— Принесите-ка мистеру Кри горячее питье, — сказала я Эвлин однажды вечером. Мой муж теперь завел привычку рано уходить к себе в спальню и там читать; я на это не жаловалась, потому что мне было вполне достаточно моего собственного общества. — Я думаю, милая моя Эвлин, что вам следует каждый вечер готовить ему чашечку. Это улучшит его сон, как по-вашему?
— Как вам будет угодно.
— Я вам уже сказала, как мне угодно. Горячее какао иной раз творит чудеса. Каждый вечер, не забывайте.
Подозреваю, что она с самого начала раскусила мой план и не стала противиться. Насколько я знаю, она всегда издали восхищалась мистером Кри и была к тому же чувственным созданием. Что касается самого мистера Кри, то он, как я уже отмечала, отличался бешеной похотью. Нескольких недель какао должно было хватить за глаза.
Вытирая пыль с восковых фруктов, Эвлин Мортимер вдруг услыхала, что в гостиную входит Джон Кри. И тут же, как она привыкла делать на сцене, начала мурлыкать мотивчик, означающий, что работа ей в радость.
— Что это за песня, Эвлин?
— Это даже не песня, сэр, — так, ничего. У нас это называется: легкий напев.
— Но на сердце у вас, мне кажется, вовсе не легко.
— Я всегда должна радоваться, сэр. Так желает миссис Кри.
— Вы не обязаны подчиняться моей жене во всем, правда ведь?
— Вот вы ей это и скажите.
После этой реплики, прозвучавшей достаточно резко, она стала напевать с еще большим наигранным весельем. Прикинулась, что поправляет в вазочке две восковые груши, и, оглянувшись украдкой, увидела, что мистер Кри смотрит в окно.
— Жена мне говорила, что вы из бедной семьи. Это так, Эвлин?
— Я была в работном доме, сэр, миссис Кри, наверно, это имела в виду. Я ей говорила уже, что стыдиться мне нечего.
— Вы правильно говорили. Этого стыдиться не нужно, ведь такова доля многих.
— Может, еще и вернусь туда.
— Ну зачем вы так? Не говорите этого никогда.
— А вот жена ваша часто это говорит. — Эвлин помолчала, чтобы усилить эффект. — Как начнет иной раз, только держись. «Убирайтесь, говорит, в свой работный дом, там ваше место». — Она вновь выдержала паузу. — А вы удивляетесь, почему у меня нелегко на сердце.
Джон Кри отошел от окна и ласково положил ей руку на плечо, она по-прежнему стояла, склонившись над восковыми фруктами.
— Миссис Кри не всегда владеет собой, Эвлин. Она не желает вам такого зла.
— Она недобрая, сэр, очень недобрая. Что на сцене была, что теперь дома.
— Я знаю. — Он убрал руку с ее плеча. Он не собирался делать таких признаний даже внутри себя, но ему нравилось теперь разделять ее обиду и гнев. — И мне хочется оградить вас от нее. Я могу быть вашим защитником, Эвлин, а не только работодателем.
— Вы правда так думаете? — Она готова была повернуться и взглянуть на него с обожанием, но тут в комнату вошла Элизабет Кри. — Хорошо, сэр, сегодня, если желаете, на ужин будет курица.
— Мистер Кри заказал вам курицу? Ну что ж, Эвлин, я полагаю, вы сумеете приготовить ее как надо. — Она не могла ничего заметить, однако холодность в ее обращении с мужем и служанкой была очевидна. — Но ты удивляешь меня, Джон. Ведь тебе известно, что ты плохо перевариваешь белое мясо. Полночи будешь ворочаться в постели.
— Это была моя прихоть, Элизабет. Если ты предпочитаешь что-то другое…
— Нет. Ни в коем случае. Сомневаюсь, что мои предпочтения имеют какой-либо вес в этом доме. Обратите внимание на начинку, Эвлин. Ничего жирного, ничего соленого. Я слышала, что соль будоражит кровь. Или вы не согласны?
Она вышла из комнаты столь же неожиданно, как и вошла; Джон Кри и Эвлин Мортимер обменялись неуверенными взглядами. Дрожа, он опустился на стул и поднес руку к лицу.
— Вы знаете, Эвлин, чего я хочу больше всего на свете?
— Куриного мяса?
— Нет. Я хочу, чтобы мы с вами смогли…
— Продолжайте, сэр. Прошу вас.
— Смогли помочь друг другу. Иначе наша жизнь здесь станет…
— Невыносимой?
— Да. Именно это слово. Невыносимой. — Он поглядел на дверь, которую его жена с силой захлопнула несколько секунд назад. — Могу я вас кое о чем попросить, Эвлин?
— Да, сэр, конечно.
— Покажите мне работные дома.
— Что? — Она ожидала совсем другого и с трудом смогла скрыть разочарование. — Я вас не совсем понимаю.
— Моя пьеса не удалась. Я это сознаю. Жена не оставила у меня в этом никаких сомнений. Но в последние недели или месяцы я нашел свою большую тему, Эвлин. Я хочу исследовать жизнь бедных людей. — Он заговорил с большим жаром, она испуганно на него смотрела. — Лавры достаются победителю. Этому учит нас нынешний век. Но знайте, Эвлин, что теперь я предпочитаю лежать в прахе среди побежденных!
— Уж не хотите ли вы сказать, что сами готовы перебраться в работный дом? Это было бы слишком, миссис Кри все же не такая злодейка.
— Я хочу их видеть. Я хочу говорить с тамошними людьми.
Она расценила эту просьбу как свидетельство его душевного нездоровья, но решила, что для ее целей это совместное времяпрепровождение будет даже полезно. Поэтому она согласилась ходить с ним тайком от Элизабет Кри; она хорошо знала все эти места и со многими там была знакома. Они посетили несколько заведений от Кларкенуэлла до Боро, и Джон Кри был в упоении. Никогда раньше он не видел такого несчастья и готов был, собрав воедино все эти лохмотья нищеты и порока, воздеть их к самим небесам. Он готов был взять эту массу пропащих жизней и поднять над своей головой как некую дароносицу горя, перед которой все должны пасть на колени. И он понял кроме того, что в Эвлин Мортимер он нашел бедную девушку, которая может стать его спасительницей.
Мне были внятны все признаки — внезапные молчания, шепотки, рдеющие щеки и, главное, то, что за завтраком он никогда не поднимал на нее глаз. Я выждала месяц и наконец — это было в начале декабря — решительно вошла в его комнату без стука; они лежали вместе, как я и предполагала.
— Стыд и срам! — воскликнула я. Совершенно потеряв голову, он выскочил из постели, она же спокойно посмотрела на меня и улыбнулась. — Вот чему суждено было случиться! — В волнении я невольно повторила фразу из «Трагедии Нортхолта». — Вот они, горькие плоды моего замужества!
Я выбежала из комнаты и, захлопнув за собой дверь, зарыдала как могла громко. Теперь он был в моей власти, опутанный узами прочней любого каната. Теперь не мне, а ему нести бремя вины. Теперь он будет вымаливать у меня прощение и наконец-то я стану хозяйкой в собственном доме.
Я не ошиблась. Он униженно просил меня забыть то, что я видела, и избежать, как он выразился, «семейной трагедии». Он обладал всего лишь второразрядным воображением. Я великодушно, хоть и неохотно, согласилась, и с той поры у меня не было с ним никаких хлопот. Он не дотронулся до Эвлин больше ни разу и, думаю, утешался с проститутками, но до этого мне не было дела. Он был, как мог бы сказать Дэн, прихлопнут и раздавлен.
Их с Эвлин унылые ласки имели, впрочем, одно последствие, которое еще выше подняло меня в домашней иерархии. Спустя примерно три месяца стало ясно, что она понесла.
— Эвлин, милая, — спросила я очень ласково, когда мы вместе стояли в кладовой, — верно ли, или мне только кажется, что у вас в животике что-то шевелится?
Она не могла этого отрицать и метнула в меня характерный свой вызывающий взгляд.
— И кто, по-вашему, мне этим удружил?
— Не собираюсь гадать. Это мог быть кто угодно. — Я знала, что с языка у нее готово сорваться злое ругательство, и, схватив ее за запястья, крепко их сжала. — За ваш проступок, Эвлин Мортимер, я могла бы выставить вас за дверь навсегда. Вы оказались бы на улице без всякой помощи и надежды на снисхождение. Что бы тогда с вами сталось? Беременная женщина никому не нужна. Пришлось бы опять идти в работный дом — там вам и место.
— Чего вы от меня хотите?
— Того, что вы обязаны сделать, милая. Вы не можете родить ребенка от моего мужа. Это немыслимо. Невообразимо. Плод нужно немедленно уничтожить.
В этот миг я услышала, что в дом входит мистер Кри, и меня осенило. Я бросилась в вестибюль и, поставив мужа и Эвлин лицом к лицу, объяснила ему в точности, что он натворил. Он пришел в такое отчаяние и смятение, что, привалясь к стене и закрыв лицо руками, горько заплакал.
— Сейчас не время для слез и причитаний, мистер Кри, — сказала я. — Нужно действовать.
— Действовать?
— Этот ребенок не может родиться. Он зачат в постыдном совокуплении и всю жизнь будет носить в себе проклятие. — Кажется, моя мать однажды сказала что-то подобное о моем несчастливом появлении на свет, и теперь слова эти совершенно естественно легли мне на язык. — Нужно истребить эту мерзость. — Судя по тому, что Эвлин никак не воспротивилась, ей было не впервой участвовать в такой затее. Мой муж хотел было возразить, но я остановила его движением руки. — Не тебе командовать нами теперь, мистер Кри. Тебе нести бремя греха и вины.
