– Прекрасный корм акулам! Иншалла, сегодня мы славно потрудились! – заявил жестокосердный капитан и глазом не моргнув, разумеется не обращая внимания на слезы, невольно брызнувшие из лизиных глаз. – А теперь я желаю дабы ты усладила меня своими ласками, о моя новая рабыня. Тогда я буду с тобой милостив, и не убью твоих друзей, а продам их в гарем вместе с тобой, дабы их там оскопили и сделали евнухами. Они всю жизнь будут говорить тонкими голосами, станут одеваться в парчу и есть на золоте, жить в довольстве и неге, среди красавиц, разве не завидная судьба?
– Каких же ласк желает мой новый повелитель? – вопросила Лиза вкрадчиво. В ее прекрасной головке уже созрел план спасения и она не теряя времени начала воплощать его в жизнь.
Саид-паша немедля приободрился. Он-то думал, что о спину этой дикой кобылицы придется изломать не одну плетку, что несомненно снизит ее ценность как товара на невольничьем рынке. Впрочем паша был убежден, что ни одна женщина на Земле не сможет противиться желаниям столь неотразимого кавалера как он.
– Сейчас у нас день, и ночные звезды еще не зажглись на небесном ложе. А посему я повелеваю тебе побрить меня, вместо брадобрея, дабы я выглядел неизменно мужественно, и наводил трепет на неверных. И только посмей порезать – тут же велю отрубить голову! Хотя и жаль портить твою точеную шейку
Лесистратова огляделась вокруг и несмело подошла к резному золоченому шкафчику в котором, как она поняла, хранились всевозможные бритвенные принадлежности и серебряное походное зеркало. Ловко подогрев воду в маленьком кувшинчике, для чего ей пришлось раздуть уголья небольшого мангала, специально служившего капитанским слугам для этой цели, она быстро омыла пиратскую физиономию теплой водой и намылила кисточкой.
– Кстати, не забудь сказать «прощай» испанскому берегу! – произнес Саид-паша, бросив беглый взгляд в иллюминатор. – Мы берем курс на Алжир… Там тебе понравится! Может я и не продам тебя султану, если сумеешь мне угодить. Возьми бритву… Но я очень придирчив, учти это!
– Учту непременно! – пообещала ему мадемуазель Лесистратова, но взяла почему-то вовсе не бритву. Напротив, ее нежные ручки вначале обвились вокруг капитанской шеи, что ему весьма понравилось, а затем потянулись ниже, и выхватили капитанские ятаганы, что паше не понравилось вовсе. Миг, и вот уже голова паши оказалась между кривыми полосами лезвий, как в ножницах.
– Что ты делаешь, мерзавка? Немедля сунь их в ножны, на место! Что за дикие шутки?! – пиратский вожак забеспокоился.
– Если немедля не прикажешь повернуть к Барселоне – испорчу твою шею, негодяй! Да так, что ни один лекарь и костоправ уже не поможет, только что могильщик будет потребен…
– Отпусти меня! Я запорю тебя насмерть, с живой шкуру сдеру и оставлю сушиться на солнце, а что останется – скормлю акулам! – капитан начал брыкаться, но это привело только к тому, что холодная сталь ятаганов впилась ему в шею.
– Вот видишь, что случится, если не будешь слушаться? У тебя оторвется голова! – наставительно сказала Лесистратова. – Немедля позови сюда моих друзей и прикажи сменить курс к испанскому берегу, иначе…
Капитан несколько секунд оценивал ситуацию, и видимо сообразил, что попал в безвыходное положение. Злобно ощерившись пастью из тридцати двух отличных зубов, он нехотя крикнул:
– Эй, боцман! Я передумал!
Вошедший боцман недоуменно воззрился на открывшуюся ему картину.
– Повелитель бреется ятаганами? О, сколь он мужественен, иншалла!
– Да, черт возьми, я бреюсь саблей! Немедля бери курс на Барселону. Я передумал.
– Но повелитель, мы уже несемся к Алжиру, и этот маневр невыполним…
– Ты что, хочешь чтобы твоя голова отделилась от шеи? Или моя голова, спаси и сохрани нас Аллах от подобного несчастья?! Мы идем в Испанию – и точка! И приведи сюда этих болванов, рабов Ушак-паши.
Почтительно согнувшись в поклоне, боцман исчез, и вот уже спустя минуту наверху раздались отрывистые крики команд, судно легло на другой галс, ветер задул в противоположный борт, и через полчаса на горизонте вырос испанский берег. Все это время Саид-паша сидел почти неподвижно, дабы не повредить тонкую кожу шеи грубыми лезвиями, зато громко выражал свое негодование.
– Я тебя… ну, ты знаешь что!
– Если успеешь! – Лесистратова озабоченно поглядела в окно – берег был уже так близко, что при некоторой сноровке до него можно было доплыть. – И где же обещанные мне приятели?
В это время в каюту втолкнули Морозявкина и графа Г., причем алжирские разбойники любезно кинули их на ковры, устилавшие пол.
– Отродья шайтана доставлены, о повелитель! – отрапортовали они бодро.
– Положите их сюда, возле меня! – отвечал Саид-паша слабым голосом.
Однако как только пленники оказались подле его ног, влекомые двумя зловещего вида пиратами, похожими на янычаров, паша коварно завопил:
– На помощь! Вашего хозяина убивают! Ко мне, мои верные слуги! Режьте ее, рвите ее на части! Аллах велик!
Однако эта фраза была последней, которую он успел произнести. Лишние разговоры на море вообще всегда плохо кончались. Мамзель Лесистратова не колеблясь сомкнула ятаганы-ножницы, миг – и отрезанная напрочь голова Саид-паши отлетела прочь, а из шеи забил темный кровавый фонтан, и тело пачкая ковер повалилось ничком.
Охране также не повезло – пока она оцепенев смотрела на окровавленное тело своего вожака, Лизонька как заправский самурай сделала буквально пару взмахов шашками, и вот уже головы янычар валялись на ковре рядом с ловко оттяпанной верхушкой своего недавнего повелителя. Морозявкин смотрел на все это широко открытыми глазами и внезапно потерял сознание. Правда совсем ненадолго. Уже через минуту он аккуратно приоткрыл один глаз и прошипел:
– Как бильярдные шары на зеленом сукне… да она настоящая Юдифь, что отрубала башку Олоферна!
– Женщина на корабле – это к несчастью, – философски добавил граф Г., поднимаясь с колен.
– Дверь! Дверь! – завопила Лизонька. – Что ж вы встали, болваны – двери запирайте!
Это замечание было совсем нелишним, так как в каюту уже ломились морские разбойники, сообразившие, что дело нечисто. Однако граф с Вольдемаром во-время заперлись, и пока дубовые доски трещали под напором корсаров, вся троица успела вылезти в ближайший корабельный иллюминатор, причем в отличие от графа и Морозявкина, немедленно бросившихся в морские воды, Лиза еще умудрилась прихватить с собой пылающий факел со стены, который она не поленилась швырнуть в соседний иллюминатор крюйт-камеры – порохового погреба галеры.
После этого она также бросилась в бурные воды морской пучины, поглотившей ее, как водится, в один миг, а чудовищной силы взрыв, осветивший окрестное море страшным красным отсветом и потрясший пиратскую галеру от киля до клотика, отправил ее ко дну вместе со всем человеческим отребьем, которое там находилось, ну и к сожалению с теми пиратскими пленниками, которым не повезло быть все еще прикованными к веслам.
– Левая греби – правая табань! – командовал Морозявкин бодро, хотя под его символическим началом находились только Лиза и граф, уцепившиеся за какой-то обломок бушприта.
– Обойдемся и без ваших советов, сударь! – отвечала ему Лесистратова, барахтавшаяся в воде и мокрая как мышь в запруде.
– Да уж, если у тебя есть фонтан – заткни его, дай отдохнуть и фонтану! – ответствовал граф Г, загребая мощной дланью морские воды.
Так коротая время в непринужденной беседе, герои доплыли до испанского берега, куда и выбрались, подобно бобрам, хорошенько потрудившимся на запруде. К счастью мягкий средиземноморский климат уже позволял ночевать под открытым небом без особого ущерба для здоровья. Наши герои, пережившие уже столько печалей сообща, свернулись в один клубок и заснули до рассвета. Сон был им сейчас более всего необходим, так как психика уже переставала справляться с безумной чередой событий, постоянно сваливающихся на их головы, задницы и прочие многострадальные части тел.
Барселона, столица Каталонии, в то время вновь встала на путь славы и довольства. Она уже считалась промышленным центром, и даже переживала расцвет торговли и промышленности. В наследство от Бурбонов городу достался кастильский язык, а также возобновилась торговля с заокеанскими колониями. Город украсился дворцами и бульварами, и был вполне готов ко встрече путешественников со всего мира.
Однако надо признаться, что сами путники не очень рвались немедленно покорить городские кварталы. Весь многочисленный скарб, который Лиза с такой заботой и тщанием волокла за собой из страны в страну подобно муравью, который тащит на горбу тяжелую гусеницу, был безвозвратно утрачен. Потеря нажитого имущества крайне огорчила бывшую владелицу.
– Лучшие платья, по парижской моде, туфли атласные, сапожки из крокодиловой кожи… – перечисляла она, горестно всхлипывая. – Одних золотых два мешка!
