– Теперь тихо!
Кряхтя от натуги, он поставил Куизля на ноги, взвалил на плечо еще не вывернутую правую руку и, обхватив торс, потащил к выходу.
– Что… что ты задумал? – пробормотал Якоб, сотрясаемый лихорадкой. – Где чертовы стражники?
По телу снова прокатилась волна боли, и он дернулся.
– Отправил вздремнуть ненадолго, – пропыхтел Тойбер, волоча Куизля к вестибюлю. – Два дня ушло, чтобы маковый настой приготовить. Зато теперь в вине его ни одна крыса не учует. Тем более если какой-то незнакомец спаивает тебе благородное пойло чуть ли не литрами…
Он ухмыльнулся.
– А если ты про караульного, так он сейчас гадит и блюет одновременно. Старый добрый морозник свое дело знает… Ничего, не помрет.
В низком тамбуре храпели, развалившись на полу, пятеро солдат; рядом стояли два выпитых до дна кувшина. Несколько тлеющих факелов разгоняли почти непроглядный мрак и выхватывали из тьмы очертания пушек и повозок возле стены.
– Зачем ты… это делаешь? – слабо проговорил Куизль и покрепче ухватился за Тойбера, который и сам, несмотря на всю свою силу, с трудом удерживал раненого. – Они с тебя… кожу сдерут… если узнают.
– Если узнают.
Филипп вынул из кармана большую связку ключей и отворил дверь, за которой раскинулась ратушная площадь.
– Я мака добавил ровно столько, что с виду кажется, будто они упились до чертиков, – кивнул он на храпевших стражников. – Караульного поносом скрутило, а какой-нибудь болван-стражник спьяну камеру твою запер коряво. Я тут вообще ни при чем.
Он сдержанно улыбнулся и потащил Куизля к повозке, стоявшей перед ратушей. Несмотря на полуобморочное состояние, Якоб все-таки расслышал в его голосе легкую дрожь.
– Ну а если кто-нибудь меня все-таки заподозрит, то болтаться мне вслед за тобой на дыбе, – добавил шепотом Тойбер. – Придется тогда благородным мужам самим немного ручки помарать.
Куизль тем временем улегся в повозку, пропахшую гнилью и человеческими испражнениями. Регенсбургский палач накрыл его старым тряпьем и засыпал соломой, после чего взялся за вожжи и щелкнул языком на серую клячу. Та очнулась и потянула повозку в один из проулков.
– От ран не помер пока, надеюсь, и вонь переживешь, – с усмешкой проговорил Тойбер и оглянулся на кузов, полный навоза, гнилых овощей и трупов животных. – Но везти тебя в такой повозке безопасней всего. Не думаю, что стражники полезут выяснять, чего у меня там догнивает.
– Куда… мы едем? – пробормотал Куизль.
Над ним проплывали крыши и фасады домов, повозку трясло по брусчатке, и бесчисленные ушибы, ожоги и переломы напомнили о себе с новой силой.
– Ко мне домой нельзя, там искать будут в первую очередь, – ответил Тойбер. – К тому же жена наотрез отказалась ютить у себя предполагаемого убийцу. Но я знаю отличное укрытие, тебе понравится. Хозяйка заботится… – Он задумался на секунду. – Скажем так, гости мужского пола у нее под особым присмотром.
Симон с Магдаленой перебегали от одного укрытия к следующему, при этом стараясь держаться в некотором отдалении от закутанного в плащ человека. К ним присоединились также Натан и вновь обретший зрение Райзер. Меммингер свернул с Банного переулка и, выставив перед собой небольшой светильник, двинулся по извилистым улочкам к южной части города. Все четверо следовали за ним по пятам. Один раз навстречу им проехала зловонная повозка с широкоплечим, угрюмой наружности возницей. Но казначей и его преследователи успели спрятаться в подворотнях, и призрачная повозка проехала дальше.
Симон даже подумал, что Меммингер специально выбирал обходные пути, чтобы избежать возможного преследования. Примерно через четверть часа преследуемый добрался наконец до соборной площади. Шаги его гулко отдавались по мостовой, он обошел церковь и свернул к расположенному за ней кладбищу. Симон и его спутники укрылись за обветшалыми надгробьями и стали наблюдать оттуда, как Меммингер пробирался оттуда среди свежих еще могил. При этом туфли его все время застревали в размытой дождями земле, и всякий раз до лекаря доносилась приглушенная ругань. На краю кладбища высился постамент, и на нем тускло мерцала лампада. В свете пламени Симон разглядел, как Меммингер перешагнул очередной холмик и пробрался наконец к узкой двери, служившей, видимо, черным ходом в собор. В следующую секунду казначей скрылся внутри.
– Если зайдем все вместе, он может нас заметить, – шепнула Магдалена из-за надгробия. – Предлагаю вот что: мы с Симоном пойдем за ним, Ганс будет ждать здесь, а ты, Натан, спрячешься у главного входа, если казначей решит улизнуть оттуда.
Король нищих нахмурился.
– Неплохой план для женщины. Но я и сам рад буду выяснить, что же там такое понадобилось Его высокопревосходительству господину казначею. Так что пойдем я и Симон, а…
– Ну уж нет, – резко перебила его Магдалена. – Речь идет о жизни моего отца, так что я пойду.
– Натан, потом мы все тебе расскажем за кружкой доброго вина, обещаю, – добавил Симон. – Хватит мешкать, иначе он ускользнет от нас.
Тот хотел было возразить, но потом отмахнулся и с обиженным видом скрылся среди надгробий. Симон с Магдаленой прокрались к дверце и осторожно ее приоткрыли. Внутри мерцало несколько свечей, пламя их тускло освещало лишь некоторые участки громадного свода; разукрашенные витражи почти не пропускали лунного света, и всюду царил едва ли не осязаемый мрак.
Они вошли в собор справа от придела: во мраке вырисовывались колонны центрального нефа, но уже в нескольких метрах над полом терялись в темноте свода. Со всех сторон на них взирали образы святых; слева располагался колодец, над которым висела закрепленная на каменной арке серебряная цепь. Далеко впереди, в самом центре прохода, стоял громадный бронзовый саркофаг, на котором высилась статуя преклоненного перед распятием кардинала.
Симону показалось, что каждый их шаг эхом отражался от стен. Он знаком показал Магдалене, и они неподвижно и молча замерли у алтаря.
Буквально через секунду со стороны южного нефа послышался шум: тихий скрип, как если бы железом провели по железу. Момент миновал, и спустя мгновение по полу, постепенно отдаляясь, зашаркали туфли. Слева – там, где располагался центральный вход, – приоткрылась узкая щель, и полоска света на краткий миг рассеяла царивший в соборе мрак.
– Черт! – прошипел Симон. – Он решил смыться через главный вход! У него и ключ, наверное, есть. Остается только молиться, что Натан его не упустит.
– А мы за ним не пойдем? – спросила Магдалена.
Симон пожал плечами.
– А какой в этом толк? Если выйдем за ним, он наверняка заметит нас с площади, если не скрылся уже… Вот дерьмо!
Он притопнул от злости. Эхо громовым раскатом пронеслось под сводами, и лекарь испуганно замер.
– Ну, попробуем хоть узнать, чего он здесь искал, – утешила его Магдалена. – Идем, посмотрим.
Они направились к южному нефу, откуда слышался скрип. Симон взял зажженную свечу с алтаря и посветил на пол.
– Смотри! – шепнул он через некоторое время и показал на грязные следы. – Здесь, видимо, стоял Меммингер. Вот, земля сырая осталась… – Лекарь беспомощно огляделся. – Вот только узнать бы еще, что он тут делал.
Фронвизер скользнул взглядом по нише, в которой помещался небольшой алтарь с триптихом. Рака посвящалась, вероятно, святому Себастьяну – на иконе изображен был мученик, привязанный к дереву и пронзенный стрелами. На алтаре стояла небольшая позолоченная статуэтка, в одной руке она держала мешок, а в другой – стрелу.
Симон с некоторым запозданием понял, что в этой фигурке его смущало. Все пропорции соответствовали друг другу, кроме стрелы – она была слишком длинной и толстой и походила скорее на копье или на серебряную трубу. Симон поднес к ней свечу и тогда только заметил, что стрела свободно вынималась из руки, а в верхней части виднелась канавка, словно бы трубка состояла из двух частей, завинченных одна в другую.
«Завинченных?»
Симон развернулся к Магдалене.
– Этот скрип! – воскликнул он. – Я, кажется, знаю, откуда…
Со стороны главного входа вдруг снова мигнула полоска сумеречного света, потом дверь со скрипом закрылась. Магдалена потянула Симона за одну из колонн.
– Меммингер, похоже, вернулся, – прошептала она взволнованно. – Может, забыл что-нибудь?
Симон помотал головой.
– Думаю, это кто-то другой. Пришел забрать послание.
– Послание? – переспросила Магдалена. – Какое…
Симон приложил палец к губам, не дав ей договорить, и показал на человека, кравшегося по центральному нефу в сторону ниши. Когда незнакомец встал перед алтарем, Магдалена зажала рот ладонью, чтобы не вскрикнуть. Это был тот самый человек, который пытался ее убить. Смертоносная рапира по-прежнему висела у него на поясе. Впервые за все это время он снял капюшон, и Магдалена смогла рассмотреть его лицо, узкое, похожее на крысиную мордочку; брови изгибались тонкими линиями, под ними сверкали маленькие бегающие глазки. Голова, как раздутый пузырь, венчала слишком щуплое туловище; несоразмерность эта подчеркивалась еще и тем, что незнакомец оказался совершенно лысым. Невзрачное его одеяние состояло из бриджей, кожаных башмаков и короткого плаща поверх серого сюртука. Он огляделся по сторонам, при этом взгляд его скользнул по колонне, за которой прятались Симон с Магдаленой. Оба резко втянули головы в надежде, что убийца их не заметил.
