядом с сумкой, которую ты приносил, еще кое-что было. Бутылочка из синего стекла, вся такая изящная. Открыли мы ее, и запахло, как при дворе французского короля, будь он неладен.
У Куизля чуть трубка изо рта не выпала.
– Ты имеешь в виду духи?
– Да, точно, – кивнул Шеллер. – Несло, как от весенней лужайки.
