— Может, кто-то видел, кто убил Уилла? — Она не отвела взгляда. — Ты с ним жил. Он вчера домой приходил?
— Я с ним вчера поругался. Ты сама видела. Все из-за этой шкатулки. Я думал, он решил пойти куда-то в другое место. Может, остаться с Робом или еще что. Я и не думал, что он уже мертв.
Только сейчас он ощутил, как ему не хватает помощи Уилла. Вот уж не думал, что такое может случиться; никогда не представлял себе, что ему будет не хватать острого ума Уилла. Адам больше привык узнавать все, что ему требовалось, без лишних тонкостей.
— Мардж, если ты что-то знаешь, лучше скажи, пока я не обозлился.
— Ты меня не тронешь, — уверенно ответила она.
Он хотел ударить ее, но она подняла руку с зажатым в ней очень острым кинжалом и полоснула ему по костяшкам. Адам завопил, когда ощутил бритвенно-острое лезвие. Боли как таковой не было, только слабое ощущение чего-то рвущегося, и тут же появилась полоска крови там, где разошлась плоть. Он отдернул руку и собрался броситься на Мардж, обезумев от ярости. Но она не отступила, и кинжал плясал у него перед глазами.
— Я не знаю, чего ты хочешь, Адам. Уилл мертв, и чиновники знают, что ты знаком с Уиллом. Ты с ним жил. И не перекладывай этого на нас.
Он с бесстрастным лицом зажал кровоточащий кулак правой рукой. Адам не знал, что делать — может, поговорить с Робом и узнать, что думает он? Это самое лучшее. Да. Но сначала ему необходимо кого-нибудь ударить.
Мардж скривила губы.
— Адам, Тэд про тебя ничего не сказал. Они спрашивали, но как только ушли, Тэд сразу сбежал из задней двери. Он совсем убежал. И тебе советую.
— Что это значит?
Тут ее злость перехлестнула через край. Он сломал стенку, покалечил Элиаса и угрожал ей. Что он там сделал с Уиллом не в ее пивной — не ее забота. Но если его поступки заставят Хранителя проявить нездоровый интерес к «Рейч», у нее есть основания разозлиться.
— Хочешь знать? Это ведь ты убил Уилла, верно? Поэтому убирайся из города, пока можешь. У этого Хранителя глаза, как у демона. Он тебя найдет и вздернет. Уходи из города, пока можешь!
Молл проснулась поздно.
Предыдущую ночь она провела практически без сна, и ее очень утомили помехи во время занятий своим ремеслом. Кроме того, ее очень рано разбудили люди, столпившиеся возле трупа. Так что Молл слегка подкрепилась похлебкой и хлебом и снова легла в постель. На этот раз она спала крепко, и стук в дверь заставил ее тревожно подскочить. В тишине дома стук казался особенно громким, поэтому она села в постели, охваченная мрачным предчувствием. Впрочем, оно исчезло, когда девушка выбралась из кровати и натянула через голову рубашку.
Молл протопала по утрамбованному земляному полу к очагу и подбросила на угли несколько поленьев. Клиенты предпочитали теплую комнату; а ей, может быть, удастся разогреть остатки похлебки, когда мужчина уйдет.
У нее было несколько клиентов, приходивших к ней домой, разумеется, из богатых, потому что только они заслуживали ее полного внимания в постели. Остальным приходилось довольствоваться темным переулком на скорую руку.
Огонь разгорелся, поэтому, когда стук повторился, Молл подошла к двери и распахнула ее.
— Кто там? О! А я думала…
— Не ждала меня, а, Молл?
Молл почти не почувствовала удара дубинкой по голове. Кости черепа треснули, когда дубинка впечаталась в голову над ухом девушки.
Хотя она, потрясенная внезапным нападением, ничего не смогла произнести, тело ее отказывалось сдаваться. Потребовались еще два ужасных удара, чтобы Молл упала на колени — и рухнула на пол.
Она умерла задолго до того, как на нее перестали сыпаться сокрушительные удары, а от лица мало что осталось, только кровавое месиво плоти и волос.
Саймон и Болдуин прибыли в Эксетер, когда соборные колокола выпевали приглашение верующим на вечернюю молитву. День еще не кончился, но в переулке между больницей и монастырем доминиканцев солнце уже скрылось за домами. Это был бедный район, и в редких домах имелись эркеры — не во всех были даже мансарды; а улочка была настолько узкой, что здесь стояли вечные сумерки.
Дом, к которому они направлялись, выглядел таким запущенным, что слабо располагал к себе Болдуина. Он посмотрел на него и уловил запах экскрементов и кислую вонь мочи.
В самом переулке на булыжниках валялось столько отходов, что Болдуин невольно задумался — а бывают ли здесь хоть иногда мусорщики? Они, разумеется, убирают Хай-стрит, но в подобных заброшенных медвежьих углах, вероятно, не показываются месяцами. И пока Саймон колотил в дверь, Болдуин невольно осматривал улицу и гадал, что может соблазнить человека поселиться здесь. Невозможно даже представить себе ничего более мерзкого; при одном взгляде Болдуину захотелось немедленно вернуться в свой небольшой особнячок в Ферншилле, подле Кедбери.
Когда дверь приоткрылась, Саймон сильно толкнул ее, и она широко распахнулась. Болдуин вслед за ним зашел внутрь, а потом туда же протиснулся Джонатан.
— Здесь живут Адам и Уилл из Чарда? — требовательно спросил Саймон.
— Они живут здесь, да.
Старик едва не окаменел от страха. Он все время переводил взгляд с Болдуина на Джонатана, потом на Саймона и обратно, и если Болдуину требовалось доказательство того, что живущий здесь человек — зло, ужас, написанный на лице старика, его вполне в этом убеждал.
— Где Адам сейчас?
— Не знаю… он не сообщает мне, куда уходит, сударь.
Бледные, воспаленные глаза старика слезились. Он был скрюченным, иссохшим и морщинистым, как растение, долгое время лишенное солнца. Суставы пальцев распухли и покраснели, а сами пальцы походили на когти. Его жена была выше ростом и лучше сложена, и хотя волосы ее стали серебристыми, как и у него, они казались более живыми.
Она появилась, перепуганная тем, как вломились к ним в дом Болдуин и Саймон, и все время поглядывала на Джонатана, словно умоляя этого человека в церковном облачении защитить их.
Болдуин был не в том настроении, чтобы вести долгие разговоры.
— Куда он обычно ходит в такое время?
— Он иногда бродит по городу… он никогда не говорит нам, куда собирается пойти. Зачем это ему?
— Как вы с ним познакомились? — более мягко спросил Саймон.
Старик открыл было рот, но ответила его жена, покорным голосом:
— Он мой сын.
Роб работал в конюшне — чистил двух лошадок для настоятеля собора, когда на дверной проем упала тень. Он ничего не сказал, потому что беседы с посетителями вел его хозяин, владелец конюшни.
— Наслаждаешься? — спокойно спросил Адам.
— Ну да, — ответил Роб. Он кинул взгляд на Адама и быстро отвел его в сторону. Адам заметил это и обошел лошадей, чтобы встать поближе к Робу. Роб метнул в него еще один взгляд.
— Что-то случилось?
— Похоже, это ты так думаешь, — сказал Адам. — Странно думать, что только вчера вечером мы все трое спорили из-за шкатулки.
— Ты уже слышал про Уилла?
— О, с ним что-то случилось?
Рука Роба перестала двигаться над крупом гнедой. Помедлив, он взял щетку и начал выбирать из нее щетину.
— Это я его нашел, Адам. Его зарезали, распороли брюхо и раскидали по земле кишки.
— Зачем? Кто мог его так сильно ненавидеть?
Роб молчал.
Адам повернулся к нему.
— Ты что это такой молчаливый?
— Вы поругались из-за этой шкатулки, и ты ушел почти сразу после него. Ты пошел за ним следом, Адам?
— Мне это ни к чему. Я пошел домой, спать, — прорычал Адам.
— Ты хотел ту шкатулку, а он ее тебе не отдал. Это ты его убил?
Адам прикусил губу, на миг отвернулся, а потом бросился на Роба. Тот увернулся и кинулся за лошадь.
— Ты и меня собрался убить?
— Я никого не убивал!
— Никого, кроме того путника.
— Это Уилл, а не я. Я его только ударил.
— Он умер. Поэтому мы и заполучили ту шкатулку.
— Шкатулку, — повторил Адам и вздохнул. — Ну, что сделано, то сделано. И найти я ее не могу. Она пропала.
— Ага, — согласился Роб, избегая его взгляда. Он заметил кровь на костяшках пальцев и удивился — откуда она?
Прежде, чем он успел что-нибудь спросить, Адам произнес:
— Я хочу поискать какого-нибудь нового человечка. Идешь со мной?
— Мне прежде надо закончить с лошадьми.
— А потом? Нам пора найти другого компаньона, — сказал Адам с ледяной усмешкой. Его голова дернулась вперед, и Роб подумал, что он походит на отвратительного демона, на нечто без чувств, без сострадания. От этой мысли его передернуло.
Он радовался, что сумел избежать всей этой неразберихи. Скоро Энни и он навсегда покинут Эксетер и Адама. Она придет. Здесь для них ничего не осталось. Во всяком случае, сейчас.
— Ваш сын? — выдохнул Саймон. — Это многое объясняет.
— От первого брака, — продолжала она. Ее муж сел на табуретку, а она встала сзади и положила руки ему на плечи. — Когда он вернулся, я очень обрадовалась и упросила мужа разрешить ему остаться.
