– К госпоже баронессе, – улыбнулся Борис как можно обаятельнее.
– Госпожа утром не принимают, – буркнула горничная и попыталась закрыть дверь.
– А ты, милая, доложи, – настойчиво попросил Борис, и тут же перед горничной появилась денежная купюра с изображением Царь-колокола.
Горничная поджала губы и перевела глаза с купюры на Бориса. Взгляд его был ласков, но настойчив. Горничная облизнула губы, и купюра исчезла у нее в кулаке.
– Иди, милая, иди, – Борис слегка подтолкнул ее в спину, – замолви там за меня словечко.
Горничная удалилась, впустив Бориса и заперев за ним дверь изнутри. Вернулась она быстро.
– Барыня просили обождать, – коротко сказала она.
Борис понял, что госпожа баронесса до его прихода находилась в постели. И тем не менее она согласилась его принять. Что это может означать? Баронесса явно испытывает к нему интерес, только вот какого рода?
– Не беспокойся, милая, – обратился Борис к горничной, – не обращай на меня внимания, занимайся своим делом, у тебя, я вижу, работы много.
В том зале, где вчера был салон, стулья и диваны отодвинули от стен, и горничная вытирала пыль.
– Еще бы не много работы, – ворчала она себе под нос, – когда здесь убирать, да еще наверху у баронессы квартира.
– А где же лакей вчерашний? – удивился Борис. – И вроде бы швейцара я в дверях еще видел…
– Вот еще забота была – лакеев да швейцаров кормить задаром! – фыркнула горничная. – Да их только раз в неделю нанимают, по четвергам, когда салон. Один у дверей стоит, другой – шампанским гостей обносит, а убирать – мне.
– Откуда же таких молодцов берут? – со скучающим любопытством спросил Борис, в то время как в голове его вертелась определенная мысль.
– Из «Тавриды» берут, из «Крымского приюта» берут, – охотно перечисляла горничная, радуясь передышке в работе, – из «Савоя»-то к нам не больно идут, гордые очень. Да и то сказать, там гостиница приличная, и лакеи высоко себя ставят.
– А из гостиницы «Париж» что же не берут? – рискнул спросить Борис.
– Брали раньше оттуда Порфишку Просвирина, – неохотно заговорила горничная, – да только пропал он куда-то в последнее время. А как там хозяин-то утопился, то и вовсе в гостинице дела плохо пошли. Постояльцы все разбежались, гнусное, говорят, место… А что это вы, барин, все спрашиваете и спрашиваете. – В голосе горничной появились подозрительные нотки, и снова она уставилась на Бориса немигающим взглядом.
– А ты сходи, спроси, долго еще ждать-то? – перевел Борис разговор на другое и снова протянул горничной купюру, но помельче.
Пока та ходила наверх, Борис лихорадочно размышлял. Стало быть, нанимали на вечер лакея Просвирина из гостиницы «Париж». И очень может быть, что именно тогда, третьего числа, Просвирин тут служил. Он, Борис, помнит, что вечером не было его в гостинице, немногочисленных постояльцев принимал сам хозяин и вещи даже наверх сам относил. А появился Просвирин значительно позже, когда уже Борис с Георгием Махарадзе играли в карты. Принес лакей вино, а потом Борис увидел его, только когда пришел Карнович с солдатами. Лакей вызвал солдат, якобы его насторожил шум в номере Бориса. Но Борис точно помнит, что играли они с Махарадзе внизу, в холле, в номер свой он никого не приглашал.
Из всего этого можно сделать предположение, что салон этот – то самое место, где был Махарадзе вечером накануне своей смерти. Что-то ему тут дали или сказали, из-за чего потом его в гостинице «Париж» убили… Доказательств у Бориса пока нет, но настораживают совпадения – тут Просвирин, там Просвирин… Эх, Горецкий дал маху, не допросил как следует Просвирина в свое время, а теперь ищи-свищи его…
– Наверх пожалуйте, – прервал размышления Бориса нелюбезный голос горничной.
Баронесса приняла его в утреннем простом платье, но волосы ее были тщательно уложены и лицо припудрено. Борис приложился к ручке, думая, как бы начать разговор половчее, потому что, откровенно говоря, дела у него к баронессе не было никакого. Однако она не казалась удивленной его приходом и сама завязала пустой разговор о вчерашнем салоне, о городе, о море, близость которого делает жизнь в городе совершенно особенной, и так далее. Ее фиалковые глаза подернулись томной поволокой, она забыла или сделала вид, что забыла отнять у Бориса свою руку, так что ему ничего не оставалось, как почтительно запечатлеть на ней еще один поцелуй…
«Однако, – думал Борис, сохраняя на лице глуповато-восторженное выражение, – похоже, что она просто положила на меня глаз. Это, конечно, не противно, ибо дама она интересная, но в данный момент не входит в мои планы. Мне бы выйти на Вольского поскорее, если, конечно, он связан именно с этим салоном…»
– Куда же вы вчера так стремительно исчезли? – вполголоса проговорила баронесса. – Для близких друзей у меня всегда найдется чашечка кофе после того, как уходят обычные гости.
Борис шумно вздохнул. Пора было переходить к решительным действиям, иначе она примет его за окончательного идиота. Пришел к женщине, находится с ней наедине в интимной обстановке и мнется, как семнадцатилетний гимназист на первом свидании.
– Как у вас жарко? – Действительно, у него выступила на лбу испарина.
– Да, для начала сентября нынче в Крыму ужасная жара, – согласилась баронесса.
– Софи! – воскликнул он, проникновенно глядя в фиалковые глаза.
– Расскажите мне про Петербург, вы ведь приехали из Петербурга?
Что-то насторожило его в ее словах, вернее, в тоне, которым она их произнесла.
– В Петербурге сейчас уже осень, – медленно произнес он, отпустив ее руку.
– А в Константинополе еще жарче, чем здесь…
Он бросил быстрый взгляд на женщину рядом и увидел, как она изменилась. Из глаз исчезла томная поволока, и все черты ее стали жестче, словно проступил сквозь них совершенно другой человек, расчетливый и жестокий. Но эти изменения он мог наблюдать только несколько секунд, баронесса улыбнулась и опять стала прежней.
– Почему же вы вчера ушли?
– Потому что мне не понравилось у вас в салоне, – отрывисто ответил Борис, – слишком много народу.
– Наоборот, когда много народу, это гораздо лучше для дела, – возразила она.
– Так когда же мы приступим к делу? – парировал Борис. – Не сочтите меня неблагодарным, но…
– Но дело прежде всего, – закончила она и поднялась. – Хорошо, идемте гулять. – И она удалилась в спальню.
Борис не рискнул расспрашивать, причем тут прогулка, он надеялся, что она отведет его к Вольскому, который, судя по всему, был в этой компании главным. Но чем же они занимаются? При убитом вчера ночью курьере не нашли ничего, даже документов. Стало быть, все это ему должны были предоставить здесь. Баронесса не удивилась тому, что Борис, то есть курьер из Батума, пришел в салон самостоятельно – очевидно, тот знал о существовании салона. Что еще знал курьер и не знает Борис? Борис понадеялся на свое везение и предложил руку появившейся баронессе.
Они пошли пешком по Итальянской мимо открывшихся магазинов и кондитерских. Город сбегал с горы к морю ручейками улиц, голубыми и серыми стайками домов. Но они не пошли к морю. Они свернули с Итальянской вбок, потом еще раз, Борис пытался запомнить дорогу, но тщетно. Наконец баронесса остановилась возле небольшого двухэтажного домика и, засмеявшись и оглянувшись по сторонам, бросила камешек в окно наверху, закрытое ставнями. Окно скрипнуло, но не видно было, кто смотрит на них из-за занавески.
– Пойдемте туда. – Баронесса потянула Бориса в сторону маленькой кофейни напротив.
В кофейне, кроме обязательного хозяина – жирного грека, – за обшарпанными столиками сидели два караима, да еще один грек спал в углу, прикрывшись «Симферопольским вестником».
Они сели за столик у стены, покрытой грязными потеками, Борис едва сдержал брезгливую гримасу, баронесса же смотрела невозмутимо. Слуга принес две крошечные черные чашечки, сопровождаемые запотевшими стаканами железистой крымской воды, – в Феодосии предпочитали пить кофе по-турецки, запивая холодной водой. Не успел Борис сделать глоток, как открылась дверь и появился худощавый человек невысокого роста – господин Вольский. Борис сделал невозмутимое лицо, вовремя сообразив, что курьер, впервые прибывший из Батума, не может знать Вольского в лицо.
Баронесса представила их друг другу и незаметно исчезла, оставив нетронутой чашечку кофе.
– Почему вы не объявились вчера? – отрывисто спросил Вольский вместо приветствия. – И что это за щегольской наряд? В этой части города вы обращаете на себя внимание. Неужели так и плыли в таком виде от самого Батума?
– Вы еще спрашиваете, почему я не объявился вчера? – зло прошипел Борис. – А почему вы не спросите, каким образом я вообще добрался? Татары высадили меня, не подходя к берегу. Я не боюсь промочить ноги, но вместо ваших провожатых меня встретили выстрелы. Там была засада!
