Судя по реакции старых знакомых, дело Марджери Уорт он вел с излишней жесткостью, но теперь об этом уже поздно было сожалеть. Люди вокруг нервничали, лебезили, чувствуя себя при нем не в своей тарелке. Да, дело он провел тогда быстро и точно, изрядно запугав при этом жителей селения, где отродясь не водилось иных преступлений, кроме редких пьяных ссор да мелких случайных краж.
Местный эскулап выказал Монку глубочайшее уважение, с удовольствием вспоминая, с каким блеском столичный детектив распутал это темное дело. Доктор высоко ценил безошибочное чутье и проницательность, позволившие Уильяму угадать яд и заподозрить тайного любовника, вынудившего Марджери отделаться от мужа.
– Блестяще, – повторял медик, качая головой. – Просто блестяще. Вы показали нашим увальням, как должен работать настоящий детектив. – Он смотрел на сыщика с интересом, но без особой симпатии. – А та картина, что вы купили у сквайра Лидбеттера, как сейчас помню, обошлась вам в кругленькую сумму. У нас до сих пор об этом толкуют.
– Картина?.. – Монк насупился, пытаясь восстановить в памяти это событие. Нет, никакой особо выдающейся картины среди его вещей не было. Не подарил ли он ее той женщине?
– Господи, да неужели же вы не помните? – Врач в изумлении поднял белесые брови. – Вы за нее выложили не меньше, чем я зарабатываю в месяц. Должно быть, очень уж она вам понравилась. Но дело вы, конечно, расследовали блестяще. Так что бедняжка Марджери, скорее всего, получила по заслугам, прости ее, Господи…
Зря Уильям сюда ехал. Если он, удовлетворенный расследованием, вознаградил себя за труды экстравагантной покупкой, значит, его нисколько не трогала печальная судьба Марджери Уорт. Еще одно блестящее дело инспектора Монка, и ни единой ниточки, ведущей к загадочной женщине, являющейся ему снова и снова в течение стольких дней…
Было уже поздно. Детектив поблагодарил доктора, переночевал в Йоксфорде, а одиннадцатого июня, в четверг, отправился утренним поездом в Лондон, испытывая что-то вроде раскаяния. Он потратил два дня, преследуя призрак, в то время как менее чем через две недели должен был начаться суд над Александрой Карлайон. А он все еще не знал причины, побудившей ее убить своего мужа, и по-прежнему ничем не мог помочь Оливеру Рэтбоуну.
После полудня, получив, благодаря Рэтбоуну, пропуск, Монк снова явился в тюрьму к миссис Карлайон. Проходя сквозь огромные ворота во двор, где его обступили серые высокие стены, он все еще не знал, о чем сейчас будет говорить. Одиннадцатое июня! А двадцать второго начнется суд.
История повторялась: опять он тщетно пытался спасти женщину от нее же самой.
Сыщик застал Александру в прежнем состоянии. Она неподвижно сидела на кровати, уставив незрячие глаза в противоположную стену. Хотел бы он знать, о чем она сейчас думает…
– Миссис Карлайон, – тихо позвал ее детектив.
Дверь с лязгом захлопнулась, и они остались наедине.
Заключенная подняла глаза, узнала посетителя и слегка удивилась. Скорее всего, ждала, что придет Рэтбоун. Александра похудела еще сильнее. На ней было все то же тюремное одеяние. Лицо ее поражало бледностью. Она молчала.
– Миссис Карлайон, у нас осталось очень мало времени, – с порога заявил ей сыщик. – Приходится говорить прямо, без светских любезностей. Мне нужна правда.
– Она вам известна, мистер Монк, – устало промолвила узница. – Я убила своего мужа. Это единственная правда, которая заинтересует присяжных. Пожалуйста, не обманывайте ни себя, ни меня. Это нелепо и бесполезно.
Уильям стоял посреди камеры, глядя на Александру сверху вниз.
– Их заинтересует, почему вы это сделали, – жестко сказал он, – при условии, что вы перестанете лгать. Я хочу знать истинную причину. Либо у вас на лестнице произошла ссора и вы толкнули мужа через перила, а затем, сбежав следом, прикончили его алебардой… – Детектив увидел, как при этих его словах у женщины расширились зрачки, но глаз она не отвела. – Либо вы задумали убийство давно и заманили его на лестницу умышленно. Может, вы надеялись, что он свернет себе шею, и сошли вниз, чтобы удостовериться в этом. А когда убедились, что он еще жив, взяли алебарду – и добили.
– Вы ошибаетесь, – невыразительно ответила миссис Карлайон. – Мне это не приходило в голову, пока мы не оказались там, на лестнице… Хотя мне и раньше подчас хотелось убить его. И когда мой муж встал спиной к перилам и я поняла, что он… – Она замолчала и отвела вспыхнувшие на миг голубые глаза.
Монк ждал.
– Я его толкнула, – помолчав, продолжала Александра. – И как только он упал на доспехи, решила, что он мертв. Спускалась я очень медленно. Думала, что это все, конец… Ждала, что все сейчас сбегутся, так как доспехи рассыпались с грохотом. Я собиралась сказать, что он потерял равновесие и перевалился через перила сам. – Лицо ее на секунду выразило недоумение. – Но никто не пришел. Даже слуги. Видимо, они просто не услышали. Наклонившись над ним, я поняла, что он жив. Он дышал ровно. – Женщина тихо охнула, и скулы ее свело судорогой. – Тогда я подняла алебарду и покончила с этим. Я знала: больше шанса мне не представится. Но вы ошибаетесь, полагая, что я задумала все это заранее.
Сыщик верил ей. Вне всякого сомнения, она говорила правду.
– Но почему? – снова спросил он. – Ведь не Луиза же была причиной и не какая-нибудь другая женщина!
Александра встала и отвернулась, глядя в крохотное зарешеченное окошко.
– Это не имеет значения, – ответила она.
– Предпочитаете быть повешенной, миссис Карлайон? – Это звучало жестоко, но Уильям не видел другого выхода. Нужно хотя бы запугать ее. – Скверная процедура. Висельник не всегда умирает мгновенно. Вас выведут из подвала во двор, где уже будет готова петля…
Он с трудом сглотнул. Смертная казнь вызывала у него особое отвращение, потому что этот способ убийства был санкционирован законом. Люди собираются поглазеть на тщательно разработанную процедуру, а затем поздравляют друг друга с удачным исполнением приговора. Конечно, ведь они в очередной раз защитили основы цивилизованного общества!
Александра стояла неподвижно, и ее худое стройное тело болезненно напряглось.
– И веревку на вас накинут лишь после того, как на голову наденут мешок. Они говорят: чтобы вы не видели, как накидывают веревку. Но мне кажется, что они сами боятся глядеть. Боятся увидеть ваше лицо, ваши глаза…
– Прекратите! – процедила женщина сквозь зубы. – Я знаю, что буду повешена. Но почему я должна переживать это по вашей милости несколько раз?
Детективу захотелось встряхнуть ее и развернуть к себе лицом, но после этого исчезла бы последняя надежда на то, что она заговорит.
– Вы пытались убить его раньше? – внезапно бросил Монк.
Заключенная вздрогнула:
– Нет! Почему вы об этом спросили?
– Он был ранен ножом в бедро.
– Ах, это… Нет, Таддеуш тогда поранился сам, показывая нож Валентайну Фэрнивелу.
– Понимаю…
Александра молчала.
– Это шантаж? – снова быстро спросил Уильям. – Кто-то угрожает вам?
– Нет.
– Скажите мне! Может, мы сумеем остановить их. По крайней мере, попытаемся.
– Меня никто не шантажирует. Мне угрожает закон. Что же еще мне может грозить?
– Не вам. А близкому вам человеку. Кому? Сабелле?
– Нет. – В голосе узницы послышался истерический смех.
Но сыщик отказывался ей верить. Что-то здесь было не так. Конечно, что-то грозило Сабелле, но что?
Детектив смотрел на выпрямленную худую спину Александры и понимал, что она ничего ему больше не скажет. Значит, придется выяснять все самому. А до суда всего двенадцать дней…
– Я не сдамся, – тихо произнес он. – И постараюсь спасти вас от петли, хочется вам того или нет. До свидания, миссис Карлайон.
– Прощайте, мистер Монк.
За ужином Уильям поведал Ивэну о своем неудачном путешествии в Саффолк, а тот вручил ему выписки из последнего дела. Но вечером сыщик мог думать только об Александре Карлайон.
Наутро он явился в контору Оливера Рэтбоуна, рассказал о недавнем визите в тюрьму и поделился своими новыми соображениями. Адвокат был весьма удивлен, но после минутного колебания вдруг воспрял духом. По крайней мере, история начинала приобретать какой-то смысл.
Только следующим вечером Монк ознакомился со второй порцией выписок сержанта Ивэна. Это было дело Филлис Декстер из Шрусбери, которая убила мужа кухонным ножом. Фактов местная полиция собрала достаточно. Адам Декстер был крупный мужчина, беспросветный пьяница, известный умением влезать в случайные потасовки, но никто никогда не слышал, чтобы он избивал жену. Возможно, он был даже нежен с нею на свой манер.
Однако местная полиция зашла в тупик, будучи не в силах разобраться, правду ли говорит Филлис. Потратив на допросы почти неделю, они обратились за помощью в Скотленд-Ярд, и Ранкорн прислал в Шрусбери Уильяма.
