И медсестра Китти Муррей исчезла в ночи.
Кингсли еще полежал в траве под дождем. Возможно, он надеялся, что дождь смоет его грех. Его терзало чувство вины. То, что несколько минут назад казалось потрясающим, теперь выглядело подло. Он по-прежнему любил Агнес, хотя она была для него потеряна, и ему было больно и стыдно оттого, что он ее предал. Он вообще не собирался ей изменять. Кингсли напрасно убеждал себя, что Агнес поступила с ним жестоко и не сумела поддержать его в час испытаний. Ему было все равно; он любил ее. Она была его Агнес, самой прекрасной девушкой, которую он знал, и то, что она не была идеальна и никогда таковой не притворялась, делало ее еще прекраснее. Он безумно тосковал по ней, а теперь предал ее. Он поймал себя на том, что гладит обручальное кольцо, которое Агнес вернула ему в Брикстонской тюрьме и которое он с тех самых пор носил на мизинце. Капли дождя на его лице смешались с неожиданными слезами.
На следующий день Кингсли отправился в Армантьер, в отделение военной полиции, которое занималось смертью Аберкромби в ту ночь. На дорогах было полно транспорта, и капитанская форма снова гарантировала ему попутку, но путь был тяжелый. Машинами были запружены и все объездные дороги. Полномасштабное наступление Британии по-прежнему шло полным ходом, хотя войска почти не продвинулись.
— Мы должны были быть в Пасхендале в первый день, — сказал Кингсли водитель. — Прошло две недели, а мы туда еще не добрались.
Военные считали Армантьер противным и грязным, но все равно приезжали сюда, и за прошедшие три года городок превратился в военный лагерь. Изредка он попадал в зону артиллерийского обстрела и был частично разрушен. Но здание, в котором разместился отдел военной полиции, не пострадало. Кингсли удалось предупредить по телефону о своем прибытии, поэтому его ждали. Самый старший в отделе, сержант, приветствовал его у двери.
— Сержант Билл Бэнкс, Королевская военная полиция, сэр! — сказал он, встав по стойке «смирно», отдав честь, как на параде, и громко щелкнув каблуками.
— Вольно, сержант, — ответил Кингсли. — Если вы постоянно будете щелкать каблуками и отдавать честь, нам вряд ли удастся нормально поговорить.
— Я это делаю не постоянно, сэр. Только когда предписано.
— По инструкции? — спросил Кингсли, вспомнив тюремного врача.
— Да, сэр, по инструкции.
Сержант проводил Кингсли в комнату, которая раньше была гостиной, а теперь превратилась в кабинет сержанта. Он получил очень щедрую чашку сладкого чая со свежим молоком. В «Кафе Кавелл» подавали только кофе, и менее похожего на кофе напитка Кингсли пить не приходилось.
Кингсли сразу перешел к делу:
— Итак, сержант. Вы присутствовали на месте убийства?
— Так точно, сэр, присутствовал.
— Значит, я могу увидеть ваш рапорт с места преступления?
— Как вы сказали, сэр?
— Ваш рапорт. Рапорт, который вы и ваши люди составили на месте преступления.
— Вы имеете в виду «Извещение о преступлении», сэр?
— Наверное.
Сержант полез в шкаф и достал листок бумаги.
— Пожалуйста, сэр, — с гордостью сказал он. — Одна копия хранится в отделении, а две другие подшиты к делу. В шкафу, где я храню все дела. Я собирался уничтожить их, ведь официально никакого происшествия не было, но потом решил не уничтожать официальный документ без официального запроса на его уничтожение. Но я не могу послать такой запрос, поскольку в деле описывается происшествие, которого официально не было, и, соответственно, никакого дела быть не может. Все так запутано, сэр.
Кингсли взглянул на листок бумаги. Вверху стояли дата и время, а далее шел краткий рапорт:
«Посетил замок Бориваж ЦЕНДа Королевской медицинской службы, получив извещение о происшествии по телефону от дежурного офицера медслужбы. Обнаружил виконта Алана Аберкромби в постели, убитого выстрелом в голову. Заглянул в соседнюю палату, где медсестры обнаружили пациента рядового Томаса Хопкинса, державшего в руках табельный револьвер Аберкромби, из которого недавно стреляли. Арестовал Хопкинса по обвинению в убийстве».
Кингсли вернул листок сержанту:
— И все? Это все, что вы написали?
— А больше ничего не происходило, сэр.
Кингсли вздохнул. Злиться смысла не было; в его обязанности не входило обучать военную полицию правилам расследования, очевидные даже для восьмилетнего ребенка, который прочитал «Собаку Баскервилей».
— Вчера я лично осмотрел место преступления. Ни в кровати, ни в полу следа от пули нет, поэтому полагаю, что пуля из головы потерпевшего не вышла.
— Кажется, так, сэр, — ответил сержант Бэнкс с изрядной долей сомнения.
— Судя по всему, вскрытие тела не проводилось?
— Насколько я знаю, нет. Мы такой запрос точно не делали. Да и зачем? Мы ведь видели, что он мертв.
В первую секунду Кингсли подумал, уж не шутит ли сержант. Но он не шутил.
— К тому же на следующий день нам сообщили, что, по официальной версии, виконт «погиб в бою», сэр. Поэтому так все и вышло.
— По-видимому, пуля по-прежнему находится в голове трупа?
— Весьма вероятно, сэр.
— А где труп?
— Думаю, сэр, его похоронили. На территории замка. Кажется, у них там есть маленькое кладбище.
— Что ж, сержант, вам и вашим людям придется его откопать. Вытащить на поверхность.
— Хорошо, сэр, — сказал сержант, очевидно смутившись. — Я подготовлю предписание вам на подпись, сэр, если вы не возражаете. Именно так мы делаем…
— По инструкции, да, сержант, ничего другого я от вас не ожидал. Итак, осмелюсь спросить, известно ли вам место нахождения револьвера, из которого была выпущена пуля?
— Да, сэр!
— Прекрасно. Где же он?
— Снова на фронте. Мы вернули его в часть.
— Вернули в часть? Чтобы его отдали какому-то офицеру?
— Да, сэр. Оружие — это оружие, сэр, а нам нужно все, которое есть. Понимаете, его вечно не хватает.
— Вы отдали обратно орудие убийства?
— Да, сэр. Оружейнику части.
— Ясно, хорошо, я хочу, чтобы вы немедленно выяснили по полевому телефону, кому его передал оружейник, понятно?
— Как прикажете, сэр.
— И также я хочу, чтобы вы нашли свидетеля Маккруна. Рядового, который утверждает, что видел в коридоре в ночь убийства офицера. Я полагаю, что, как и орудие убийства, он тоже вернулся на фронт. Пожалуйста, выясните, жив ли он, и если жив, то где он находится.
— Хорошо, сэр.
— А сейчас я бы хотел встретиться с арестованным.
— Да, сэр!
Сержант поднялся, встал по стойке «смирно», щелкнул каблуками, повернулся, снова щелкнул каблуками и строевым маршем вышел из комнаты.
Кингсли не надеялся что-то узнать у незадачливого рядового Хопкинса, и его пессимизм оправдался. Солдата содержали в импровизированной камере в подвале. Он был худой и измотанный и сначала, казалось, не заметил присутствия Кингсли: сидел и дергал ногой, словно что-то в штанине ему мешало и он пытался это вытряхнуть.
— Встать, когда в комнату входит офицер, дерьмо собачье! — рявкнул сержант, и Хопкинс медленно поднялся на ноги.
— Спасибо, сержант, — спокойно сказал Кингсли. — Вы свободны.
Когда сержант, щелкнув каблуками, покинул комнату, Кингсли предложил Хопкинсу сигарету и, закурив сам, попросил заключенного рассказать о вечере убийства.
— Н-н-нечего рассказывать, — ответил мужчина. Заикаться он начал в первый же день Третьей битвы. — Мы с Мак-к-круном поиграли немного в карты, вот и все. Я был рад, что он посидел со мной. Мне было оч-чень плохо. В голове постоянно шумело и все т-такое.
— Вы знали, что виконт Аберкромби находился в соседней палате?
— До того вечера я даже не знал, что там вообще есть соседняя палата. Кстати, я узнал об этом, пот-тому тот, кто там был, ужасно с кем-то спор-рил. Крик стоял и все такое.
— Спорил? Вы уверены? Мне об этом не говорили.
— Ну, м-может, никто больше и не слышал. Я ведь все-т-таки был в соседней к-комнате.
— Вы знаете, кто именно там спорил?
— Нет, я никого не видел. Я же г-говорю, я понятия не имел, что это Аберкромби, уб-блюдок, который п-привязал меня к лаф-фету.
Некоторое время они молча курили, прислушиваясь к грохоту взрывов.
— Значит, вы не стреляли в виконта Аберкромби? — сказал Кингсли, нарушив молчание.
Хопкинс докурил сигарету и попросил еще одну, прежде чем ответить.
— Конечно, черт в-возьми, не стрелял, — сказал он. — Какого хрена мне делать т-такую глупость, а?
— Он был аристократом. А вы, я полагаю, большевик.
— Если б к-каждый б-большевик пристрелил по аристократ-ту, у нас уже д-давно была бы револ-люция.
— Полагаю, вы правы.
— К тому же мы не собираемся стрелять д-дворян, мы собираемся заставить их раб-ботать вместе с нами.
