Увы, не раз в своей бурной жизни Келецкий убеждался, насколько верна пословица: «Человек предполагает, а Бог располагает!» То, что случилось буквально четыре дня спустя, перечеркнуло этот так хорошо продуманный план и заставило его сочинять новую версию прямо на ходу. Этот новый вариант оказался непростым, запутанным… Впрочем, сейчас, когда время прошло, Виктоˆр убедился, что ошибок он не наделал. В городке все спокойно: убитого – как подозревает полиция – Замятина немного поискали и перестали. Убийцу и насильника Лапидарова убил местный парень и сбежал в испуге. Этого Ганса если и ищут, то не в окрестностях, а где-то подальше… Келецкий по-настоящему гордился собой. Он гениальный стратег! Это же надо: из такой запутанной и неожиданно сложившейся ситуации выйти так блестяще! А ведь все и в самом деле произошло так неожиданно…
Наверное, Виктоˆр будет помнить тот день всю жизнь. Он не сентиментален, но все-таки убить человека собственными руками!.. Услышать треск раскалывающихся костей, увидеть ударившую фонтаном кровь – такую необыкновенно яркую! Он первый раз в своей жизни совершил убийство, и, дай бог, – последний! Он всегда занимался противозаконными делами, но уж никак не убийствами! То, что случилось с Замятиным, – так он ведь только отдал приказ. А вот так, сам… Нет-нет, убийство – не его дело! Так сложились обстоятельства, и, конечно же, вся вина лежит на Лапидарове. Мерзавец спровоцировал свою собственную гибель.
А ведь день проходил так чудесно, ничего не предвещало нелепой развязки… Вскоре после завтрака ему захотелось полежать в термальном бассейне. Он не принимал ванны регулярно, как все другие постояльцы пансионата: он с аристократическим размахом не признавал никакой дисциплины. Ну и потом, был ведь рассеян, забывчив – так все вокруг его и воспринимали. Но в тот день он полежал в теплой воде от души и в город пошел бодрым, энергичным, веселым… Виктоˆр, все контролируя, тем не менее никогда не отказывал себе в удовольствиях и радостях жизни. Он навестил одно веселое заведение с девицами. Проведя там пару часов – сначала с одной девушкой, потом с другой, – он в какой-то момент вспомнил своих подельщиков, «узников Кровавой Эльзы». И удивился: ведь молодые мужики еще, а вот же, живут отшельниками, без баб! Впрочем, теперь им выбирать не приходится, а потом они свое наверстают!
В казино он увидел Лапидарова – тот сидел в карточном зале за столиком с человеком, в котором Келецкий узнал одного из агентов-скупщиков. Казино было удобным местом для встреч и незаметного обмена похожими саквояжами. Келецкий быстро ушел в другой зал, к рулетке. «Отлично, – подумал он. – Мирон, похоже, не хочет никаких осложнений. Я тоже». Настроение у него стало еще лучше. Однако к ужину он вернулся на виллу «Целебные воды» – не потому, что устал развлекаться, просто вспомнил своих подельщиков, живущих отшельниками на горе, и ему стало немного неспокойно. Потому и решил на следующий день, утром, сам подняться в замок Альтеринг. Давно не был там – надо навестить ребят. Они ведь все люди рисковые, с гонором, а живут долгое время замкнуто, в одной компании. От скуки могут перессориться, а то чего еще хуже! Савелий периодически встречается то с Григорием, то с Тихоном, но что он может от них узнать? Нет, ничего нельзя пускать на самотек! Самому, самому все видеть, знать… Потому Виктоˆр и хотел вечером подготовиться к походу в горы, пораньше лечь, выспаться. А с самого утра уйти потихоньку.
После ужина он немного поболтал с хозяевами, потом ушел к себе в комнату. А вскоре к нему в дверь постучали, и зашел Лапидаров.
– Не бойся, – сразу успокоил, плотно прикрывая за собою дверь. – Никто не видел, как я к тебе шмыгнул.
Келецкий, вспомнив встречу в казино, подумал было, что есть какие-то неожиданные новости от агента, с которым Лапидаров встречался. Но тот, без лишних предисловий, сразу заявил ему:
– Все, дорогой начальник! Я свою партию сдаю, в твои игры больше не играю! Свою игру начинаю, а то, боюсь, могут меня здесь обойти! Летун этот чертов на мою голову свалился, все планы расстраивает! Пока я твои делишки буду проворачивать, он мою немочку умчит на аэроплане!
– Постой, постой! – оборвал его Келецкий. – Затараторил, ничего не понять!
– Чего не понять? Я тебя заранее предупреждал: ищи мне замену! Отваливаю я!
– Та-ак…
Келецкий медленно поднялся со стула, глубоко вздохнул. Он вновь почувствовал, как ярость, загнанная в глубь мозга, расправляет щупальца. Но он держал себя в руках и внешне был спокоен. Спросил после паузы:
– Ты сегодня в казино с агентом встречался – я видел. Где деньги, которые он тебе передал?
– У меня! – со значением заявил Лапидаров. – Считай, это первый твой взнос за мое молчание. Так сказать – аванс. – Он самодовольно улыбнулся прямо в лицо Виктоˆру. – Но ты же умный человек, понимаешь: это очень мало, прямо мизер! Молчание, оно, знаешь ли, дорого стоит!
Толстые щеки Лапидарова, подбородок и пористый нос лоснились, как казалось Келецкому, от самодовольства, маленькие, тусклого цвета глаза словно насмехались. Лапидаров и правда заулыбался, приглаживая пухлой ладонью редкую длинную прядь на темени. Он видел, что Виктоˆр молчит и кажется растерянным, и уже мысленно торжествовал: «Куда ты денешься! Дашь все, что попрошу, – и сейчас, и потом!» Именно в этот момент Лапидаров до конца поверил, что поймал настоящую удачу. Всю жизнь охотился за ней, и вот наконец-то!.. От чувства полной уверенности и безнаказанности он сел на стул, закинул ногу на ногу…
Именно в этот момент Келецкий перестал сдерживать себя. Ярость вырвалась из-под контроля, от невыносимой злости и унижения в голове вспыхнула боль, лицо Лапидарова расплылось в его глазах… В тот самый момент, когда непрошеный гость уселся в вольной позе, Келецкий схватил с подвесной полки, оказавшейся прямо у него под рукой, статуэтку рыцаря и опустил ее на затылок Лапидарова. Ударил со всего размаху – один, второй, третий раз! Он просто не мог остановиться и продолжал бы, наверное, бить, но тяжелое тело Лапидарова кулем свалилось на пол. Келецкий смотрел на него несколько минут, почти ничего не осознавая, тяжело дыша. Потом закрыл глаза, сжал зубы, заставляя себя успокоиться. И наконец внимательно огляделся вокруг.
Лапидаров был мертв – сомнений в этом не оставалось. На полу – много крови, брызги есть на скатерти, покрывале. Келецкий увидел, что все еще держит в руках окровавленную статуэтку. Ее вид что-то напомнил ему… Да, да, Лапидаров рассказывал историю про убийство в тюрьме – тоже статуэткой. Роковое совпадение: там Лапидаров за этим наблюдал, а теперь сам подставил голову под статуэтку. Именно подставил! Келецкий, уже совершенно успокоившись, усмехнулся: шантаж – дело опасное, можно нарваться!
Он не стал упрекать себя за то, что не сдержался, нарушил свои планы. Какой толк в бесполезных сожалениях? Дело сделано, нужно быстро придумывать другой план. Ведь крови так много, что ее следов не скроешь. Есть убитый, и это будет для всех очевидно. Исходить надо из этого… И сразу же его осенила мысль: теперь ему в любом случае придется исчезнуть, так пусть же он исчезнет не как убийца, а как жертва!
Келецкий быстро привел себя в порядок: умылся, вымыл руки, переоделся, поскольку на брюки попала кровь. Заперев двери комнаты на ключ, он отыскал Савелия. Тот помогал после ужина убирать в столовой. Не показываясь никому на глаза, Виктоˆр дождался, когда Савелий вышел на веранду вынести мусор, отозвал его к кустам. Быстро рассказал о том, что произошло, дал ключ от комнаты.
– Ты еще минут десять покрутись тут, потом уйди. Запрись, откроешь только на мой условный стук. Пока там ничего не трогай, вместе решим, что делать.
Сам он потихоньку пошел по аллее сада в сторону коттеджа. На первом этапе для выполнения нового плана ему нужны были зрители. И он услышал голоса на веранде, где жил с женой и дочкой аптекарь из Малороссии. «Приятный, но примитивный человек, – мимоходом подумал Келецкий. – Облапошить его легко, все принимает на веру».
Незаметно, со стороны, он посмотрел на веранду и обрадовался: там было полно народу. Столько свидетелей – это настоящая удача! Теперь нужно как следует разыграть страх, может бать, даже ужас. Картинка должна выглядеть так: беззащитный слабоумный молодой человек боится «страшного Лапидарова». Он узнал в нем кого-то – скорее всего, преступника: аптекарь, и Эрих, и этот, из Южной Африки, должны вспомнить и его прежние испуганные взгляды, и подобные слова. Но теперь все должно быть гораздо сильнее: настоящий животный страх, паника. Ведь завтра, когда обнаружится исчезновение и Замятина, и Лапидарова, эта сцена разыгранного страха должна для всех стать как бы ключом к единственному выводу: Лапидаров пришел в комнату узнавшего его Замятина, убил молодого человека и, спасаясь, скрылся…
Келецкий, несмотря на всю серьезность положения, улыбнулся: какой же он молодец, что подготовил себе возможность вот такого исчезновения – новое жилье, новое обличье! Сейчас он гениально сыграет свою роль – это он умеет! И он вышел на аллею, медленно пошел в сторону веранды: лицо его бледнело, глаза расширялись, наполнялись страхом. Вот он стал на ступеньку, и мальчишка с девчонкой, сидевшие там, встали, пропуская его. Сидевшие на веранде люди замолчали, все повернулись к нему, к Замятину. И он, медленно обводя всех взглядом затравленных глаз, сказал тихо, почти прошептал:
