Порой на протяжении нашего утреннего путешествия следопыты издавали возгласы — странные, высокие крики, похожие на звериные или птичьи, давая знать, что заметили зверя: небольшое стадо пустынных газелей, или антилоп, или страусов или степную рысь. Животные замирали неподвижно, разглядывая нас с безопасного расстояния и принюхиваясь, и затем внезапно пропадали в облачке взметнувшейся пыли.
Когда солнце приблизилось к зениту, мы остановились и разбили лагерь. Следопыты отыскали место, защищенное длинным низким утесом с северной стороны — поскольку в этих местах ночной ветер с севера обещал быть скорее холодным, нежели прохладным, — и все с отработанной точностью поспешили заняться каждый своим делом. Вскоре, словно бы из воздуха, возник палаточный городок. В умелых руках закрутились буравы, затлел трут, и искры быстро превратились в пламя. Забили несколько животных, и воздух пустыни наполнился густым запахом жарящегося мяса. Я был голоден. Царь восседал на своем походном троне, в блаженной тени белого навеса, отгоняя веером дневной жар и назойливых мух, и наблюдал, как его люди расставляют шатры. В этом мире, лишенном стен, он выглядел, со своими сундуками и золоченой походной мебелью, словно бог, ненадолго сошедший на землю. Казалось, все было в порядке.
Я взобрался на вершину ближайшей возвышенности и принялся обозревать окрестности, прикрыв глаза рукой от яростного сияния. Куда ни взгляни, смотреть было не на что, не считая бело-серо-красной наготы пустыни, усеянной тут и там цепкими кустами. Я опустил взгляд на лагерь, разбитый в виде круга. Лошади, вьючные мулы, длиннорогие овцы и короткошерстные козы, привязанные к крепким деревянным колышкам, жевали припасенный для них корм. Уток выпустили из клеток, и они бродили вперевалку, яростно долбя клювами безнадежно мертвую землю пустыни. Охотничьих собак и гепардов, тявкающих и тяжело дышащих на жаре, держали раздельно, за ними приглядывали дрессировщики. Шатры были уже почти все установлены — царский стоял в самом центре лагеря, чтобы быть максимально защищенным; его золоченый, увенчанный шаром центральный шест сиял на солнце. Охотничьи колесницы, закрепленные подпорками, выстроили в ряд. Все являло собой картину цивилизации. Однако когда я снова оглядел даль во всех направлениях, в меня влилась огромная, нечеловеческая пустота этой земли. Мы находились здесь ради развлечения и приятного времяпровождения, но наши маленькие цветастые шатры и повозки, помещенные в это безграничное, лишенное жизни пространство, выглядели всего лишь детскими игрушками.
А потом я увидел вдалеке цепочку призрачных фигурок, крошечных, как насекомые, чей путь через пустыню, как я вдруг понял, должен был в конце концов привести к нашим шатрам. Потея под лучами полуденного солнца, я поспешил обратно в лагерь и уведомил охрану. Симут подбежал ко мне.
— Что случилось?
— Приближаются какие-то незнакомцы — может быть, просто пастухи, но с ними нет животных.
Стражники отправились туда, и вскорости привели этих людей к нам, подталкивая их сверкающими копьями. Это выглядело как встреча двух миров: в нашем — чистые белые одеяния и начищенное оружие; их мир — кочевой и нищий, скудная одежда пестрит яркими красками и узорами, головы выбриты, широкие улыбки показывают недостаток зубов. Они оказались сборщиками меда, их племя обитало на границе пустынных земель. Их предводитель выступил вперед, почтительно склонил голову и протянул вперед горшок с медом.
— Наш дар царю, поскольку он — Повелитель пчел!
Он был жителем дельты, поэтому пчелы были для него не только средством к существованию, но также и символом его земли. Дикий мед высоко ценится, выше того, что собирают из глиняных ульев в городских садах. Говорят, аромат дикого меда так же чист, как слезы Ра, поскольку пчелы собирают его с самых редких и ранних цветов пустыни; поэтому эти люди всю жизнь кочуют вдоль края пустыни следом за переменными сезонами цветения. Я был склонен думать, что в их предложении нет ничего плохого — эти люди были тощими, как их дорожные посохи, потемневшие от многолетнего использования, и какой от них будет толк против мощи нашего оружия? Я распорядился, чтобы им предложили пищи и воды, а затем они могли отправляться туда, куда шли. От нашего предложения они отказались, почтительно кланяясь.
Я взвесил в руке горшок с медом. Грубо сработанный сосуд был запечатан пчелиным воском. Я хотел было открыть его, но передумал.
— Что нам с этим делать? — спросил я Симута.
Он пожал плечами.
— Наверное, вам следует предложить мед царю, — решил он. — Всем известно, как он охоч до сладкого…
Я отправился к царскому шатру и, получив разрешение, зашел внутрь. Яркий свет пустыни просачивался внутрь, обрисовывая узоры на ткани стенок. Царские вещи были расставлены так, чтобы создать временное подобие дворца: ложа, кресла, драгоценности, коврики и тому подобное. Внутри было тепло. Держатель опахала почтительно стоял за спиной царя, глядя перед собой невидящим взглядом и медленно перемешивая своим инструментом нагретый воздух. Царь ел. Кланяясь и преподнося ему горшок, я заметил собственную тень на стене шатра — словно фигура храмовой резьбы, изображающей священное подношение богу.
— Что это? — весело спросил царь, ополаскивая пальцы в чаше и протягивая руки слуге, чтобы тот их вытер.
— Это дикий мед с цветов пустыни. Приношение от сборщиков.
Тутанхамон взял горшок своими изящными пальцами и принялся его разглядывать.
— Дар богов, — сказал он, улыбаясь.
— Я предлагаю пока его отложить, а когда мы вернемся в Фивы, он напомнит вам об этой охотничьей вылазке.
— Отличная мысль!
Он хлопнул в ладоши; слуга подошел и взял у него горшок.
Я поклонился и принялся пятиться к выходу, но царь настоял, чтобы я остался с ним. Он указал мне место на ложе напротив себя. Тутанхамон выглядел гораздо беззаботней, чем прежде, и я начал подумывать, что, в конце концов, мы поступили правильно, отправившись в эту поездку. Вдалеке от дворца с его тенями и опасностями расположение духа царя значительно улучшилось.
Мы выпили немного вина, и нам принесли несколько блюд с мясом.
— Так значит, сегодня вечером мы идем на охоту? — спросил царь.
— Следопыты уверены, что что-то обнаружили. Здесь невдалеке водопой. Если мы подойдем с подветренной стороны и будем двигаться тихо, то на закате туда придет множество разных животных. Однако следопыты говорят также, что сейчас львы попадаются очень редко.
Он кивнул, разочарованный.
— Наши охоты почти полностью их истребили. В своей мудрости они отступили в глубь своих владений. Но, возможно, один из них все же ответит на мой призыв.
Какое-то время мы ели в молчании.
— Я начинаю понимать, что люблю пустыню, — вдруг произнес Тутанхамон. — Почему мы называем место, где царит такая чистота и простота, пристанищем дикости и страха?
— Люди боятся неизведанного. Возможно, поэтому им необходимо как-то называть его, словно, дав имя, они тем самым получают над ним какую-то власть. Но слова — не то, чем они кажутся, — добавил я.
— Что ты имеешь в виду?
— Я хочу сказать, что они ненадежны. Слова могут в один миг изменить свое значение.
— Жрецы учат другому. Они утверждают, что священные слова — величайшая сила в мире. Они — тайный язык творения. Бог изрек слово, и мир начал существовать. Разве это не так?
Тутанхамон воззрился на меня, словно приглашая поспорить.
— А если слова созданы людьми, а не богами?
На мгновение он казался сбитым с толку, но затем улыбнулся.
— Ты странный человек и необычный стражник-меджай. Можно подумать, будто ты веришь, что и сами боги — наша собственная выдумка.
Я заколебался, боясь ответить. Он это заметил.
— Будь осторожен, Рахотеп. Такие мысли — богохульство.
Я поклонился. Он окинул меня долгим, но отнюдь не враждебным взглядом.
— Сейчас мне надо отдохнуть.
Так закончилась моя аудиенция у царя.
Я вышел из шатра. Солнце перевалило за зенит, и в лагере царило молчание; все, кроме стражников под зонтиками по границам лагеря, попрятались от всепобеждающего полуденного зноя. Мне не хотелось больше думать о богах, людях и словах. Внезапно я ощутил, что устал от всего. Я прислушался к всеобъемлющей тишине пустыни, и она показалась мне самым чистым звуком из всего, что я слышал за долгое время.
Главный царский охотник, сопровождаемый своим главным следопытом, махнул мне рукой. Как можно тише я пробрался сквозь невысокий кустарник к низкому хребту, откуда они наблюдали за водопоем. Я осторожно глянул поверх выветренного края откоса, и внизу передо мной открылось замечательное зрелище. Залитые вечерними лучами солнца, стада газелей, антилоп и несколько диких буйволов спокойно продвигались вперед, чтобы по очереди напиться воды, после чего принимались настороженно всматриваться в золотистые просторы саванны или опускали изящные головы, чтобы пощипать травы. Раньше днем следопыты расширили водопой, чтобы заманить к нему как можно больше животных; некоторые беспокойно обнюхивали темную землю, чуя людей, однако жажда притягивала их.
