В записях за другой год Пауэрскорт снова увидел результаты дружной игры тех же двух бэтсменов. Но, несмотря на присущий всякому мужчине интерес к итогам матчей, он все же поторопил старика:
— А где сейчас он, ваш Сквиррел-Максфилд? Все еще защищает честь команды Кална?
Старик так опечалился, что, казалось, по его морщинистым щекам вот-вот потекут слезы.
— Нет, сэр, нету его. Уехал. Уехал, как то горе приключилось. Вот, говорят, на некоторых как бы лежит печать несчастья — боги сердитые метку поставили, так это прямо про него.
Белогривая голова снова закачалась. Пауэрскорт терпеливо ждал.
— Женился он, наш Сквиррел, поздно, — продолжил старик, рассеянно листая очередную тетрадь с записями матчей, — всего лет пять назад. Сынок у него родился, красавчик — волосы льняные, глазки зеленые. Сначала-то все было распрекрасно, а как мальчонке стало годка полтора, так и увидали — неладно с ним. Уж сколько мать с отцом его по докторам возили, все зря. Везде им говорили, что эпилепсия да слабоумие. А тут как раз жене Сквиррела снова родить. И снова та же беда, ребеночек с такой же хворью. Доктора только руками развели. Ну, Максфилдам, конечно, худо пришлось. Самое-то плохое, что детей, как доктора объяснили, не вылечить, до конца жизни с ними надо возиться, как с младенцами. Советовали Максфилдам насчет специальных приютов, куда детишек отослать, но Сквиррел сказал — никогда он ребят от себя не отпустит. Сказал, буду заботиться о них, а там, Бог даст, лечение какое новое придумают. Не верю, говорил он, что Господь посылает в этот мир больных, которых вылечить не собирается.
— А Максфилдам кто-нибудь помогал, мистер Дженкинс? Поддерживал их материально?
— Ходили об этом слухи, да, сэр. Знаете ведь, как это бывает в сельских местах. Все на виду друг у дружки, и сплетен, что сорняков. Поговаривали — мол, мистер Донтси очень им помог, много денег дал, но точно-то никто не знает. А Максфилды всем семейством куда-то на юг Франции подались. Вроде бы там климат получше, да и жизнь подешевле, ну а мне про то неизвестно. Я порой думаю, мне и жить-то осталось уже всего ничего.
— Неправда, мистер Дженкинс! — возразил Пауэрскорт. — Вы еще проживете много-много лет. А вот скажите, какого вы сами мнения о них, о Донтси и Максфилде?
Внимательно поглядев на детектива, старик начал неспешно извлекать из разных карманов трубку, кисет, коробок спичек.
— Сквиррела я не особо близко знал. Он в городе работал, плотничал, к нам сюда иногда только наведывался. Ну, приятный такой, со мной всегда любезный. А мистер Донтси, сэр, его-то я все время видел. И так скажу, что не встречалось мне джентльмена, который бы с такой добротой к людям относился, всегда рад помочь, когда кому-то тяжело. Эх, беда — такого человека потерять…
— Верно ли я вас понял, — уточнил Пауэрскорт, — что мистер Максфилд на родину давно не приезжал?
— Нет, сэр, не было его здесь. Хотя, узнай он вовремя про мистера Донтси, на похороны-то уж обязательно прибыл бы. Только ведь почта как нынче работает, что тут у нас, что там у них, у этих французов? А если б Сквиррел появился в Англии, так тотчас к своей матушке пошел бы, она жива еще, в городе проживает. Мы бы все сразу узнали, что он приехал.
В Лондон детектив возвращался с чувством облегчения: можно было больше не подозревать и не искать неуловимого Ф. Л. Максфилда. И всю дорогу мысли его занимал убитый Александр Донтси, чья верность друзьям, чье великодушие продолжали жить и после его смерти.
Лорд Фрэнсис Пауэрскорт расхаживал по своей гостиной, прижимая к груди обоих близнецов. Эдвард, войдя, прислушался: он мог бы поклясться, что отец пересказывает младенцам надгробную речь Перикла из второй книги «Истории Пелопонесской войны» Корнелия Тацита.
— Вы, Эдвард, тоже должны им что-нибудь рассказать! — весело заявил Пауэрскорт. — Джонни Фицджеральд уже поведал малышам обо всех птицах Лондона и их повадках. Хотите одного из них подержать?
Вечером Эдвард рассказывал Саре, что близнеца ему предложили, словно сандвич с огурцом или сдобное печенье к чаю. Он бережно принял тугой сверток и старался держать его как можно аккуратней.
— Малыши сейчас открывают для себя окружающий мир, — блаженно улыбаясь, сообщил Пауэрскорт. — Порой они, как обезьянки, с любопытством хватаются за ваш палец. Через минуту придет няня и заберет их купать, так что ваш рассказ, Эдвард, должен быть достаточно коротким.
— А кого я держу? — спросил Эдвард.
— Мальчика, Кристофера. Старшие дети зовут его Крисом, но я предпочитаю полное имя. Каждый день повторяю Оливии и Томасу, что, если бы мы выбрали для их братишки имя Крис, то так его и окрестили бы, но они меня не слушают. А вы как думаете?
У Эдварда не было никакого желания быть втянутым в конфликт отцов и детей:
— Что ж, — тактично заметил он, — быть может, стоит подождать? У Кристофера, вероятно, скоро появится свое мнение на этот счет?
На пороге появилась немолодая няня — вся в безупречно белом, с двумя полотенцами в руках.
— Разрешите представить, наша нянюшка, Мэри Мюриэл, — сказал Пауэрскорт. — А это Эдвард, большой друг нашей семьи.
— Как поживаете? — вежливо обронила няня в сторону Эдварда и требовательно потянулась к близнецам. — Время купания! — объявила она, словно это был ритуал, утвержденный королевским указом или парламентским актом, и, ловко подхватив оба свертка, унесла их наверх.
— Вот так, — подытожил Пауэрскорт, усаживаясь в свое любимое кресло перед камином. — Все собираюсь попросить Мэри Мюриэл перенести время купания минут на десять позже, чтобы я мог подольше побыть с близнецами. В конце концов, я их отец и, заметьте, именно я плачу ей жалованье. Но она замечательная няня, вырастила нам и Томаса, и Оливию. Только у нее все строго по расписанию. Взгляните на часы, Эдвард, — уверен, сейчас одна минута седьмого. Если купание не начнется ровно в шесть, в Лондоне случится наводнение, налетят тучи саранчи и разразится всемирный потоп.
— Я счастлив познакомиться со столь замечательной няней, — улыбнулся Эдвард, — и сейчас действительно две минуты седьмого.
— Так, «Эдвард, молодой король»[46], а теперь к делу, — сказал Пауэрскорт. — Я изучил все завещания и весьма озадачен. Судя по всему, на вспомоществование нуждающимся направлялись немалые деньги, но где они? Вы встречали хоть одного неимущего студента, который получал бы стипендию по завещанию бенчера?
— Нет, — ответил Эдвард, — ни одного. И ничего не слышал о финансовой поддержке пожилых юристов, оказавшихся в стесненных обстоятельствах.
— Возможно, в устав корпорации внесены поправки, — задумчиво произнес Пауэрскорт, прислушиваясь к доносящимся сверху крикам близнецов, которым явно не нравилось купание, — но изменить официально утвержденные завещания вряд ли возможно. Думаю, это просто немыслимо.
— Вы полагаете, здесь есть связь с убийствами?
— Ну, не прямая, разумеется. Но что-то странное тут есть, и мне очень интересно, что именно. Положим, Донтси обнаружил некие сомнительные комбинации с деньгами. И рассказал об этом своему другу Стюарту. А потом попробовал нажать на Бартона Сомервилла и потребовал у него отступного. Или тут что-то другое? Не знаю.
— Но как же нам выяснить, что произошло?
— Я хочу дать вам поручение, Эдвард. Не скажу, что приятное или романтичное, зато вы можете нам помочь.
— Я готов на все, сэр.
— Прежде чем сформулировать задачу, позвольте вам кое-что объяснить.
Пауэрскорт достал из-под кресла пачку бумаг. Эдвард заметил, что она перевязана и запечатана, как секретные документы.
— Наши краткие сводки по завещаниям сложены в хронологическом порядке. Кроме того, я сделал таблицу на основании того, куда должны были быть направлены деньги: «неимущим студентам», «престарелым юристам, оставшимся без средств», «на усмотрение руководства корпорации» и так далее. Перед цифрой каждой завещанной суммы я в скобках поставил дату утверждения завещания. Слава Богу, покойных бенчеров не так много, иначе мы утонули бы в бумагах. Мой шурин — такой же гений в финансах, как Билли Грейс в крикете, — заберет эти записи сегодня вечером и просмотрит их у себя в офисе. Но я знаю, на что ему захочется взглянуть, прежде чем он сделает выводы.
Эдвард вопросительно посмотрел на Пауэрскорта.
— Годовой баланс или какой-то другой бухгалтерский документ, в котором отражены итоги прошлого или предыдущего года, — ответил тот. — А теперь слушайте внимательно, Эдвард, и сразу поправьте меня, если я в чем-то ошибусь.
Детектив сделал паузу. Сверху снова донесся горестный крик протеста, а потом второй, больше похожий на всхлип.
— Моет им головы, — сказал Пауэрскорт с легким неодобрением. — Итак, по моим представлениям, кому-то из бенчеров вашей корпорации поручено контролировать общие финансовые потоки, но только, так сказать, тактически. Стратегию определяет, как следует из его звания, казначей. Символом и доказательством сего является стоящий в холле перед Казначеевым кабинетом стеллаж, где хранятся ежегодные отчеты по счетам. Сторожит сокровище горгона с тусклыми волосами и острыми длиннющими ногтями… все забываю, как зовут эту ведьму?
