Чечотт был рад, что его план удается. Судя по выражению лица пана Ванзарова, увиденное его не обрадовало. Лишь бы не заставил вскрывать все подряд.
– Как видите, это в основном старый хлам, – осторожно заметил доктор. – Ценности не представляет. Если не знать истории болезни…
– Кстати о болезни, – сказал Ванзаров, поворачиваясь к Чечотту, чему тот был совсем не рад, а предпочел бы, чтобы беспокойный пан удалился куда подальше. – Не припомните чего-нибудь венецианского?
– Простите, не понимаю вас…
– Выражусь яснее. Был ли у вас пациент, который воображал себя, например… Казановой. И так был в этом уверен, что надевал плащ-накидку, треуголку и маску? Не припомните?
Вспоминать Чечотту не было нужды. Он еще не забыл галантерейного приказчика, который на почве алкоголизма и несчастной любви вообразил, что он не кто иной, как сам великий любовник и сердцеед. А потому из всей одежды надевал только треуголку с плащом, распахивая который доводил барышень до обморока. Болезнь его была неизлечима, и, пробыв в больнице несколько лет, приказчик немного ухудшил статистику смертности. Чечотт мог бы сказать, что такого не было. Но что-то не позволило ему врать. Быть может, твердая уверенность, что ложь будет поймана.
– Казанова гостил у вас года два назад? – спросил Ванзаров, выслушав историю.
– Чуть меньше…
– Не сочтите за труд показать его вещи…
Ласковый тон не мог обмануть доктора. Он прекрасно понял, что в него вцепились стальные когти. Чечотт зашел в сарай и снял с верхней полки тертый чемодан. Прежде чем открыть, Ванзаров попросил его осмотреть и даже провел ладонью по треснувшей коже. Терпеливо выждав, Чечотт принял чемодан обратно, поставил на землю, дернул за ремни чуть сильнее, чем надо, все от раздражения, и распахнул его.
– Это и есть наряд Казановы?
Вопрос оказался уместным. Чечотт смотрел на вещи и не узнавал их. Вместо плаща отличного черного шелка – недаром галантерейный приказчик – лежало скомканное одеяло, проеденное молью. Треуголка превратилась в войлочную шляпу с дырой вместо донышка. Как будто ее долго ела крыса.
– Ничего не понимаю… – проговорил доктор. – Откуда это?
– Следует понимать, что Казанова ваш одевался куда моднее?
– Это совсем не те вещи! – возмутился Чечотт, будто Ванзаров был тому виной. Он стал выбрасывать вещи из чемодана. – Какая-то мистика, если бы я в нее верил… О, шпага на месте…
И доктор вынул оружие, завернутое в рогожку.
– Позвольте взглянуть?
Не стоило и просить. Он сам передал вещь в руки полиции. Ванзаров медленно развернул обертку, словно боялся порезаться. Под грубой материей оказался некрупный клинок со следами ржавчины и витиеватой гардой.
– Это шпага вашего Казановы?
Доктор не был вполне уверен. И хоть оружие у больного было отнято сразу, ему казалось, что та шпага выглядела несколько по-иному.
– Даже не знаю, что вам сказать… – проговорил он. – Я плохо, нет, совсем не разбираюсь в оружии. А что не так?
– Могу предположить, что приказчик был сумасшедшим, но аккуратным. К венецианскому костюму он наверняка добавил бы правильную шпагу. Негоже графу Казанове таскать на поясе что попало вместо скьявоны.
– Чего, прошу простить?
– Венецианская шпага: узкая и недлинная.
– А это что же? – спросил заинтригованный доктор.
– Ответ наверняка знает господин Лебедев, но я бы сказал… – Ванзаров задумался, – что это чинкуэда, или «воловий язык».
– Никогда не слышал…
– Итальянский короткий и толстый меч. Вещь редкая в наших краях…
– Пан Ванзаров, снимаю перед вами шляпу, – сказал доктор, так ничего и не сняв. – Вы удивили меня своими познаниями. Полицейский – и разбирается в итальянский мечах! Такое может быть только в России. Я искренно поражен!
– Благодарю за комплимент, но принять его не могу… – ответил Ванзаров, возвращая меч. – Я поражен не меньше вашего.
– Так что мне с ним делать?
– Верните на место, и очень прошу вас никому не рассказывать о нашем маленьком открытии.
Нет ничего проще. До музея и так никому дела нет, кроме него. Доктор обещал с полной уверенностью сдержать слово. И даже спросил, чем еще может быть полезен.
– Сегодня ничем. Но завтра, думаю, мне понадобится ваша помощь… – ответил Ванзаров. У доктора нехорошо закололо в боку: дурное предчувствие…
В тихом уголке Коломенской части располагался аккуратный дворец, окруженный каменным забором, за которым виднелся ухоженный сад. Большую часть года дворец пустовал. Хозяева предпочитали весенний и летний сезон проводить в Ницце. В полицейском участке об этом было известно: от городовых требовалось приглядывать за домом, чтобы туда не пожаловали непрошеные гости.
Сегодняшним вечером гостей здесь ждали. Кованые ворота были приоткрыты ровно настолько, чтобы можно было войти. К ним то и дело подъезжала карета, из которой выскальзывала фигура, закутанная в накидку с капюшоном или широкое пальто с поднятым воротом. Гости старались как можно скорее миновать дорожку до парадного крыльца и проскользнуть внутрь. Открывать дверь им было некому: хозяева не держали швейцара. С улицы могло показаться, что внутри ничего не происходит. Дворец не светился огнями, шторы на окнах были опущены наглухо, не было суетящихся слуг и толпы зевак, в общем, скучных примет петербургского бала. Дворец казался спящим.
К воротам подкатила пролетка. С подножки соскочил гость, одетый в глухой черный плащ-накидку. Рукой в белой перчатке он придерживал треугольную шляпу. Лицо его было скрыто черной тканью и маской bauta с пустыми глазницами, выпирающими скулами и птичьим носом. Гость оглянулся по сторонам и прошел через парадную дверь. В сенях, где по обычаю балов лакеи принимали верхнюю одежду, было пусто и темно. Только один подсвечник скупо освещал помещение.
Гость в маске поднялся по мраморной лестнице, что вела в бельэтаж, и оказался перед закрытой двустворчатой дверью. Не было лакеев, которые с поклоном распахнули бы ее. Он сам нажал на массивную бронзовую ручку и оказался в гостевом зале. Перед ним открылась молчаливая толпа. Его появление привлекло всеобщее внимание. На вошедшего обернулись маски. На него смотрели летучие мыши, бабочки, ведьмы, пираты, куклы, румяные толстяки, волки, лисы, коты и какие-то нездешние существа с золочеными перьями. Среди буйства фантазии его костюм выглядел более чем строго. Множество невидимых глаз смотрели на него в тишине, словно проверяя, тот ли гость пришел и есть ли у него право находиться здесь. Он изысканно, как венецианский граф, поклонился. Кто-то в толпе ответил ему поклоном. Но большинство потеряло к нему интерес. Что было, в общем, неплохо.
«Бал тишины» выглядел непривычно во всех смыслах. Не было оркестра, который играл обычный порядок танцев, не было официантов, разносивших прохладительные напитки, не было танцующих, смеха и веселья. Все, что доставляет удовольствие, было перевернуто с ног на голову. Господа наслаждались тишиной и разговорами шепотом.
Господин в маске направился в самую гущу толпы. Он старательно пробирался между людьми, ни с кем не вступая в разговоры. Ему поклонился Синдбад-мореход в белой маске из папье-маше, как будто узнав. Господин ответил на приветствие, но не стал задерживаться. Он блуждал по залу извилистым маршрутом, нигде не задерживаясь, но показывая себя.
Раздался тихий звон колокольчика. Гости, как по команде, стали расходиться, освобождая середину зала. Господин в маске отступил вместе со всеми. Когда пространство освободилось, вперед вышел мужчина, одетый в панталоны и короткую курточку, как у малыша. На голове у него был ярко-красный парик с невероятными кудрями, падавшими на маску, изображавшую румянощекого весельчака. Малыш взмахнул дирижерской палочкой и замер. На свободное место вышли несколько масок, вставших в танцевальные пары. Дирижерская палочка стремительно полетела вниз, прочертила линию и взвилась вверх. Весельчак отсчитывал ритм безмолвной музыки. Пары закружились в танце. Шелестели юбки, каблуки задевали о паркет… Гости двигались в полной тишине, и тишина звучала лучше всякой музыки. Пары танцевали с азартом. К ним потянулись другие. Вскоре от танцующих стало тесно. Мало кто остался в стороне от редкого развлечения. Только господин в маске bauta остался без пары. На него поглядывали, в прорезях масок сверкали глазки, но он никому не предложил свою руку. Видимо потеряв интерес к танцам, он пошел вокруг зала. В углу, куда попадало мало света, он заметил гостя в венецианском наряде. Тот поклонился ему и вдруг поманил пальцем в черной перчатке, отступая в боковую дверь. Он ответил на поклон и последовал за ним. Незнакомец отступил в широкую гостиную, освещенную люстрой. Несколько масок собрались группой, о чем-то шепчась. Венецианский плащ манил, господин в маске послушно следовал за ним.
