– Но где же сестра моя, Варвара где? – вопрошал Борис. – Теперь уже никто не узнает, где они с ней расстались…
Они посидели немного молча, потом Горецкий кашлянул и спросил разрешения продолжать.
– Что касается татарского вопроса, то там дело обстоит так: в деле замешана Милли-Фирка.
– Это что еще за зверь? – неподдельно удивился Борис.
– Так называется национальная партия крымских татар. Они основали ее в 1917 году и объединили в ней членов татарского общества «Джеимэт-Хайрие», образованного в Турции, и членов нелегальной татарской организации в Анкаре. Сейдамет, лидер татарских националистов – один из главных людей в Милли-Фирке. Исповедуют они джадидизм – такое новое течение, лозунг у них – «Крым для крымцев», то есть упорно хотят оторвать Крым от России. С этой целью они поддерживали тесное сотрудничество с Турцией и Германией. А когда немцы вынуждены были уйти, то формально они согласились не препятствовать армии Деникина и даже воюют вместе – в Добрармии есть татарские полки. Но Милли-Фирка всегда стояла за независимое Крымское ханство. Очевидно, для этой святой, как они говорят, цели они и переправляют бриллианты в Батум, а потом в Турцию, а оттуда получают оружие и деньги. Сейчас на открытый мятеж против Деникина они не решатся, но вот если, не дай Бог, красные начнут одерживать верх и займут Крым – вот тогда, в суматохе, в мутной воде, Милли-Фирка и собирается захватить власть. А если не удастся, она уйдет в подполье, как было уже, когда Крым ненадолго заняли красные в восемнадцатом году. С красными-то у них никогда альянса не получится – в восемнадцатом татары захватили и расстреляли весь Совет народных комиссаров Красной республики Таврии.
– Какое отношение мы с вами имеем ко всему этому? – прервал Горецкого Борис.
Пока тот говорил, Борис справился со слабостью, которая охватила его при мысли, что если бы Варя была с Романовскими, ее бы тоже убили. Но ее не было, а где она теперь – никто не знает. Почему она не приехала с Романовскими в Феодосию? Заболела? Умерла? Или, паче чаяния, решила ехать назад, в Петербург, чтобы искать там его, Бориса?
Никогда он этого не узнает.
– Все эти дела я передам в контрразведку, – согласился Горецкий, – у нас с вами другие заботы. Нам нужно узнать, кто убил в гостинице Махарадзе.
– Слушайте, я вам говорил про Просвирина? – оживился Борис. – Забыл, кажется. Так вот, лакеев баронесса Штраум нанимает только по четвергам, когда публика приходит в салон. Приглашает их из гостиниц попроще, из приличных-то не идут, за место держатся.
– Экономная женщина, – усмехнулся Горецкий, – зря деньги не тратит.
– Брала она и Просвирина из «Парижа», это мне известно от горничной. Горничная не помнит точно, служил ли Просвирин третьего августа, но баронесса, как вы верно изволили заметить, дама весьма хозяйственная, сама ведет все счета и все записывает. Можно у нее как-нибудь в записях порыться, но я и так могу предположить такую вещь: Просвирин случайно видел, как третьего вечером Махарадзе получил от Вольского или от баронессы бриллиант, затем сообщил кому-то об этом, знакомому бандиту. Тот пришел в гостиницу, убил Махарадзе и забрал бриллиант и наш список – последний случайно. Просвирин же подмешал в вино кокаину, чтобы и я, и Махарадзе были сонными и одурманенными. До этого он доставил нас обоих в мой номер, а потом, зная в гостинице все ходы и выходы, запер дверь номера изнутри, а сам удалился каким-то иным способом. Он же вызвал полицию прямо ночью, чтобы я не успел проспаться и не сбежал.
– М-да, вполне вероятно, – задумчиво пробормотал Горецкий. – Насколько я помню, лакей Просвирин был хитрой бестией. Такие везде шмыгают, всюду проникают. Вполне мог он в салоне разглядеть бриллиант. И заметили ли вы, Борис Андреевич, что татары после убийства Махарадзе интересовались только хозяином гостиницы? Про лакея они и не вспомнили, лакеев никто не замечает.
– Но он-то испугался после смерти хозяина и скрылся.
– Вот по этому поводу давайте-ка послушаем Саенко, – оживился Горецкий, – дело в том, что когда нашли труп хозяина гостиницы, я поручил Саенко понаблюдать за квартирой Просвирина, поспрашивать соседей. Рассуждал я так, что Просвирин не станет убегать из города. Сами посудите: он тут вырос, дом у него здесь, куда ему бежать? В Батуме нечего ему делать без документов, да и денег, думаю, у него немного.
– А бриллиант?
– Что – бриллиант? Бриллиант забрал убийца, потому что Просвирин на роль главного злодея никак не годится. Так, на подхвате был… Вокруг Феодосии в основном татарские деревни, туда бы он не сунулся, татары его прятать не станут. В Ялту, в Одессу уехать? Так опять-таки денег мало, а работу сейчас найти непросто. К тому же он рассчитывал, что время сейчас смутное, убийств всяких происходит множество, понемногу забудется и это, в гостинице. Он же не предполагал, что Махарадзе еще и на англичан работал и что мы теперь весь город переворачиваем, чтобы проклятый список найти. Саенко! – крикнул Аркадий Петрович. – Зайди-ка, голубчик, к нам. Садись, голубчик, – кивнул Горецкий на стул, когда Саенко вошел и почтительно остановился на пороге. – Расскажи-ка нам, что ты успел выяснить насчет лакея Просвирина.
– Так что, ваше сковородие, – привычно начал Саенко, – на своей квартире он точно не живет. У него свой домик маленький, там мать – старуха глухая. Она ничего про него не знает с тех пор, как утопленного хозяина гостиницы нашли, он дома не появляется.
– Не было у него ни жены, ни детей? – полюбопытствовал Горецкий.
– Жены, детей не было, а была полюбовница, мещанка Голосова Авдотья Лаврентьевна. Проживает она вот в такой же примерно слободке, как эта, на окраине, только если по Итальянской идти, то совсем в другую сторону забирать надо. Живет она тем, что гадает на картах, потерянное ищет, боль заговаривает – в общем, ворожит, как может.
– Ты у нее был?
Саенко слегка поморщился:
– Да к ней одни бабы ходят, но в последнее время, говорят, что соседок она не очень привечает. Эта Авдотья – та еще шельма, тертая… Побоялся я прямо к ней соваться, как бы не спугнуть.
– Бабы, говоришь, одни ходят? – оживился Борис. – А давайте к ней Марфу Ипатьевну подошлем… – И, не дожидаясь согласия опешившего Горецкого, крикнул: – Хозяюшка! Марфа Ипатьевна! Пожалуйте к нам для разговора!
Хозяйка возникла в дверях, как всегда, неслышно.
– Марфа Ипатьевна! Вы такую Авдотью Лаврентьевну знаете?
– Ворожею, что ли? Кто же ее не знает.
– И что, правда хорошо ворожит?
– Кто ее знает, – Марфа Ипатьевна пожала плечами, – сказывали на базаре, что одной бабы мужа она от водки отвратила, а тот, почитай, лет пятнадцать пил. Детям, говорят, грыжу заговаривает или икоту. Ну и на картах гадает, конечно. Сейчас война людей по свету разметала, вот и ходят к ней бабы: погадай, мол, Лаврентьевна, вернется ли мой живой-здоровый? Та карты разложит и говорит, что вернется, мол, но через год. А кто его знает, что через год-то будет? Или просто на короля гадают.
– А вот вы, к примеру, могли бы к этой ворожее сходить завтра и на картах погадать?
– Что ты, что ты, – хозяйка смутилась и досадливо махнула рукой, – мое положенье вдовье, разве пристало мне по гадалкам ходить да на королей гадать?
– А вы сходите, Марфа Ипатьевна, – мягко вмешался Горецкий, – понимаете, имеем мы подозрение, что интересующего нас человека эта ворожея прячет. Вот вы и поглядите внимательно, может, что и заметите.
– Ну, и на какого же мне короля гадать прикажете? – с улыбкой спросила хозяйка.
– Да вот хоть на Саенко! – захохотал Борис. – Ишь молодец какой, когда форму наденет.
Борис не заметил, как хозяйка сердито блеснула глазами. Горецкий промолчал.
– Что ж, на трефового, значит, – тихо сказала Марфа Ипатьевна и отвернулась.
– М-да, – пробормотал Аркадий Петрович, – а я попробую узнать что-то о бриллиантах, для этого нужно обратиться к специалисту.
– Здесь, в Феодосии, есть сейчас специалисты по драгоценным камням? – удивился Борис.
– Один есть, – кивнул Горецкий, поправив пенсне. – Вы много раз проходили мимо его магазина. Михаил Серафимчик, солидный человек, у него в свое время был прекрасный магазин в Москве. К нему я пойду сам, боюсь, что вам он не окажет доверия – человек вы малоизвестный, да и привлекать внимания к себе сейчас вам совершенно не стоит.
– Однако пойдемте, ваше благородие господин Ордынцев, – прогудел Саенко, – я вас провожу маленько.
– И то верно, – спохватился Борис, – мне ведь нужно в гостинице ночевать.
– Уж вы меня, ваше благородие, извините, но получаетесь вы форменный дурак! – напустился Саенко на Бориса, как только они оказались на улице. – Меня вздумали рядом с такой женщиной поставить. Да она на меня и не глядит вовсе…
– Да я же пошутил, Саенко, – удивился Борис.
– Пошутил он, да она же на господина подполковника заглядывается!
